В Англии хватало проблем и Россия, хоть и оставалась интересным вектором торговых отношений, но по серьезному, вкладываться в англо-русские отношения никто не спешил. «Королеве» было некогда — у него-нее новый симпатичный фаворит [в Англии бытовала поговорка: Елизавета была королем, а Яков был королевой]. Вообще Яков оказывался монархом сильно слабее предшественницы, несмотря на то, что многие люди, которые руководили страной еще при Елизавете, сохранили свое влияние.
Вместе с тем, королю хватило сообразительности и ума определить некоторые выгоды от торговли с Россией. Но Яков просто открестился участвовать в принятии решений, а наделил Джона Мерика полнотой власти. Хочешь помочь русским в строительстве флота? Помогай, только денег из казны на это не дадут, кроме того, нельзя привлекать рабочих с королевских верфей, как и забирать специалистов с королевских мануфактур. Так что вроде бы и разрешили делать что угодно, на деле, Мерик был сильно скован в ресурсах.
Полномочный посол вложил в дело все свои накопления и очень надеялся, что уже к следующему году сильно отобьет вложения. Он-то видел, что Россия — огромный рынок.
— Капитан! А это что за корабли стоят на нашей пристани? — спросил Мерик, не веря тому, что видит.
— Нидерланды, сэр! — с видам мудреца отвечал капитан корабля.
Вопрос от Мерика был лишним. Он прекрасно понимал, чей именно флаг развивается на трех кораблях. Вопрос прозвучал только, как проявление раздражительности.
— Вы же говорили, капитан, что выход в море раньше, чем это сделали мы, невозможен, что и сейчас сохраняется угроза оледенения. Так как получилось, что голландцы нас опередили? — спросили Мерик.
Он был готов прибыть в Архангельск значительно раньше, но капитаны трех кораблей в один голос кричали, то нельзя ходить в феврале-марте в северных морях. И дело было больше в штормах.
— Рисковали больше допустимого, — растерянно отвечал капитан.
Джон Мерик поморщился. И раньше голландцы имели свои представительства в Москве, но эпизодически, а после начала голода в Московском царстве, ни одно судно из Голландии не отправлялось в Россию, по крайней мере, официально. Может и были какие-то контрабандисты, но Мерику об том не докладывали. И тут сразу три голландских корабля…
— Простите, сэр, голландские корабли пришвартовались только день назад и завтра должны были отойти… я не мог предположить, что вы прибудете… — оправдывался явно испуганный ситуацией Уильям Бекет — приказчик в филиале Московской Торговой компании в Архангельске.
Мужчина, видимо, захотел подзаработать и предложил и причалы, которые были оборудованы англичанами летом прошлого года, даже склады, чтобы там голландцы разместили свои товары.
На самом деле, голландские корабли не были собственно голландскими, их зафрахтовал Иохим Гумберт с многочисленными товарами и, что главное, людьми. Практичные голландцы не видели смысла ехать в Россию, все усилия Нидерландов, той ее части, что смогла скинуть ярмо испанского владычества, сейчас направлены на то, чтобы теснить Испанию и Португалию на морских торговых путях. Нет свободных кораблей у Голландии, ибо потери на морях колоссальные, но деньги и некоторое любопытство делает свое дело и вот три голландских корабля в Архангельске.
— Так товар, получается, русских? Не голландцев? — спросил Мерик, решая, как именно наказывать своего приказчика за такое своеволие.
— Не могу Вам лгать, потому скажу, как есть, голландцы привезли на продажу некоторые товары, но они уже строят свой склад и завтра заберут свое, — сказал Уильям и опустил голову, предвкушая, что сейчас обрушится наказание.
— Отправишься с одним кораблем в Мангазею, причем скоро, осмотришься там, может и попрошу царя, чтобы дозволил открыть официальное наше представительство в этом далёком и морозном городе, — сказал Мерик и насладился, как Бекет чуть не расплакался.
Путь в Мангазею был опасным, и очень неприятный. Постоянные пронизывающие ветра, изменчивая волна — далеко не все неприятное в пути, когда даже лимоны и квашенная капуста не являются гарантией от заболевания цингой. Но Уильям не знает, что это не наказание. Мерик еще в Англии планировал Бекета отправить в Мангазею, а самому быстро переправиться в Москву.
— Господин барон! — Мерик отсалютовал своим кубком Гумберту.
— Господин посол! — Иоахим вернул любезность своему визави.
За время, после получения титула русского барона, Иоахим Гумберт уже обвыкся с новой ролью и социальным статусом. И бывший наемник гнал от себя ту реальность, что титул ему был «выдал» лишь следуя прагматической логике, дабы решить разом ряд сложностей при взаимодействии с европейскими если не элитами, то дворянством, купечеством, чиновниками. Там, где русского купца пошлют в черту, или потребуется существенная взятка, барон, пусть и непонятный для европейцев, откроет дверь с ноги.
Вот и сейчас, встретившись с английским послом и даже после того, как Гумберту шепнули, что Мерик уже «сэр», бывший наемник не стушевался, продолжая отыгрывать свою роль русского аристократа, пусть и немецкого происхождения.
— У нас вышло некоторое недоразумение и мы заняли ваши причалы… надеюсь хорошее бургундское вино немного подсластит горечь неудобства? — лучезарная улыбка стала хозяйкой на до того суровом лице Гумберта.
И от куда все берется? Был же наемником, пусть и с некоторыми амбициями, выходящими за пределы целей и задач наемного воина, а сейчас, уже и лицемер и лжец и интриган — настоящий дипломат. Сколько Гумберту приходилось лгать, обещать, покупать людей, даже создавая им до того проблемы.
Вот взять стекольщика Болеслава Крауча, который, получив первые седины, сейчас пытался согреться возле костра, разложенного рядом с портом. Костры жглись повсеместно, чтобы и он и другие бедолаги хоть немного согрелись. Начало апреля в Архангельске это не то, что Богемия, где же и солнце могло согреть.
Гумберту уж очень нужен был Крауч, который мог делать прекрасного вида вазы, кубки и иные стеклянные предметы. Пусть в художественной ценности производство Болеслава Крауча сильно уступало произведениям искусства Каспара Лемана, но последний работал с хрусталем, железом и драгоценными камнями, используя стекло в своих работах лишь изредка. А Крауч уже дошел до понимания мануфактуры и набирал работников.
Когда Крауч, прогнозируемо, отказался ехать в Россию, один из менее приметных членов русской миссии, сделал мастеру большой заказ на вазы, кубки, наборы стеклянной посуды. Большой заказ и предоплата была более половины от стоимости товара. Болеслав даже отодвинул проект мануфактуры и взял еще троих учеников, которых ранее отправил в семьи, так как заказов, после начала проблем у императора Рудольфа, стало сильно меньше.
А потом произошел… пожар. Такое бывает и часто. И ладно бы только мастерская, это плохо, но можно иное помещение взять в аренду, немало еретиков уже уехало даже из веротерпимой Богемии. Так что производственное помещение можно было найти без больших усилий. Но сгорел еще и дом Крауча, в строительство которого он вложился очень сильно и так и не отдал ряд долгов. Ну и пришел заказчик и потребовал часть своего заказа, который… расплавился в пожаре.
Так что тюрьма или могила — вот варианты для, действительно, хорошего мастера. И тогда предложение отправиться в Россию прозвучало повторно и оно обросло спасительными условиями. Знал бы Крауч, что перед тем, как подпалить мастерскую, да так, чтобы огонь перебрался и на дом, мастер был обворован. Пришлось убить пожилого смотрителя дома, но старичок оказался слишком резвым и даже вступил в бой с «грабителями». И теперь Краучу платили его же деньгами.
Вот и еще одна причина, почему именно Гумберту государь поручил столь, как оказалось, сложное и часто деликатное, и кровавое дело, как принуждение к переселению в Россию мастеров-ремесленников. Наемник не мучился совестью или еще чем, что подставило бы под сомнение какие именно методы использовать для того, чтобы в Российской империи появились свои мастера тех производств и ремесел, которых ранее не было.
