От дома на Фрунзенской до института можно добраться только на одном троллейбусе за 15 минут! Ко всем удобствам добавилось и то, что Клеопатра готовила на себя и Володю, а также гладила ему одежду. Стирать же велела самому, но в ее стиральной машине. Клеопатра сама очень ценила комфорт, поэтому не представляла, как в ее квартире может кто-то жить и не получать необходимых удобств. О таких людях, как Клеопатра говорят: « Она – нормальная».
Итак, Володя вполне ощущал свою устроенность и даже успешность. Он шел по улице с Иркой, нервы его после концерта успокаивались, уступая место прекрасному настроению.
Уже был поздний вечер, и идти куда-либо было бесполезно. В кафе не попасть, в кино тоже, оставалось гулять. Но Ирка проинтуичила, что Володя устал и скорее всего, хочет есть. Маршрут прогулки она направила в сторону своего дома, и когда приблизилась остановка ее троллейбуса, с милой улыбкой предложила: « А не хочет ли гость столицы поужинать в домашней обстановке?»
– А это удобно? – спросил Володя.
– По-моему удобно, – опять же очень мило улыбнулась Ирка. Она вдруг стала кокетливой и эта роль ей очень шла. Грациозными стали ее движения, походка, мимика.
Володя подумал, что ему опять повезло – совсем недавно в Москве, а уже идет в гости, уже наладил знакомство.
Дома захлопотала мама. Ужин и чай она принесла прямо в комнату к Ирке, чтобы не смущать сразу красивого молодого человека, и ни разу не зашла и не задала ни одного вопроса, оставив их все на потом. Ирка за ужином ела как птичка, хотя всегда обладала аппетитом строителя, зато ненавязчиво подкладывала Володе побольше всяких вкусностей. Она как-то слышала, что путь к сердцу мужчины лежит через желудок. Надо сказать, что это наблюдение вполне справедливо для большинства мужчин, но не для творческих личностей. Здесь кулинарии мало. Но Ирка все равно использовала и этот способ. На всякий случай. Ужин закончился около полуночи. Ирка поднялась и стала объяснять, как от нее добраться до Фрунзенской набережной, а сама думала, поцеловать его в щечку на прощанье, или не надо? Решила, что рано. « Ну, звони», просто сказала она.
Учеба.
Но позвонил он не скоро, а точнее вообще не позвонил. Ирка ждала звонка недели две, боясь выйти из квартиры. Выходила, если только мама была дома. Тогда она инструктировала маму, что сказать, что и как спросить и только тогда уходила на улицу. Если оставалась одна, шла к Алке, таская за собой свой телефон с длиннющим шнуром в соседнюю квартиру. Алкина домработница искренне сочувствовала:
–Ирочка, кто ж так тебя изводит, что ты телефон за собой носишь?
Алкина мама намекала:
–Ирочка, а что ты сейчас учишь? Новую программу?
Тогда Ирка вспоминала, что надо заниматься и шла играть, но телефон ставила рядом с пультом. Ее вообще, как подменили, или заколдовали. Мысль о Володе стала навязчивой.
Алка заметила перемены и начала работать с Иркой.
–Понимаешь, что вы все равно увидитесь в сентябре? Ну, понимаешь?
–Да, конечно. Но почему он не позвонил?
–Господи, да постеснялся. Вы же не знаете толком друг друга…
–Ааааа,– тянула Ирка.
–А потом, он мог уехать домой! Что ему здесь делать?
– Точно! Уехал.
Эта мысль давала надежду и успокаивала. Но ясно было одно: «Пришла пора, она влюбилась»!
Действительно, в сентябре они встретились прямо на уроке у Педагога. Володин урок заканчивался, а после него шло Иркино время. Ирка вошла в класс, не дожидаясь окончания музыки. У Педагога так было принято, входить и выходить, когда хочешь. Это было придумано специально, чтобы исполнитель не отвлекался вообще ни на что, не реагировал, чтобы ни случалось во время его игры. Табличка «Вход во время исполнения запрещен» никогда не висела на двери класса великого Педагога.
Она села. Он играл. Обычный урок. Замечания, остановки, снова игра. Опять замечания, теперь к концертмейстеру. Концертмейстер была отличной пианисткой, техничной, умелой, знала весь репертуар. Ее недостатком было то, что она иногда скучала и переставала слушать скрипку, начиная играть партию фортепиано в свое удовольствие. Играла громко, в темпе, который ей нравился. Все в этот момент переглядывались, как обычно и останавливались. Тогда Педагог отпускал концертмейстера попить кофе и начинал заниматься без нее. Здесь у него возникла идея ансамбля. Он достал ноты и пригласил Ирку поиграть с листа с Володей ансамбль. Ирка подстроила скрипку, и они заиграли. У Ирки был вторая партия, она вынуждена была играть под Володю, внимательно вслушиваясь в его игру. Педагог это заметил и одобрял: «Хорошо! Дальше!» Доиграли.
–Очень неплохо, молодцы, слушаете друг друга. Я думаю, это надо будет показать и на зачете и на концерте. Учим. Еще раз попрошу. Володя, первый звук – пианиссимо! Как будто ниоткуда, ясно? Ирочка, то же самое, когда вступаешь.
С этого урока и началось сближение Ирки и Володи. У Володи не было друзей, как у тех, кто учился в Москве раньше. Те разговаривали, смеялись на лестницах и на улице у входа, но его пока не приняли в свой круг, хотя женский пол уже реагировал на Володину внешность и его талант. В талант очень легко влюбиться, талант очаровывает, не забывается, заставляет думать о себе. Ирка старалась не подпускать к Володе девчонок, всегда крутилась рядом, всегда звала его на репетиции, занимала очередь в буфете, создавала видимость, что им не до кого, что у них своя история. Если кто-нибудь посмелее пытался сесть с ними за столик, она просто отбривала словами: «Ой, извини, нам надо кое-что обсудить, пересядь, пожалуйста». И следила за реакцией Володи. Но он пока, слава Богу, никак не реагировал на Иркины хитрости. Значит, думала, Ирка, ему никто не интересен. И девчонки стали побаиваться подходить, им казалось, что Ирка очень деловая и не даст спуску, если что. Тем более, что она чуть ли не единственная ходила в джинсах! Этот факт был таким значимым! Джинсы говорили, что у Ирки есть какие-то возможности в жизни, что у нее кто-то за границей, или что у нее много денег, во всяком случае, что она не простая, за душой что-то есть, чего у других нет. Это внушало и уважение, и интерес к ней.
А Ирка тем временем была обеспокоена третьей составляющей счастья, а именно одеждой. Заканчивалась осень, а из зимней одежды у нее было только демисезонное пальто. В нем можно было ходить до минус пяти градусов мороза и только, если на тебе две теплые кофты. А если минус десять, пятнадцать? «Мама, – думала Ирка,– когда ты даришь подарки педагогам, ты думаешь о дочери, или нет? Нет, не думаешь. Значит, надо самой думать». Ирка успела привыкнуть к уважению окружающих, которое подарили ей дефицитные джинсы. Как же она появится перед людьми черт знает в чем зимой? Но с мамой советоваться даже не стоит, она пошла к Алке.
Алка пришла после синхронного перевода очень уставшая, раздраженная.
–Представляешь, был договор, что я перевожу научную статью перед огромной аудиторией. А этот итальянец перед статьей начал еще что-то вступительное говорить. Я, конечно, переводила, но потом мне надоело и я начала читать статью. Он глаза вылупил и перешел на статью. А какие ко мне претензии? Договор есть договор, все прописано. Ой, устала я. Что там у тебя?
–У меня другое. Зимой ходить не в чем. Маме даже говорить не хочу, она все, что могла уже для меня сделала.
–А папа?– спросила Алка, валясь от усталости на диван.
–Что папа?
–Твой папа, что сделал?
–В смысле?
–Не пора ли и ему что-то для дочери значимое сделать? Он хоть знает, что ты поступила?
Вот куда завернула Алка, думала Ирка перед сном. А правда, чем черт не шутит? Может, попробовать с отцом поговорить…
В выходные они с Алкой поехали по известному адресу. Ирка знала дом, где жил отец. Когда ей было лет десять, она как-то приезжала сюда, чтобы увидеть отца. Тогда ей хотелось сделать вид, что она попала во двор случайно. Просто шла мимо. Только бы он не подумал, что она так тоскует по нему, и только бы не узнала мама! Ирка знала, что для мамы ее тоска по отцу не только боль, но и унижение. Она ждала от дочери поддержки, сплочения в деле отвержения бывшего мужа.
