– Поверь, есть в этом деле два странных обстоятельства: черный ход в доме Ольги и окно не на ту сторону, понимаешь? – Вавилов так возбуждался, повторяя эти слова, что в его дыхании поднимался тщательно заретушированный Орлушиным противопохмельным бульоном и жвачкой перегар.

«Интересно, как на это должен отреагировать следователь?» – думала Катя, но пугать этим Фиделя не хотела. Еще, не дай бог, начнет тушеваться, а полицейский подумает, что у него рыльце в пуху.

– Так, я не поняла: а чье окно и на какую сторону должно быть?

– Ольга сказала, что Варино окно выходит на ее сторону. И даже просила помахать им всем, дуракам резвящимся. Они с Варей вроде как приятельствовали. А окно оказалось на противоположную! Я не стал выяснять у Варвары – сначала вообще не обратил на эту деталь внимания, счел недоразумением. А вот сейчас я думаю: ведь это очень странная ошибка! Сама посуди…

– Ты, конечно, молодец, что глубоко копаешь, – усмехнулась Орлуша. – Но дело элементарное. Оля и эта твоя… Варвара-краса, они просто не слишком плотно общались. Или, как это бывает, одна ходила в гости к другой, а другая – то есть Оля – не ходила в гости к Варе. Что здесь такого… У Ольги хоромы знатные, а у Вари твоей – обычная халупка. Любая рыба плывет туда, где глубже.

Про себя Орлуша подумала, что от своих ближних можно такие сокровища утаить – что там твое окно, Феденька! Тот, однако, не сдавался. Он мучился догадками о диковинных ядах, которыми был отравлен человек, «которого он всегда недолюбливал». Но за что? Интуиция псохогеографа, конечно, не должна была его подвести, как неосторожно язвила Катя.

– Орлова, ты ужасная тетка! Все поперек! Я, по-твоему, идиот, Варя – тоже сомнительного рода бабенка в «халупе». И только ты у нас – из любого дерьма выходишь в белом костюме. Я, конечно, уважаю тебя как тренера своего немощного духа и понимаю, что за снобский цинизм платят гораздо больше, чем за здравый смысл, но ведь ты даже не была свидетелем преступления!

– Федя, дружище, лично меня куда больше загадок окон и дверей беспокоит, почему и тебя на момент убийства выпроводили! – Катя пропустила мимо ушей обычную вавиловскую вспыльчивость. – А то, что ты называешь цинизмом, – моя защитная реакция. В наш первый разговор после… тем жутким утром первого января, ты дал куда более калорийную пищу для размышлений, упомянув человека в венецианской маске и в плаще. Этот костюм делала я. И Оля попросила у меня его… незадолго до этого кровавого праздника. На время. Таким образом, тот, кто, по-твоему, самый вероятный отравитель-убийца Олега, воспользовался моими скромными способностями на ниве бутафории.

– Почему же скромными?

– Это, так сказать, из ранних моих поделок. Ничего выдающегося. Но, как бы то ни было, я предпочту, чтобы о моей причастности никто не знал. А то еще сойду за соучастника.

– Оля в больнице? Ей не лучше? Ты вроде с ней на дружеской ноге…

– Я же ей не напоминаю при каждом удобном случае, что когда-то, еще при Иване Грозном, она два месяца работала стриптизершей.

– Ишь ты, какая целомудренность! Я просто хотел взбодрить ребят доброй шуткой. Слегка неуместной, согласен. Но, надеюсь, Оленька не из-за этого сбежала в обострение своей ипохондрии.

– И после этого ты меня обвиняешь в цинизме! Прэлестно… У Ольги целый букет самых что ни на есть реальных проблем со здоровьем.

– Вот этим букетам-то я и не доверяю! Это как усыновлять детей оптом. Человеку под силу жить с одним, максимум с двумя серьезными заболеваниями. Хотя ты права, дело сейчас не в этом. Я просто всем, кто затеял этот балаган, теперь агрессивно не доверяю. Не могло это кончиться ничем хорошим.

Встреча у следователя проходила сонно и формально. Вавилов ведь сам напросился – ему казалось крайне важно донести те самые детали, от которых легкомысленно отмахнулась Орлуша. Он долго думал и анализировал. Он злился на себя, оттого что шок от этого известия и последующий малодушный запой не дали ему задать окружающим правильные вопросы. Его приводила в неистовство сама мысль о том, что никто вокруг не видит в происшедшем преднамеренности. Одну фатальную случайность! Но ведь это абсурд и преступление перед логикой. Олега выпроводили на улицу, и он там умер! При вскрытии нашли невнятную гиперемию внутренних органов, которая могла быть признаком анафилактического шока. Эту секретную информацию добыл Макс через особ, приближенных к Олеговой жене. С ней из старой гвардии никто не знался – это была незнакомая, «обновленная» жена, не пропитанная общим ностальгическим бэкграундом.

И согласно добытым сведениям, созрела генеральная версия – все дружно обвиняли в смерти Олега каких-то мифических прохожих хулиганов с пиротехникой или газовыми баллончиками. Бедняга вышел в злую опасную ночь, где все перепились и бесчинствовали, и стал случайной жертвой ублюдочной шпаны… Но, помилуйте, «случайная шпана» не может не оставить следов! Которые обязано обнаружить следствие. И почему-то все решили, что следствие их обнаружило, но молчит, как следствию и положено! Не проявляет никакой активности – и нормально. И слава богу – вот древний инстинкт советского неандертальца. Ни следов от пиротехники на одежде и коже Олега, ни следов распыления газового баллончика. Но во всем виноваты гастарбайтеры, конечно.

– Они ведь должны быть… следы?! – приставал Фидель к облеченному властью флегматику, который все время что-то изнурительно записывал, а потом, сморщившись, переводил взгляд на монитор. Назойливый гражданин, пришедший поговорить о смерти при странных обстоятельствах Олега Витальевича Истокова, казалось, совсем не занимал его.

– Теоретически – да, – отозвался полицейский, не собиравшийся выдавать тайны следствия – согласно рисунку своей зловещей роли. Отозвался после долгой паузы, когда Вавилов уже и сам забыл, какой вопрос он задал.

За эти минуты в его голове успела пронестись хищная стая вопросов, и главный – который его мучил с того самого момента, когда он увидел за оцеплением неподвижное и словно ждущее занавеса тело полнокровного здоровяка Олега: почему этот хищно улыбчивый энергичный дурак был Вавилову неприятен? Фидель обычно испытывал к подобным людям совсем другие чувства. Дураков он изучал. Он считал, что в большинстве своем глупость прикрывает нечто более совершенное, но социально менее приемлемое. Не у всех и не всегда, конечно. Но Олег Витальевич – фигура видная, начальственная. Любой начальник – всегда дурак, но непростой. Что-то его вывело на эту вершинку, на его пускай жалкую, но кочку зрения, откуда он распушает хвост и водит указующим перстом. Но в ту пору, когда они были бандой, Олег был приблатненным пижоном. В том смысле, что вечно имел какой-то сиюминутный блат, но так как Вавилов не чувствовал в нем породы, он не воспринимал его всерьез. И в этом был его наивный просчет. От Олега веяло сомнительными суррогатами нового времени – порошковыми продуктами, американскими тренингами, евангелистскими стадионными проповедями. Он слишком быстро приспособился к мелкой кустарной коммерции, в которую многие ухнули от нужды, как в омут. Конечно, и самого Фиделя не миновала чаша сия – но не всерьез. Тогда он вообще ничего не воспринимал всерьез, заработок был приключением на грани фола, сопряженным с опасностями бандитской эпохи первичного накопления.

Помнится, с Игорьком они чем только не торговали: сигаретами, парфюмом, лифчиками… одна памятная авантюра с овощерезками в Польше чего стоила! Ребяческий успех. Не омраченный даже дракой с местной гопотой… Потом пошла эпопея лосин из Югославии. Вернувшись как-то, они и обнаружили Саню, подавшегося в рэкет. С Олей он сошелся гораздо позже. Макс и Арчи мутили свою рок-группу… золотые были времена. А Игорь быстро откололся и начал работать с Олегом, развивать его детище – агентство недвижимости «Золотой фрегат». Стоп! Недвижимость началась не сразу. Помнится, сначала открыли ларек детских товаров. Игорек тогда еще не пил. Точнее, употреблял и загуливал, как все, без рекордов.