— Какая замечательная овца, — произнёс Калигула, с довольной ухмылкой глядя, как Потит плетётся навстречу собственной смерти. — Теперь, когда я снова с вами, жизнь в городе возобновится. Плебейские игры, которые должны были начаться пять дней назад, откроются сегодня же. Тем из вас, что клялись, что ради моего здоровья готовы сражаться в качестве гладиаторов, уже завтра будет дана возможность выйти с мечом на арену, чтобы исполнить собственную клятву.

— Пощади его, цезарь! Пощади его, цезарь! — в один голос скандировала двадцатитысячная толпа в каменном амфитеатре Статилия Тавра на Марсовом поле. В воздухе стоял крепкий запах мочи. Опасаясь лишиться места, если они вдруг по нужде выйдут на улицу, люди справляли естественные надобности там же, где и сидели. Моча стекала по каменным сиденьям, впитываясь в туники тех, кто сидел ниже.

Победитель, ретиарий, — последний из шести гладиаторов, кто устоял на ногах, — прижал трезубец к горлу последнего поверженного противника, секутора, запутавшегося в его сети, и поднял взгляд на императора.

Веспасиан посмотрел на Калигулу, сидевшего рядом с Друзиллой в императорской ложе. Интересно, выполнит ли он пожелание толпы? До сих пор он их выполнял. С другой стороны, в течение последних четырёх дней это были исключительно требования смерти.

Калигула выставил руку вперёд в знаке пощады и задумчиво наклонил голову. Толпа разразилась одобрительными возгласами. Увы, уже в следующий миг большой палец, словно вытащенный из ножен меч, дёрнулся вниз, требуя смерти.

Судья поединка, именуемый «сумма рудис», убрал от груди ретиария длинный жезл. Сам ретиарий отступил назад, давая противнику приподняться на одно колено и встретить смерть с гладиаторской честью, а не валяться на красном от крови песке, словно загнанный охотниками олень.

Ярость толпы, требовавшей пощадить её любимца, который столь храбро сражался на арене, разгорелась ещё сильнее. Освободившись от сети, секутор, в ожидании смертельного удара, схватился за ногу противника. Ретиарий бросил трезубец и, вытащив остриём вниз длинный, тонкий нож, нацелил его в шею секутору. Кивнув головой в гладком бронзовом шлеме с двумя крошечными дырочками для глаз, обречённый боец подставил под удар горло. Оба — и победитель, и жертва — напряглись перед моментом ритуальной смерти. Неожиданно на грудь ретиарию вновь лёг судейский жезл.

Воцарилась гробовая тишина. Все посмотрели на Калигулу. Его большой палец был поднят вверх. В следующий миг император разразился истерическим хохотом.

— Как я вас! — кричал он сквозь смех. — Неужели вы и впрямь подумали, что я, тот, кто печётся о вашем благоденствии, не выполню ваше пожелание? Конечно же выполню!

Позабавленные императорской шуткой, зрители рассмеялись. Ретиарий убрал нож. Несчастный секутор задыхался, не веря собственному везению.

Веспасиан посмотрел на Калигулу. В следующий миг лицо императора исказилось гневом. Он вскочил с места и приказал всем умолкнуть.

— Но вы насмехались надо мной! — истерично кричал он. — Как будто не любите меня! Меня! Вашего бога и императора. Вы насмехались надо мной! Да как вы посмели! О, будь у вас одно общее горло, с каким удовольствием я бы его вам перерезал. Я преподам вам урок, чтобы отныне вы боготворили меня! А чтобы вы не забывали этого делать, я поставлю мои статуи в каждом храме, причём не только здесь, в Риме, но и во всей империи! — Калигула на минуту умолк и печально обвёл глазами цирк. — Да, я могу не только давать, но и брать назад. Я больше не намерен исполнять ваше желание. — С этими словами он выставил вперёд руку с опущенным вниз большим пальцем.

Никто не проронил ни звука. Гладиаторы вновь приняли позу ритуального убийства. Острое лезвие ретиария пронзило секутору горло. Фонтаном брызнула кровь. Увы, ни рукоплесканий победителю, ни ликующих криков не последовало. Ответом стала гробовая тишина.

Отдав салют императорской ложе, ретиарий воздел в знак победы трезубец и сеть, и зашагал к воротам, что вели в гладиаторские казармы.

Калигула указательным пальцем велел сидевшему сзади Макрону наклониться к нему и, что-то шепнув ему на ухо, указал куда-то в зал. Последовал короткий спор, после чего Макрон, явно злясь, встал со своего места и что-то сказал Херее, который стоял у входа в императорскую ложу. Калигула вновь переключил внимание на арену. Херея вышел из ложи.

Внизу на арене, одетый Хароном, лысый падальщик во всём чёрном бродил между тел, проверяя, не подаёт ли какое-то из них признаки жизни. С это целью он тыкал им в гениталии раскалённой кочергой. Убедившись, что перед ним мертвец, он снимал с него шлем и тяжёлым молотом раскалывал череп, выпуская его дух на свободу.

Как только ритуал завершился, тела крюками уволокли с арены для погребения. Песок разровняли граблями и кое-где досыпали чистый. Настроение толпы тем временем улучшилось — люди ждали продолжения зрелища. Следующими на арену должны были выйти четыре всадника, которые неразумно пообещали ради выздоровления Калигулы превратиться в гладиаторов. И вот теперь все четверо получили такую возможность. Ведущие на арену ворота распахнулись, и по амфитеатру пробежал возбуждённый шёпот. Но вместо четырёх гладиаторов из ворот с рычанием выбежал десяток голодных львов, которых, размахивая факелами, подгоняли рабы. Ворота закрылись. Львы остались одни.

Зрители, зная, что львы никогда не будут драться друг с другом, а бестиариев, которые всегда выходили на арену первыми, не было, притихли, мучимые вопросом, кого же сегодня предстоит убить львам.

Впрочем, вскоре ответом стало клацанье подбитых железом сандалий о камень, донёсшееся со стороны двух входов на зрительские трибуны. В следующий миг, сея вокруг себя ужас и панику, ворвались примерно полцентурии преторианцев. В считанные мгновения они окружили два десятка зрителей в переднем ряду той части зала, на которую указал Калигула. За их спинами тотчас началась давка. Поняв, какая судьба им может быть уготована, люди с криками бросились к выходу. Кто-то в спешке споткнулся и упал, и был тут же раздавлен бегущими. Между тем львиный рык слился с исступлёнными криками ужаса — это на арену швырнули первых несчастных. Они даже не упали на песок — львиные когти впились в них уже в воздухе. Хищники принялись терзать и подбрасывать своих жертв, словно тряпичных кукол, и вскоре острые клыки обагрились кровью.

Преторианцы тем временем быстро побросали на арену остальных. Жить им осталось считанные мгновения. Львы тотчас же набросились на них: перегрызали горло, рвали на куски, вырывали внутренности. Пяти или шести несчастным удалось убежать от кровавой бойни, вот только спрятаться от неё им было негде. Каково же было изумление Веспасиана, когда зрители той части зала, которую не затронули действия преторианцев, принялись хохотать, глядя, как полуобезумевшие люди бегают по арене, преследуемые львами. Эти «догонялки» вызвали у них куда больший восторг, нежели растерзанные львиными когтями трупы.

Веспасиан вновь посмотрел на Калигулу. Тот сидел с довольной улыбкой. Наконец львы растерзали последнюю жертву, и зрители разразились ликующими возгласами. Они вновь любили своего императора.

Веспасиан с трудом дождался окончания игр. Ведь попытайся он уйти раньше, чем не раз раздражал Калигулу до его болезни, как это могло стоить ему жизни. Ибо рассудок его бывшего друга помутился окончательно.

Наконец, в окровавленный песок ушла последняя жизнь. Купаясь в восхищении толпы, Калигула поднялся с места. Веспасиан вместе с остальными сенаторами поспешил прочь. Все как один стыдливо отводили взгляды, не решаясь посмотреть друг другу в глаза. Вдруг кому-то захочется шёпотом прокомментировать то, чему только что стали свидетелями?

Выйдя на свежий воздух, Веспасиан решительно зашагал домой.

— Вон он! — раздался за его спиной голос Калигулы. — Макрон, веди его ко мне!