– Возможно, позже, ты создашь двойника.

– А-а, точно! Я об этом не подумала. Хотя…

Дин ушла. Она была потрясена тем, как складывается  наша жизнь.

Только взошло солнце, мы снова были на крыше. Мы смотрели на эту странную  планету и обнимали друг друга за плечи.

– Ты вспоминай меня!

– И ты. Я всегда буду любить тебя. Ты подарила мне божественное время.

– Ты там будешь совсем один?

– Да.

– Но почему?

– Так написана программа. Там есть много дериваций, но я их еще не смотрел.

– Поцелуй меня.

Я привлек Дин, и мы долго касались друг друга губами. У дверей стартового блока мы остановились.

– Прощай, как тело, – наигранно весело сказала Дин.

– Прощай, как тело, – грустно ответил я.

Она отошла на два метра. Потом снова прижалась ко мне. Потом отошла уже метров на десять.  Она удалялась. Когда она повернулась спиной и пошла быстрее, я закрыл глаза, запоминая звук. Звук важнее, чем изображение.

***

– Как ты?

– До старта – совсем ничего. Немного грустно.

– Желаю спокойного путешествия. Связь будет еще несколько месяцев. Поэтому – все хорошо.

– Да, все хорошо.

– Я хотела предложить… Когда начнутся сбои со связью… Вот было бы здорово подольше поговорить, правда?

– Надеюсь, так и будет.

– До связи!

– До связи!

Стартовый блок давал некоторую излишнюю вибрацию, но в целом все прошло хорошо. Я отказывался верить в то, что больше не увижу Дин.

Через неделю полета, открыл возможные развития будущего и не нашел там её.

«Да, мы будем слишком далеко друг от друга для возможности еще раз встретиться», – подумал я.

Глава третья. Рукав «М»

Я изучал историю своего проекта уже в который раз. Контейнер с жизнеобразующими капсулами был отправлен на 6529 около тридцати лет назад, когда я только появился на свет, но что-то там было не так, и теперь я уходил в неизвестность.

Все шло вроде бы хорошо. Даже метеорит, который беспардонно снёс блок с одним из планетоходов, не испортил настроение. Я наблюдал, как улетает в вечность целый гараж с жизненно важным агрегатом, совершенно равнодушно. Для этого было две причины. На корабле оставалось еще два основных планетохода. И я слишком уж заскучал по Дин. Я ничего не хотел без нее. Это была не истерика и не боль влюбленного, который вдали от предмета. Гуманное великое искреннее желание быть вместе.

«Жаль, что мы больше не увидимся», – слышал я голос Дин. – «Я не смогу без тебя».

«Она видела меня в будущем. Дин не станет довольствоваться двойником. Что-то не так. У нас не вся инфо о нас.  Странно и очень жаль.»

***

– Привет!

– О, привет! Ты сейчас где?

– Прохожу рукав М. Здесь светло.

– Пришли изображения.

– Обязательно.

– Целую тебя. Обнимаю. Как там твой гараж?

– В порядке.  Знаешь, здесь так красиво, и это мешает заниматься делом! Я только здесь  по-настоящему ощутил, как быстро идет время на Земле.

***

Универсальное демо массивных зрелищ перенасыщало мой мозг. Вселенская красота разила меня и отвлекала от решения оперативных вопросов. Я то моментально засыпал, уставившись в какой-то очередной театр происходящего, то часами, почти не мигая, смотрел на какое-нибудь действо, разворачивающееся в одной из попутных солнечных систем. Все события фиксировались на камеры корабля, и я отправлял Дин смонтированные сюжеты. Зрелища были очень активные, красочные, бескомпромиссные. Правда, логичность, необыкновенная божественная красота и открытость процессов завораживала. Тренировочные полеты в соседние системы были жалкой пародией по сравнению с тем, что происходило здесь и теперь.

– Лир, как ты там, дружище?

– Мек! Привет! Я в порядке! Как твои запросы по Paradoxes? Удалось связаться с Мугом?

– Да. Он в порядке, тебе привет от него. Он ждет тебя.

– Отлично! Спасибо!

– Как состояние?

– Трудно описать. Все очень сложно.

– Не сомневаюсь в этом. До связи!

– Пока!

Я вспомнил лекцию Мека, который под насмешками молодых пилотов стойко рассказывал о сложных эмоциональных состояниях в далеком космосе, которые приводят с суицидам, агрессии и сатанизму. Сейчас эти знания пригодились мне, хоть я отнюдь не был новичком.

Приступы космического безразличия регулярно посещали меня. Когда-то разработанные программы с правилами долгого полета уже давно никем не выполнялись, и, в сущности, все зависело от настроя, физической подготовки и силы духа астронавта.

Я находил много занятий, каждое из которых было полезным, интересным и жизненно необходимым. Но нюансы, возникшие сначала с появлением в моей жизни Дин, а позже – с осознанием невозможности продолжения нашей общей линии, напугали и разочаровали меня.

Ко всем, возникшим в полете состояниям, добавлялось универсальное отвлеченное сознание  экспериментальной удаленности, приближающейся точки невозврата, общечеловеческая тоска по себе подобным, физиологическая потребность в касании и любви.

Столпы Центра неустанно произносили рекомендации и хвалили меня. Но были и замечания. Заключительный шепоток Мека запомнился больше всех. Он сказал: «Дружище! У тебя очень сложный фон. Включи анализатор. Послушай свою подкорку. И обязательно сделай это до точки невозврата.»

Я лег в лоно, похожее на ванну с  крышкой. Оно напоминало керамический гроб. Закрыв глаза, я почувствовал во рту привкус земляничного сиропа. Именно так пахла полянка, на которой мы однажды лежали с Дин. Дин была обнажена. Я увидел листочки травы. Близко-близко. Потом ослепило солнце. Потом смех, вода. Потом прыжок. Очень высокий. И полет. Недолгий. И снова листик, и снова солнце. И так – несколько раз. Потом поцелуи и нега косновений.

«Разве это такой уж сложный фон?» – думал я, выйдя из лона.

В гостиной я долго трогал пальцами портрет Дин. Губы. Глаза. Юная грудь. Боже, какая пытка!

Я прошел в кабинет адаптации к цикличности новой планеты. На 6529 год был длиннее земного по меньшей мере вдвое. Преобладающим временем года было лето. Суша и океан делили поверхность поровну. Такие скудные сведения о новом космическом доме все же позволяли хоть как-то подготовиться к новоселью.

***

– Я не смогу без тебя. Я погибну, – в очередном разговоре с горечью сказала Дин.

– Ты знаешь, то, что я у тебя мелькаю в портале будущего – неспроста. Значит Совет что-то не договаривает. А ведь у них практически все будущее предсказаное Мугом. До точки невозврата еще много времени. Надо решиться на что-то такое… Мы должны быть вместе.

– Да! Еще можно вернуться и все изменить! Я не доверяю Совету!

***

В ходе размышлений я задумывался так глубоко, что у меня возникали микросны, которые содержали картинки похожие на окрестности Салалы в Омане. Там, во сне, меня это вполне устраивало. Такой климат был мне по душе.

«Надо возвращаться и бороться за неё», – сказал я, глядя на себя  в зеркало.

Глава четвертая. Семнадцатое сентября

Семнадцатое сентября. Это был очередной юбилей Константина Эдуардовича Циолковского.

Я чтил память этого человека. Именно Циолковский первым обосновал теорию ракеты для межпланетных путешествий. Если бы Константин Эдуардович увидел мой полет, он не был бы удивлен. Напротив, подсказал бы, какие погрешности мешают сделать скорость выше, а износ корабля – ниже. Очень может быть, что посоветовал бы многое по устройству новой планеты. Циолковский знал все. Он предсказал вещи, которые в этой эпохе ученые считали фундаментальными открытиями.

Мне захотелось отметить юбилей русского ученого. Я выкопал из земли в оранжерее пару кустов белого картофеля и запек его в углях. Потом достал из рефрижератора емкость с квашеной капустой, сделал салат с луком и подсолнечным маслом. Ну, и еще поджарил кусок говядины.