— Я богат. У меня поместья.

— Да, но эти деньги завязаны на земле, мулах и рабах. Она же не пойдёт к ювелиру покупать себе очередное ожерелье, таща за собой упирающегося мула. Сомневаюсь также, что она согласится жить в поместье, в окружении неотёсанной деревенщины. Нет, ей подавай роскошный дом на Эсквилине.

— У меня есть наличность, — едва не выкрикнул от злости Веспасиан.

— До Капеллы тебе всё равно далеко.

Веспасиан открыл было рот, чтобы возразить, однако понял: спорить бесполезно. Магн прав. Вместо этого он приложил руку ко лбу и несколько секунд энергично тёр его.

— Он предложил мне возможность, зная, что она ответит отказом. Даже в этом случае он мне ничего не должен, даже ломаного гроша. Какой ловкач!

— А что я тебе говорил?

— Да, хитрый ублюдок, и главное, теперь я не могу расторгнуть наш уговор.

Тщетно стараясь не подавать виду, что чувствует себя круглым дураком, Веспасиан зашагал прочь. Магн остался стоять, с улыбкой глядя ему вслед.

Веспасиан быстрым шагом догнал колонну, которая уже вступила в пальмовый лес. О боги, как же он был наивен! С тех пор как он встретил Флавию, он только и делал, что упивался собственной значимостью. Он полагал, что всё, что он делает — это в собственных интересах. И вот теперь у него открылись глаза: Капелла — человек старше его и опытнее в житейских делах — перехитрил Веспасиана. Этот ловкач наверняка постарается лишить его награды, которой собственно и соблазнил его — Флавией.

Капелла прав: он решился на эту авантюру лишь затем, чтобы пустить ей пыль в глаза. Веспасиану вспомнился его последний разговор с его бабкой Тертуллой. Он не сомневался, Тертулла пришла бы в ужас от его недавних «подвигов». В своих действиях он руководствовался не зовом сердца, а плотским желанием. Торопился и использовал данную ему власть в своих корыстных — и незрелых — интересах. Сколько людей погибло, а всё из-за его себялюбия! Как быстро он забыл свои юношеские идеалы, которые он поклялся защищать, когда впервые увидел Рим. Тогда ему было совестно даже принять самую ничтожную взятку. Вот и сейчас он снова сгорал от стыда.

— Квестор! — раздался голос откуда-то из середины колонны, чем вывел Веспасиана из задумчивости.

Он повернул голову: к нему, из гущи бывших пленников, проталкивался мужчина лет тридцати.

— В чём дело? — спросил он, довольный тем, что можно подумать о чём-то другом.

— Во-первых, хочу поблагодарить тебя за то, что ты спас нас от рабской участи, — сказал мужчина, шагая с ним рядом.

— Ты должен благодарить тех, кто отдал ради этого жизни, а не меня, — ответил Веспасиан, искоса посмотрев на незнакомца.

Судя по чертам лица и головному убору, это был еврей.

— Такой ответ может исходить лишь от того, кто сам полон сочувствия, — возразил еврей. — Однако ты привёл их, чтобы спасти нас. А ведь ты мог остаться в Кирене, бросив нас на произвол судьбы.

— Боюсь, ты не знаешь всей правды, — ответил Веспасиан, в первую очередь самому себе.

— Какова бы она ни была, это не изменит того факта, что своей свободой мы обязаны тебе. Поэтому все мы — твои должники. Лично я этого никогда не забуду.

Веспасиан хмыкнул.

— А во-вторых?

— Что во-вторых? — не понял его еврей.

— Ты сказал «во-первых». Из чего напрашивается вывод, что должно быть и «во-вторых».

Еврей несколько мгновений смотрел на него, пока они шагали бок о бок.

— Прости мне этот вопрос, квестор, но ты очень похож на одного человека, которого я знал в Иудее. Его звали Тит Флавий Сабин.

— Он мой старший брат, — подтвердил Веспасиан, вытирая со лба пот: жара с каждой минутой давала о себе знать всё сильнее.

— В таком случае я перед тобой в двойном долгу, потому что он ускорил смерть моего родственника, распятого на кресте. Он попросил центуриона, чтобы тот прикончил его копьём, вместо того, чтобы переломать ему ноги, обрекая на новые мучения. А потом он отдал нам его тело.

— За что был распят твой родственник?

— Вот этого никто толком так и не понял.

— Наверняка его признали виновным в тяжком преступлении.

— Жрецы требовали, чтобы его побили камнями за богохульство. Видишь ли, он проповедовал, чтобы мы, евреи, отринули десять заповедей, данных нам богом, и следовали одной новой: возлюби ближнего своего как самого себя.

— Если он был распят, значит, его судили по римским законам.

— Да, однако обоснование приговора так и не было зачитано. Увы, содеянного не вернуть. Но его учение продолжает жить среди моих соплеменников даже после его смерти, благодаря тем, что были близки к нему, кого восхищало его сострадание людям. Хотя теперь за это мы терпим гонения.

— Мы?

— Да, и я один из тех, кто несёт его слово людям.

— Тогда почему ты не в Иудее?

— Потому что жрецам это новое видение иудаизма не нужно. Для них главное — их власть. Именно поэтому они так жестоко преследуют нас.

— И ты сбежал?

— Нет, квестор, я купец, торгую оловом. Я могу одновременно зарабатывать себе на жизнь и проповедовать. Что я и делаю в еврейских общинах в тех городах, в которых бываю. Я как раз держал путь на оловянные рудники в южной Британии — это за пределами империи. Увы, когда между Александрией и Аполлонией я и два моих спутника решили наполнить наши бочонки водой, нас схватили мармариды, что подводит меня к «во-вторых».

— И это?..

— После того как я попал к мармаридам, наше судно наверняка поплыло дальше, в Аполлонию, чтобы пополнить запасы воды и провизии, а также высадить на берег одного моего друга, который возвращался в Кирену. А вот поплыл ли оттуда корабль дальше на запад или же вернулся в Иудею, этого я не знаю. Дело в том, что команда боялась плыть туда без меня, ибо только я один бывал в Британии ранее.

— И чего же ты ждёшь от меня?

— Одной услуги, квестор, хотя я и без того перед тобой в неоплатном долгу.

Веспасиан внимательно посмотрел на своего спутника. Тот ответил ему прямым, честным взглядом.

— Говори.

— Чтобы я мог их догнать, я должен знать, в какую сторону они поплыли. Для этого я прошу тебя посмотреть записи портового эдила. По идее, он должен присылать их тебе каждый день.

— Верно, загляни ко мне, когда мы вернёмся в Кирену.

— Спасибо тебе, квестор, — ответил еврей, явно довольный. — Моё имя Иосиф. Я приду к тебе в резиденцию наместника.

— Буду ждать тебя, Иосиф.

Колонна прибыла в город вскоре после полудня. Остаток дня и всю последующую ночь Веспасиан отсыпался. Это был его первый нормальный сон с момента прибытия в Сиву, и даже стук топоров и визг пил, которыми работали плотники, сооружая для него шестьдесят волокуш, были бессильны его разбудить.

— Пора, просыпайся, господин! — произнёс Магн, тряся его за плечо. — Уже почти рассвело, и нам пора собираться в путь. Колонна уже строится.

Ему не пришлось долго упрашивать друга. Чувствуя прилив бодрости и сил, Веспасиан тотчас встал, готовый преодолеть по пустыне триста миль, отделявших его от Кирены.

Зашнуровав солдатские сандалии и скрепив ремнём тунику, он вышел вслед за Магном на залитую светом факелов агору. Верблюды стояли в три ряда, по двадцать в каждом. Все до одного были впряжены в волокуши, на которые погрузили мехи с водой. Если добавить к ним те, что были погружены на спины верблюдов, то запаса воды должно хватить для того, чтобы пересечь пустыню, не полагаясь на колодцы мармаридов. Более того, по возможности лучше идти в обход колодцев, чтобы вновь не стать добычей алчных работорговцев. На волокушах также будут передвигаться те, кто не сможет идти, а таких за время долгого перехода с каждым днём будет становиться всё больше и больше. А вот количество мехов с водой будет уменьшаться, и пустые придётся по дороге выбрасывать. Около сорока освобождённых рабов из числа египтян предпочли остаться в Сиве и дождаться следующего каравана в Александрию. Остальные, всего около восьмидесяти человек, возвращались в Кирену и прекрасно отдавали себе отчёт в том, какие опасности таит переход через пустыню.