Annotation
В первую прозаическую книгу поэта вошли рассказы-воспоминания о детстве, опаленном яростным пламенем войны, о героизме и мужестве советских людей, защитивших Отечество, памятных встречах на журналистской дороге длиною в 30 лет…
Игорь ПУППО
NO PASARAN!
С ЧЕГО НАЧИНАЕТСЯ РОДИНА
«ПРИКАЗ ПОНЯЛ. ВЫПОЛНИТЬ НЕ МОГУ»
ПЕРВЫЕ ЦВЕТЫ — В МАЕ
СЕРДЦЕ ПАРТИЗАНА
МАТЬ
ЖИЛ МАЛЬЧИК ЖЕЛТОВОЛОСЫЙ…
ТРИ ВЕТКИ СИРЕНИ
ТРИ СТРАНИЦЫ БОЛЬШОЙ ЖИЗНИ
ОСЕННИЙ ДОЖДЬ
ЦВЕТЫ ТЕРНЕЯ
УЛЫБКА ЧАПАЯ
КИСЕЛЕВСКИЕ ТРАССЫ
ДОРОГА В ГОРЫ
Я ЕМУ РАССКАЗАЛ О БОЛГАРИИ
СЫНОВЬЯ ПРИНИМАЮТ ПРИСЯГУ
ПАМЯТНИК
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
Игорь ПУППО
ЗВЕЗДЫ НА РЕЙДЕ
РАССКАЗЫ
NO PASARAN!
На любом перекрестке планеты,
Эту землю и солнце любя,
По одним нам знакомой примете
Я узнаю, товарищ, тебя.
На улыбку улыбкой отвечу,
Только ты, как условленный знак.
Подними мне, товарищ, навстречу,
По-рот-фронтовски
сжатый кулак!..
В моем маленьком домашнем музее, рядом с камешками, собранными у подножья Парфенона, возле пирамиды Хофу, и черно-белым осколком гранита, привезенным сыном Виталькой из Антарктиды, хранится целлофановый мешочек с горсткой крымской земли. Рыжеватобурая, мерцающая кристалликами сивашской соли, эта безжизненная, словно лунный грунт, щепотка щемяще дорога мне, потому что взята на том самом месте, где соль земли обильно смешана с соленой человеческой кровью…
Двадцать лет назад я уже писал об этих парнях, об их удивительном подвиге, но теперь, по прошествии стольких лет, стали известны новые факты их жизни и смерти, и свет их метеоритной вспышки существеннее видится на фоне полыхающего пожара Великой Отечественной войны, на фоне всенародного подвига.
А началось с того, что испанские товарищи, живущие в нашем городе, пригласили меня принять участие в памятной поездке, и я, конечно же, согласился и прихватил с собой десятилетнего сынишку-пионера: для него все, что предстоит увидеть и услышать, будет особенно полезным. Испания, органично вошедшая в детство моего поколения, непременно должна была войти в сердце и ему, рожденному в 1955 году…
* * *
Детство моего поколения грезило сражающейся Испанией, жило ею. Мы пели о ней песни, мы сетовали, что не родились на десяток лет раньше, и с гордостью носили шапочки-испанки с кисточкой впереди, на манер бойцов-республиканцев. В некоторых наших пионерских дружинах и по сей день носят такие шапочки, только надо бы почаще рассказывать детям, откуда они пришли к нам и когда…
Зеленые младшеклассники, мы приветствовали друг друга тогда лозунгами республиканцев «Но пасаран!» — «Они не пройдут!» — и поднимали при этом сжатую в кулак ладонь.
В 1940 году, став пионером, я, помнится, отыскал в книге для чтения стихотворение «Синий автобус» — о том, как вывозили из пылающего Мадрида ребятишек, — увозили от смерти, а привезли — в смерть. Имя автора стихов меня тогда не волновало, а само стихотворение потрясло, и я мгновенно запомнил его:
…С немецкого «юнкерса»
злобно и тупо
Немецкие каски глядят,
Немецкие бомбы — изделия Круппа, —
На синий автобус летят…
Тогда еще я не мог предполагать, что через год и я, и мои сверстники лично познакомимся с немецкими бомбами — изделием Круппа. И для многих, очень многих тысяч советских детей эта встреча станет роковой…
Не ждите, не стойте же зря на пороге,
Не ждите — гасите огни:
В предместье Мадрида на пыльной дороге
Лежат бездыханно они.
Поет о них песни лишь ветер унылым,
Валяются куклы в пыли…
…Так встретились нынче
с «культурой» арийской
Дети испанской земли…
Но не все испанские ребятишки погибли тогда. Многих увезли корабли под красным флагом. Многих отогрели, вынянчили советские люди. Для них, обездоленных фашистами, наша Родина стала второй матерью — заботливой и нежной. И они отплатили ей за это сыновней любовью и верностью — до последнего вздоха. Но об этом — ниже.
…Раннее утро 8 мая 1965 года. Шарканье метел по асфальту. Город досматривает сны.
Новенький синий автобус «ЛАЗ» тормознул на улице Дзержинского. В автобусе пожилые и совсем юные пассажиры — смуглый глазастый народ. Слышна негромкая испанская речь. А еще наш автобус благоухает всеми цветами весны и напоминает передвижную цветочную лавку — до самой крыши он забит венками и только что срезанными гвоздиками, тюльпанами и бутонами роз…
Я забегаю за Анчишкиным. Он спит.
— Ты ведь обещал быть готовым! Нас ждут!
— Я всю ночь стучал на «ундервуде». Посмотри на машинку — у нее до сих пор клавиши шевелятся!..
Снизу застенчиво клаксонят.
Писатель Владлен Николаевич Анчишкин на фронте был комбатом. Я не успеваю возмутиться — он уже одет и водит бритвой по лицу.
— Захвати парадный мундир, — настаиваю я. — Так надо. Ну пожалуйста же, Владлен!..
— Свадьба с генералом! — рявкает бывший комбат и нехотя достает из шкафа длиннющий потертый пиджак — серый в полоску, который надевает раз в году на праздник — День Победы. — Тебя хлебом не корми, а подавай показуху! — корит он меня, пока мы спускаемся по лестнице.
В автобусе сонно, прохладно.
Анчишкин накидывает полосатый пиджак на худенькие плечи моего сына Витальки, и тот аж пригибается от его тяжести: пять орденов, дюжина медалей. Пиджак сыну — почти пальто, в автобусе еще будет жарко, но он так и не захочет расстаться с ним.
Мы едем в Крым…
* * *
Там, в Крыму, в степной его части, на околице села Шубино — невысокий гранитный обелиск. Собственно, обелиска сейчас не видно: венок на венок — и вот уже до самой звездочки могила утопает в цветах. Цветы из Киева и Симферополя, из Донецка и Джанкоя. Маки из Казахстана, розы из Душанбе. Отныне с ними рядом — и венки, привезенные из Днепропетровска… А вокруг братской могилы все круче закипает людской прибой и выносит на крохотный гранитный островок розовато-белую пену цветов.
Памятник соорудили шубинские колхозники на собственные сбережения. Он поднялся не по случаю юбилея или праздника. Никто не давал указания крымским хлеборобам соорудить его. Никто, кроме собственных сердец. «Вечная слава героям-десантникам, павшим в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками…»
* * *
От обелиска — степью до побережья гнилого моря Сиваш — километра два-три… На вязком болотистом дне высохшего лимана — отпечатки тысяч подошв. Соленый, но по-майски горячий ветер дует нам в лицо, он слизывает густую жижицу, выступающую из-под каблуков, и тотчас же на том месте, где только что ступила нога человека, серебристо вспыхивают кристаллики соли…
