В салоне царила ленивая суета людей, растягивающих последние минуты состояния «душевного нейтралитета», когда ты (в буквальном смысле) между небом и землей, между точкой А и точкой Б, до тебя не дозвониться, не достучаться ни в один из многочисленных мессенджеров. Пока ты в воздухе, ты предоставлен самому себе. Ты удивительно свободен, парадоксально свободен – ведь ты полностью зависишь от адекватности и профессионализма пилота и ограничен пространством тесной железной птицы, набитой тремя сотнями человек.
– Я лечу над Великобританией, – пробормотала я, потирая глаза.
Да, сегодня воскресное утро, и совсем скоро я приземлюсь в лондонском аэропорту Гатвик. А вот вчера я проснулась посреди огромной постели в отеле города N***. Одна. Обнаженная и, впервые за много месяцев, с выражением безмятежности на лице. Принц, конечно же, имел место, но, как в сказке про Золушку, только до полуночи. Мне было жаль, что принц не мог остаться до утра, потому что я, разведенная и свободная, остаться до утра как раз могла. Отныне я могла делать все, что угодно…
– Через день я буду в Лондоне, – мечтательно говорю я ему, блаженно улыбаясь. Мы стоим под душем и скользим мыльными телами друг по другу. Я ловлю ртом капли воды и пробегаю кончиками пальцев по его бицепсам, трицепсам и прочим дельтовидным и трапециевидным.
После горячего душа в комнате холодно и неуютно. Оттого что он уходит, тоже неуютно, но совсем чуть-чуть. Я знаю, что, когда перевернется страница, он останется в прочитанной половине книги. Потому мне и жаль, что я с ним так и не проснусь. Он заранее поздравляет меня с днем рождения и всеми зимними праздниками. И уходит. От него остаются лишь крепкие поцелуи у меня на теле, недопитая бутылка газировки на прикроватной тумбочке и два ваучера на завтрак в гостиничном ресторане на его фамилию.
«Я спала блаженным сном, – строчу я утром ему сообщение, потягивая кофе и с удовольствием жуя жареную картошку с яичницей. – Лучше могло быть, только если бы ты был рядом. Не помню, когда я последний раз просыпалась такой отдохнувшей».
Зато я очень хорошо помню последний раз, когда я завтракала в этом отеле. Полгода назад. Я опять сбежала со скандалом из дома в десять вечера и приехала сюда на электричке. Проведя ночь в предсмертной агонии того, что когда-то именовалось браком, и замерзнув под шумным нещадно морозившим меня кондиционером, я сидела в этом же ресторане, как побитая собака, глотая слезы вперемешку с дольками грейпфрута и черствым круассаном.
Хорошо, что последняя моя ночь в этом году в Канаде прошла здесь. Символично. Я люблю переворачивать страницы, замыкать круги и закрывать гештальты…
Кстати, о завтраке.
Стюардессы разносили кофе и кекс. Я протиснулась в уборную и внимательно посмотрела в зеркало на свое отражение. На лице отпечаталась привычка париться по поводу и без повода. Я провела ладонями по теплым после сна щекам. Такой я уже не буду никогда. У меня есть двадцать один день, чтобы свести на нет одни привычки и привить другие. Я еще не знала, что это за привычки и в чем суть моего просветления. Я до конца не понимала цель моего паломничества. Я пустилась в путь, потому что не могла оставаться на месте. Я пошла, потому что не могла не идти.
Прощай, подруга. Мы много пережили, нам было и весело, и больно, и страшно, но мы держались вместе, как преданные друг другу соратники. А теперь нам пора расстаться. Ты останешься здесь. В уходящем году. Я же уйду вперед, в год грядущий. И однажды, через месяц-другой, я наткнусь на письма, которые ты писала, и ты мне покажешься совсем чужой. Мне будут непонятны твои страхи, твоя боль, но мне будет тебя искренне жаль. Прощай.
Я вернулась на свое место. Болтливая пассажирка справа от меня снова включила пулеметную очередь своих рассказов. В самом начале полета ее беспокойное соседство меня немного расстроило, ведь она мешала мне погрузиться в суровые думы о смысле жизни на сон грядущий. Наверное, к лучшему. Специально пытаться вывести новую формулу успеха – бесполезно. Просветление не наступает добровольно-принудительно. Оно наступает случайно, во время долгого пути. Надо сменить окружение, заставить себя жить в других условиях, в другом ритме и, отталкиваясь от этого, что-то понять (и принять) о себе и о жизни.
Самолет вынырнул из облаков, и, к моему удивлению, в иллюминаторе зазеленели широкие лоскуты полей. В декабре Англия встречала меня без единой снежинки. Мы спустились еще ниже, пролетая над автомагистралью. Плотный поток машин ехал в обратном направлении. Левостороннее движение. Это не сон, я и правда в Англии.
Первая остановка. Три дня в Лондоне. Из аэропорта на электричке до станции Виктория. Пересесть на метро. Доехать до Elephant & Castle. И там пешком минут десять.
У меня не было никаких ожиданий. Никаких надежд.
Tabula rasa. С чистого листа.
И тут я наконец поняла причину гложущей меня неуверенности: я забыла дома собственноручно составленную развлекательную программу моего путешествия. Гиперответственная я – та, что пытается предусмотреть каждую мелочь и страдает каждый раз, когда что-то идет не по плану (а обычно все идет не по плану), – еще месяц назад начала расписывать мой досуг, день за днем.
Оказалось, что и эту, гиперответственную, придется оставить в прошлом.
Первый шаг за пределы зоны комфорта – выкинуть подробный список дел и четкий план действий.
Первый шаг на пути к свободе – свыкнуться с потерей (мнимого) тотального контроля над ситуацией.
Но фаааак…. как же мне это мешало. Подобно фантомной боли, я остро переживала отсутствие придуманного мною ориентира, словно правильно расписанный день/месяц/год гарантирует счастье и успех.
Я стою в очереди на паспортный контроль, разминая затекшие за время перелета ноги. Вереница людей извивается нескончаемой змеей. Я теряю терпение. Я не выношу очередей. Ожидание напоминает мне о собственной смертности. О быстротечности времени; о том, что я за ним не поспеваю; о том, что я сама за собой не поспеваю. А мне еще электричку искать. И oyster card оформлять. Интересно, а почему в Лондоне проездной называется устричной картой?
– Ты прям как устрицы, – сказала я однажды моему принцу, – я обожаю устриц, но это блюдо не на каждый день. Тебя кто-нибудь до меня сравнивал с устрицами?
(Ответ был отрицательным.)
Вынырнув из меланхолии эротических воспоминаний, я вернулась в настоящее. Устричный Принц больше не имел значения, хоть я и послала ему на прощание свою фотографию, попросив иногда думать обо мне.
Я подключилась к вай-фаю и сообщила всем, что жива-здорова.
И вдруг вспомнила, что теперь я сама по себе. Мне больше не надо ни на кого производить впечатление. Отчитываться не перед кем. Нет нужды искать общие знаменатели в диаметрально противоположных представлениях двух людей о том, что такое хорошо и что такое счастье.
Я больше никому ничего не должна.
Я вообще никому ничего не должна.
Мне тут же полегчало. Мне больше не нужен забытый дома план действий.
Я просто приехала. Жить.
Мало что может сравниться с восторгом первой встречи с новым городом. Мною овладевает безудержное веселье, а лицо само по себе расползается в улыбке, как только я погружаюсь в пленительный мир своенравных улиц, пропитанных живой историей, до абсурда аутентичной культурой и пикантностью неизведанного. Я словно иду на первое свидание с новым мужчиной. Адреналин по венам, сердцебиение, граничащее с тахикардией, и будоражащие воображение предположения – как пройдет наша встреча, чем он меня зацепит, о чем я буду вспоминать на следующее утро… Ну а если объект вожделения не оправдает надежд или не окажется чем-то из ряда вон выходящим – такие же попытки найти очарование в трущобной экзотике его пошлых татуировок или, если это свидание с городом, в уродливых граффити на вагонах метро.
