Толик сложил руки на груди и всем своим видом демонстрировал крайнюю степень упрямства. Это значит, что выпроводить его добром не получится. Впрочем, подозреваю, злом тоже вряд ли удастся. Будет сидеть, пока не возьмет меня измором. Сам он тем более не уйдет. Можно не пытаться взывать к его разуму.
— Я тут весь извёлся в ожидании подробностей. Ждал, места себе не находил в нетерпении. Славка еще смылся. Молча. Ни ответа, ни привета. А вы говорите, не будет. Да щас!
Блин, ну ведь точно не отстанет. Как говорится, проще дать, чем объяснить, почему ничего не будет. Тем более, я бы с огромным удовольствием уже выдохнул бы и закрыл эту чёртову дверь, из-за которой весь а дурно воняет.
— Что конкретно ты хочешь? Хорошо. Давай, расскажу. Но! В общих чертах. Договорились? И потом ты свалишь. — Я сел на другой конец своей кровати.
Лечь, к сожалению, пока не выйдет. Хотя, очень, между прочим, хотелось. Устал, как собака. Все эти дни были слишком насыщенными. А после ситуации с Симоновым вообще такое ощущение, будто меня прокрутили через мясорубку. Всё ноет, что-то болит, хочется просто вытянуться в струнку и забыться минут на шестьсот. Ну или хотя бы на пятнадцать. Но нет же. Кому-то подробности чужого интима интересны. Вот ори, прелести подросткового эгоизма.
— Давай, в деталях. Что там произошло между тобой, Ленкой и этим Симоновым? Каким боком он вообще появился? И зачем ты скрывал про Ленку? Я себя теперь чувствую предателем… Запал на твою девчонку. Вроде того. Кстати… — Спиридонов немного наклонился вперёд, будто собирался сказать великую тайну, и понизив голос, доверительно сообщил. — Мне этот козел сразу не понравился. С первого взгляда. Честное слово! Гадом буду! Ходит, весь из себя такой умный. Нос задрал, щёки надул, грудь выпятил… Павлин павлином. Ну, ты его нормально сегодня сделал. Прямо от души! Уважуха!
Переход от меня и Ленки к Симонову был таким резким, что я не сразу сообразил, о чем речь. Да и башка гудела, напрочь отказываясь следить за происходящим. На всякий случай, чтоб Толика не понесло ещё дальше с его откровениями, я кивнул. Мол, понял, принял, оценил.
— А тренер? Тренер что? Сильно ругал? По всей ситуации он как? На таркы стороне? Степан Аркадьевич — нормальный мужик. Он должен поступить правильно, по совести. — Уверенно заявил Спиридонов.
Толик поёрзал на кровати, устраиваясь удобнее. Сука, как кот возле крынки со сметаной, прям предвкушает удовольствие от сплетен.
Наверное, избавиться от Спиридонова не получилось бы вовсе, но тут взбунтовались остальные пацаны, которые, вообще-то, тоже хотели спать. Серёга просто натурально схватил Толика за шиворот и принялся выталкивать его из комнаты. При этом Толик, который выталкиваться не хотел, раскорячился звездой в дверях нашей спальни, упёрся руками и ногами в дверной косяк, а потом во весь голос начал орать, что его хулиганы зрения лишают. Орал он громко, с воодушевлением. Я бы даже сказал, с огоньком. Серега при этом громко ржал и упорно толкал голосяшего на всю общагу товарища вперед.
Со стороны можно было подумать, и правда пацана, как минимум, убивают. Естественно, никто его ничего не лишал. Серега даже не в полную силу толкал Толика. Больше дурачился. Просто любимый фильм Спиридонова — «Джентельмены удачи», и коронные фразы главного героя он вставлял практически везде. Даже там, где эти фразы вообще ни к месту. Как сейчас, например.
На крик и шум прибежал Алексей Алексеевич. Естественно. Куда же без него.
— Вот я сразу понял, у кого этот бардак творится! Что ж вы вечно, как… Как шпана! Можно было даже не сомневаться. На арене все те же клоуны! — Воспитатель вынырнул из-за угла очень неожиданно и сходу принялся наводить порядок.
Застал он как раз самый разгар представления. Серёга пытался отодрать то одну руку Толика, то другую, но не успевал справляться со всеми конечностями Спиридонова одновременно. Тот, в свою очередь, голосил и брыкался, попутно цепляясь за все, что подходило для этой цели.
— Опять ваша комната! Все люди, как люди. Спать уже улеглись. А вы тут устроили вольную борьбу. Быстро по местам и лечь! А то Степану Аркадьевичу расскажу, как его подопечные режим срывают. Вам от тренера достанется по пооой программе тогда!
Алексей Алексеевич с суровым видом подошёл к Толику, который при появлении воспитателя перестал сопротивляться и просто резко выскочил вперед, в коридор. Серёга такой подставы не ожидал. Он в этот момент рванул в бой с новыми силами, собираясь Спиридонова, наконец, выпихнуть. В итоге, так как преграды в виде брыкающегося Толикова тела больше не было, а исчезла эта преграда слишком внезапно, то Серёгу просто пронесло вперёд и он с разгону впечатался в стену коридора. От души причем. Ойкнул и начал потирать плечо, которым ударился об стену, не забывая при этом зло поглядывать на нагло скалящегося Толика. Тот давил лыбу с видом Орлеанской девственницы, как будто вообще никаким боком не относился к происходящему.
— Это — будущие звезды советского хоккея… Надежда страны… Гордость отечественного спорта… Да уж… — Алексей Алексеевич покачал головой, а потом взялся за наведение порядка. Спиридонова отправил в его спальню, Серёге отвесил лёгкий подзатыльник, велев немедленно ложиться спать. Остальных уговаривать не пришлось.
В итоге, буквально через полчаса, мы уже лежали в темноте. Только в коридоре общежития горел свет. Дверь комнаты была прикрыта, хоть и неплотно. Алексей Алексеевич, уходя, сделать это специально. Чтоб слышать, если вдруг мы опять начнём страдать ерундой. Поэтому сквозь щель свет пробивался еле-еле.
Я сам не заметил, как вырубился. Просто будто в яму провалился. И до самого утра дрых без задних ног.
Следующие несколько дней выдались на удивление тихими. Симонов вообще меня просто игнорировал. В упор не замечал и делал вид, что мы совершенно не знакомы. Или я, к примеру, невидимка. Ленка, кстати, тоже.
Мы с ней встретились на следующий день, во время уроков. Она вошла в класс вместе с другими девчонками, поздоровалась со всеми, никого не выделяя. Правда, на мне её взгляд ненадолго задержался. Это была лишь секунда, но я заметил, в Ленкиных глазах мелькнуло какое-то странное выражение. Я даже не смог дать этому выражению определения.
Что-то среднее между сожалением, ненавистью и порывом сказать гадость. Именно так. И девчонка сожалела вовсе не о своём поступке. Я даже особо раскаяния в ней не заметил. А вот о чем именно, сказать не могу. Может, что их план с Симоновым сорвался. Может, что теперь ей придётся постоянно видеть мою физиономию. Не знаю. Но сказать что-то особо цепляющее сказать ей точно хотелось.
Эти эмоции мелькнули лишь на мгновение. Появились и тут же исчезли. Потом Ленка прошла к своей парте, села на стул, красиво выпрямив плечи. Хотя от бо́льшей части класса отчётливо ощущался негатив в её сторону. В первую очередь, конечно, от пацанов.
— Вида́л? — Серега толкнул меня локтем. — Королева, блин, нашлась… Посмотрела, как рублём одарила. Вообще совести нет у человека.
Я в ответ просто промолчал. Говорить ничего не хотелось, да и собственно незачем. Приятель и так достаточно ёмко описал сложившуюся ситуацию. Тем более, что следом в класс вошёл учитель и начался урок.
Симонов, как и девчонка, тоже демонстрировал показное равнодушие. Правда, я прекрасно понимал, что это не более, чем игра на публику. Рыцарь печального образа в маске страдальца.
Сидел он на задней парте, в том же ряду, где и мы с Серегой. Поэтому поначалу, особенно в первый день после возвращения, я постоянно чувствовал его взгляд между лопаток. Периодически даже хотелось почесать там. Понимал, что это просто Леха так таращится, и отчаянно боролся с сильным желанием оглянуться. Понимал, что это бессмысленно. А потом как-то привык. Просто перестал обращать внимание.
На тренировках мы тоже больше не пересекались на льду. Степан Аркадьевич нас лбами уже не сталкивал. Но должен признать, в его провокации, которую он нам устроил, толк на самом деле был. Злости не осталось больше ни у меня, ни у Симонова. Отпустило. Я просто на самом деле перестал обращать на Леху внимание. Ходит и ходит. Смотрит и смотрит. По хрену. С его стороны тоже пропала та агрессия, которую я чувствовал до нашей драки.