Но наконец, подталкиваемые стайкой гогочущих со­рванцов, они продвигаются к луже. Уголек, Березка и Блошка схватили Насупленного Лба; Попрыгунья, Мед­вежонок и Молния пытаются сдвинуть с места Жирно­го Быка, а Морж, Свисток и Мячик вкушают сладость мести: ими избран Рука-на-расправу-легка; ребята ос­тервенело пихают его, а он упирается изо всех сил, ры­чит и гримасничает.

Но чему быть, того не миновать, и лужа с каждым шагом все ближе и ближе.

ПЛЮХ!

Рука-на-расправу-легка вырывается как бешеный, вопит, выпучив глаза и разинув рот.

Лужа теперь не лужа, а сплошные брызги: Насуп­ленный Лоб, соприкоснувшись с водой, едва не задох­нулся; Испепеляющий Взглядом стал кротким как яг­ненок, а дедушка Пузан…

Дедушка Пузан, обмакнув указательный палец, по­вернулся к луже спиной и самым позорным образом пустился наутек.

С радостными воплями мы гоняемся за учителем среди хижин, но беготня длится недолго: старик, запы­хавшись, возвращается к луже и делает нам знак оста­новиться. Он понял, что злой судьбы не избежать, не стоит и пытаться.

И, закрыв глаза, с достоинством валится в воду.

Падение сопровождается ликующими воплями уче­ников.

После старейшин моются охотники, лотом женщи­ны. И наконец очередь доходит до нас.

Не знаю, можно ли еще на­звать водой стылую темно-коричневую жижу, в которой мы весело барахтаемся: сперва, ко­нечно, жутко холодно, но, если двигаться, можно согреться.

Мы бы там дрызгались все утро, но тетушки неумо­лимы и очень скоро заставляют нас вылезать.

Теперь, когда мы чистенькие (весьма относительно, если учесть качество воды), пришла пора намазаться жиром, который нас защитит от холода.

Обычно мы используем жир бизона или мускусного быка: действует он хорошо, что правда, то правда, но уж больно вонючий. Я с завистью смотрю на тех не­многих, у кого имеется жир мамонта, – а чуть поодаль бедный родич смазывает Щеголька драгоценнейшим благовонным жиром калана.

Вонючка, Морж, Свисток и Мячик подходят к нему, выпрашивают по чуточке: Щеголек не жадничает, но смотрит свысока.

– Жир бизона гораздо лучше, – шепотом утешает меня Молния. – Правда, припахивает, но дает больше тепла…

Но откуда у Щеголька столько денег, то есть кре­мешков?

Когда-то его родители, Рука Загребущая и Шкурка Горностая, путешествуя в Теплые страны, наткнулись на самое большое месторождение кремня, какое только известно в наших краях. Кремни там были всех видов и всех размеров, в том числе и самые ценные, крапча­тые… Разумеется, Рука Загребущая никому не сказал, где это место, и теперь требует за кремни щедрой пла­ты. Вот почему у Щеголька столько обнов, ароматных смолок, орудий из редких камней…

Голос Попрыгуньи выводит меня из задумчивости.

– Кто добежит до пещер последним, тот – хромой тюлень!

И мы как угорелые бросаемся бежать наперегонки по крутой тропинке, ведущей на зимнее стойбище. Подъем опасный, поэтому Молния, который без труда мог бы всех обогнать, бежит позади Кротика, чтобы тот не свалился в пропасть.

У самой пещеры Умник возится с моделью обрыва, вылепленной из глины. Перед входом он соорудил платформу из кусочков дерева, а над платформой укре­пил щепку побольше. К этой палке прилажена нить, ссученная из шерсти мускусного быка, а к ее концам привязаны два камешка.

– Неандертальчик, Молния… я нашел! Нашел что?

– Решение. Смотри: большой камень падает, нить скользит и поднимает камень поменьше…

– И что? – спрашиваю я в недоумении.

– Представь себе, что к концам веревки привязаны не камни, а два человека. Тяжелый – наверху, лег­кий – внизу…

– Представляю.

– Ну так вот, если тяжелый человек прыгнет вниз, легкий поднимется к входу в пещеры…

– Но тяжелый разобьется! – возражает Молния.

– Нет. Взгляни на маленький камень: поднимаясь, он замедляет падение большого.

– Хм… Умник, ты в таких вещах разбираешься не­плохо, но твое изобретение, сдается мне, еще далеко до совершенства. Действительно, таким образом можно без труда поднять худеньких вроде тетушки Жерди, но что делать с толстяками, такими как Жирный Бык или дедушка Пузан? Им придется топать пешком, а это не­справедливо.

Умник щиплет усики.

– Да… что-то не получается, – признается он.

– Пойдешь играть в прятки в пещерах? – спрашива­ет Молния.

– Нет, нет. Меня вот-вот осенит!

– А как ты назовешь свое изобретение – если, ко­нечно, у тебя получится?

– М-м-м… может быть, Спустиподними… или Поднимиспусти… или…

Мы оставляем Умника с его размышлениями и зале­заем в пещеры, к другим ребятам. Проход сначала уз­кий, но потом расширяется, и длинный коридор ведет к целому ряду сообщающихся пещер; из каждой отхо­дят еще коридоры, ведущие к гротам, норам, пещерам всех видов и размеров.

Нам до сих пор не удалось обследовать их все.

– Поиграем в прятки? – предлагает Блошка.

– Да-а-а! – отвечают хором тридцать голосов, и эхо разлетается по пещерам.

– Глупая игра! – негодует Щеголек.

– Каждый год одно и то же, – ворчит Морж.

– Игра, может, и глупая, – смеется Молния, – но тогда, в лесу, вы здорово спрятались в какой-то норе!

– Посмотрел бы я на тебя, зубоскал! – бесится Щеголек.

– Там были волки! – возмущается Свисток.

– И даже тигр, – бурчит Мячик.

Складывается впечатление, будто Щеголек и его команда, вместо того чтобы благодарить нас за спасе­ние, чувствуют себя униженными и вынашивают планы мести.

Но когда этот паразит видит, что я попал в одну команду с Неандерталочкой, он тоже решает вступить в игру, при условии, конечно, что его включат в ту же самую команду.

То я, то Щеголек без всякого успеха пытаемся сма­нить Неандерталочку; каждый клянется, что знает ска­зочные укрытия, которые ни за что не обнаружить, но поскольку любимая не соглашается, нам обоим прихо­дится следовать за ней.

Блошка наблюдает издалека, ревнует. Березка хочет прятаться вместе с Умником, а тот, улыбаясь, кричит мне:

– Готово!

– Что готово?

– Спустиподними. Я нашел решение. Сам не знаю, как это раньше не пришло мне в голову.

– И что ты придумал?

– Спускаться группами. Главное, чтобы группа, ко­торая спускается, была немного тяжелее той, которая поднимается. Например: двое поднимаются, трое спус­каются.

– Но так больше людей спустится, чем поднимется. Я и это продумал. Вместо людей можно опускать камни: они и послужат противовесом. А камней у нас сколько угодно.

– Умник, ты – гений! – восхищаюсь я. И что те­перь?

– Теперь я представлю мое изобретение на Совет старейшин.

– М-м-м… дело дрянь, старина. Эти брюзги терпеть не могут нововведений…

– Идем, Умник, – тащит его с собой Березка. – Я обнаружила новый грот, там нас ни за что не найдут.

Умник уходит с ней, а Молния никак не может ре­шиться: и с Березкой хочется пойти, и Кротика не оставишь.

Гроты становятся все уже и вскоре превращаются в тесные щели. Приходится продвигаться согнувшись, иногда ползком. Каждый сжимает в руке уголек: если обнаружишь новый грот, полагается пометить его сво­им особым знаком.

То, что галереи сужаются, имеет и свою хорошую сторону. В самом деле, мне удалось отделаться от Щеголька, который поплатился за свою привычку носить ценные меха: застрял в расщелине и теперь тщетно пы­тается высвободиться.

Усмехнувшись в усы, я иду вперед с моей лапушкой.

Все рассредоточились по пе­щерам. Только Кротик время от времени что-то выкрикивает звонким голосом, а Молния ши­кает на него: дурак, нас найдут в два счета.