Будучи преторианским префектом, он — самая влиятельная фигура в Риме после членов императорской семьи. Не удивлюсь, если он метит на высокое место. Что касается Калигулы, то недостатков у него сколько угодно, но вот недалёким его никак не назовёшь.

— Это и тревожит Антонию. Ей непонятно, что у него на уме, а то, что ей непонятно, вне её власти. Это, разумеется, отравляет ей существование.

— Представляю. Хотя не назвал бы это очень странным.

— Нет, странно то, что Макрон обхаживает ещё кое-кого, — произнёс Магн с заговорщическим блеском в глазах. — А именно, Ирода Агриппу. Когда-то Антония была с ним дружна. Он даже занимал у неё деньги, которые никогда не возвращал, полагая, что коль он в фаворе у Тиберия и является приятелем его сына Друза — они учились вместе, — ему за это как бы причитается. Тем не менее, когда Друз умер, Ирод бежал из Рима вместе со своими долгами и вернулся к себе домой в Идумею.

— И где это?

— Кто его знает. Где-то рядом с Иудеей, если не ошибаюсь, потому что сам он — еврей. Как бы то ни было, вскоре он вместе с долгами был вынужден уехать туда, где взялся докучать тамошним царькам и тетрархам, требуя у них трон или, на худой конец, некую сумму денег, на том основании, что он-де приходится внуком Ироду Великому. Пару месяцев назад он вернулся в Рим и даже сумел вновь втереться в доверие к Тиберию. По словам твоего дяди, он организовал приезд в Рим посольства парфянских мятежников. В следующем году те прибудут в Рим и будут просить Тиберия, чтобы он помог им низложить тамошнего царька. В качестве вознаграждения Тиберий сделал Ирода Агриппу наставником своего внука Тиберия Гемелла.

— А почему тебе кажется странным, что они с Макроном друзья?

— Мне кажется странным то, что хотя Макрон всячески пытается заручиться благосклонностью Калигулы, одновременно он водит дружбу с Иродом, ибо в его глазах этот еврей имеет самое сильное влияние на другого вероятного наследника — Гемелла.

— То есть он поставил сразу на две колесницы?

Магн усмехнулся и покачал головой.

— Нет, господин, сдаётся мне, что он поставил сразу на три. Есть у Ирода ещё один хороший знакомый, друг детства, который учился вместе с ним и Друзом. Этот третий вероятный наследник — сын Антонии, Клавдий.

Солнце постепенно клонилось к закату, а море внизу под ними отливало бронзой. Веспасиан и Магн прошли в главные ворота Кирены в нижний город. Носильщики были вынуждены прокладывать себе путь сквозь полчища нищих. В основном это были крестьяне, у которых не уродился сильфий: они пришли в город в надежде получить милостыню от купцов, прежде чем те устанут раздавать монеты бессчётным попрошайкам. Теперь им приходится полагаться на чью-то щедрость и великодушие.

— У меня этот городишко уже сидит в печёнках, — произнёс Веспасиан, отталкивая от себя руки нищих. — Он — наглядное свидетельство того, сколь низкое положение наша семья занимает в Сенате. Ведь сюда посылают только самых захудалых, неродовитых квесторов.

— Насколько мне помнится, ты вытащил его но жребию.

— Да, но только низкородные квесторы вынуждены тянуть жребий. Те, что происходят из именитых семей, получают непыльные должности в Риме. Сабину повезло, что в прошлом году он вытянул Сирию.

Магн раздражённо оттолкнул какую-то особо надоедливую старуху.

— У меня в сумке письмо от Ценис. Надеюсь, оно поднимет тебе настроение, а это тебе ой как не помешало бы.

— Поднимет! — крикнул в ответ Веспасиан, стараясь перекричать поток брани, что обрушила на Магна старая карга. — Хотя вряд ли оно существенно улучшится прежде, чем в следующем марте не возобновится мореплавание и мне не придёт замена. Я должен вернуться в Рим. Надоело прокисать в этой дыре. Хочу убедиться, что моя карьера потихоньку сдвинулась с места.

— Тебе осталось убить здесь всего четыре месяца, и я с удовольствием составлю тебе компанию. Сказать по правде, когда Антония не сумела раздобыть для тебя разрешение посетить Египет, я сказал ей, что всё равно отправлюсь к тебе, даже если повезу с собой дурные известия. В данный момент в Риме мне оставаться не с руки, и пока я буду здесь, твой дядя постарается всё уладить.

— Что ты там натворил?

— Ничего, просто защитил интересы моих братьев с большой дороги. Я оставил Сервия, чтобы тот в моё отсутствие присматривал за обстановкой.

Веспасиан знал: ему лучше не совать нос в тёмные делишки Братства перекрёстка дорог южного Квиринала, которыми заправлял его друг. Насколько он догадывался, главным видом их деятельности было взимание дани с купцов, оно же вымогательство.

— Можешь оставаться здесь, я буду рад. Вот только заняться здесь, боюсь, тебе будет нечем.

— А как же охота? Неужели в этих краях не водится дичи?

— В окрестностях города почти никакой, но если уехать на пару дней пути на юг, там у подножия плато водятся львы.

— Через несколько дней у тебя день рождения. Давай отметим его тем, что убьём льва, — предложил Магн.

Веспасиан виновато посмотрел на друга.

— Если хочешь, можешь праздновать один. Но, боюсь, я не смогу. Мне разрешено покидать пределы города лишь по официальным делам.

Магн покачал головой.

— Боюсь, это будут тоскливые несколько месяцев.

— Добро пожаловать в мой мир.

— А как насчёт местных шлюх?

— Говорят, они милые и далеко не первой молодости, каких ты любишь. Только они слишком сильно потеют.

— Господин, давай только без намёков в мой адрес. Можно подумать, у меня есть выбор. Я делаю то, что мне велит госпожа, и как я уже сказал, в последнее время это бывает нечасто.

Веспасиан улыбнулся.

— Уверен, Квинтиллий, мой секретарь раздобудет для тебя девку поприличней.

Улица заканчивалась шумной агорой нижнего города.

— Что там происходит? — спросил Магн, указывая на толпу евреев, что насмехались над высоким, широкоплечим юношей. Тот, стоя перед ними на постаменте, пытался обратиться к ним с речью. Рядом с ним стояла молодая женщина с годовалой девочкой на руках. Возле её ног, испуганно поглядывая на шумную толпу, примостился трёхлетний мальчуган.

— Очередной еврейский проповедник, скорее всего, — со вздохом ответил Веспасиан. — Последнее время их тут полным-полно. Проповедуют какой-то новый еврейский культ. Слышал, что старшее поколение их не любит. Но я их не трогаю, покуда они ведут себя мирно. Я здесь давно уяснил для себя одну вещь: в дела евреев лучше не ввязываться. Нам их всё равно не понять.

Поскольку нищие им больше не мешали, носильщики ускорили шаг, быстро двигаясь по широкой главной улице нижнего города, по обеим сторонам которой выстроились старые и безвкусные, зато внушительные двухэтажные дома зажиточных торговцев. Вскоре процессия уже начала подъём к верхнему городу.

Взбодрённый тем, что его ждёт письмо от Ценис, Веспасиан обратил мысли к любимой женщине, которую не видел вот уже семь месяцев. Она по-прежнему оставалась рабыней в доме Антонии. Через три года ей исполнится тридцать, и он очень надеялся, что по достижении этого возраста она, как то разрешал закон, получит долгожданную свободу.

Хотя Веспасиан как мужчина сенаторского ранга не мог взять в жёны вольноотпущенницу, он очень надеялся, что как только Ценис сможет принимать самостоятельные решения, она станет его любовницей. Он мог бы поселить её в небольшом домике в Риме — денег у него хватит. У него уже скопилась некая сумма от взяток и подношений, которыми его осыпали здесь в провинции местные жители в надежде заручиться поддержкой и покровительством высокого римского чиновника.

Махнув рукой на моральные принципы, он теперь без стеснения брал взятки, рассчитывая, что к моменту возвращения в Рим ему будет хватать денег не только на домик для Ценис, но также для себя и супруги, которой ему рано или поздно придётся обзавестись, чтобы выполнить долг перед семьёй. В письмах, которые слали ему родители, — теперь они обитали в Авентикуме, в Верхней Германии, где отец занимался ссудным делом, — они не раз давали понять, что ради продолжения рода ему пора обзавестись наследником.