У меня, когда я с ней,
Уши красны, как в огне,
А она, придя в смущенье
Ищет в веере спасенье.
Снаряженного бойца
Видит бабочка-девица,
Дочка знатного отца.
Мы сошлись на полпути
И, в ночи озолотив,
Миг дала лишь насладиться
И растаяла, как миф.
Не посмел я вслед пуститься
Драгоценной чаровнице,
Нарушать покой цветов –
Стен растительный покров.
На мотив «На заднем дворике цветок»:
На ложе я грезила. Бабочкой нежной
С любимым порхала в ночи безмятежной.
Под звон бубенцов на стрехе за окном
Два зеркальца с Вэнем сложила в одно.
[1340]Но вновь недвижим Чжо Вэньцзюнь экипаж
[1341] –
Рассыпался наш зазеркальный мираж,
Иссяк аромат орхидей и сандала,
За пологом в холоде плакать устала.
Опять на Янтай устремляюсь я тщетно.
[1342]Любить для девиц ослепляюще вредно!
Склонился под вечер к земле Млечный путь,
Светильник угас, только мне не уснуть.
На мотив «Песни молодости»:
Ох!
Свищет ветер у окна,
Ивы, словно в позолоте,
И луна как бы в дремоте,
Я весной совсем одна.
Ох!
В прошлый раз не так в разлуке
Жизнь казалась тяжела,
Нынче – сгорбилась от муки,
Высохла, занемогла.
Ох!
Ожидать какого чуда?!
Возвратишься ты, – но зря!
Даже высушив моря.
Воместить страданья трудно,
Заключительный романс на мотив «Волною принесло»:
Грусть затуманила глаза и сжала брови.
Опустошенной даже смерть не внове.
Но встречусь с ним – и воспарит душа,
И жизнь покажется безмерно хороша.
Едва лишь месяц за окном повис
Мы вместе – пусть не повернется вниз
Под утро рукоять Небесного Ковша.
Певцы умолкли.
Этот цикл романсов вывел Цзиньлянь из себя, и они с Симэнем продолжали, не унимаясь, обмениваться колкостями.
– Да успокойся же ты, сестрица! – не выдержала, наконец, Юэнян. – Вот затеяли! А золовка с невесткой одни там скучают. Идите, составьте им компанию. И я сейчас приду.
Цзиньлянь и Ли Цзяоэр направились в покои к золовке Ян, мамаше Пань и старшей невестке У.
Немного погодя явился Лайань.
– Примите поздравления от тетушки Ин, – обратился он к хозяину. – Дядя Ин пожаловали. Шурин Старший скоро придут.
– Ступай-ка пригласи учителя Вэня, – наказал Симэнь и, обратившись к Юэнян, продолжал. – Распорядись на кухне. Пусть в переднюю залу подадут. А ты, – он обернулся к Ли Мину, – нам петь будешь.
Ли Мин последовал за Симэнем в западный флигель. Симэнь сел рядом с Боцзюэ и поблагодарил за подарки.
– Завтра твою супругу ожидаем, – добавил хозяин.
– Дом не на кого оставить, – отвечал Боцзюэ. – Вряд ли она сможет придти.
Вошел сюцай Вэнь и сложенными на груди руками приветствовал хозяина и гостя.
– Сколько я тебе нынче хлопот прибавил, почтеннейший! – всплеснув руками, воскликнул Боцзюэ.
– Ну что вы! – отозвался сюцай.
Пожаловал и шурин У Старший. После поклонов ему предложили сесть. Циньтун внес свечи. Уселись вокруг жаровни. Лайань расставил на столе чарки и вино.
При освещении Ин Боцзюэ оглядел разодетого хозяина. Симэнь красовался в темном атласном халате, из-под которого виднелась белая шелковая куртка. На халате, отделанном золотом с бирюзой, который украшала квадратная нашивка с разноцветной летящей рыбой, извивался оскаленный с черными выпущенными когтями дракон. У него устрашающе торчали рога, топорщились усы и развевалась густая грива.
Боцзюэ даже подскочил от изумления.
– Братец! – воскликнул он. – Где ты достал такое облачение, а?
Польщенный Симэнь встал и улыбался.
– Вот полюбуйтесь! – сказал он. – А ну-ка, догадайся!
– Понятия не имею! – проговорил Боцзюэ.
– Это мне его сиятельство придворный смотритель Хэ преподнесли, – начал Симэнь. – Они в мою честь угощение устраивали. Холода завернули, вот и дали накинуть этот халат с летящей рыбой. Им он больше не нужен. Двор одарил его сиятельство другим – расшитым драконами о четырех и пяти когтях и с нефритовым поясом. Вот какую оказали честь!
Боцзюэ начал на все лады расхваливать яркий халат.
– Ведь каких денег стоит! – приговаривал он. – Доброе это предзнаменование, брат. Высокое положение тебя ожидает. Столичным главнокомандующим назначат. Что летящая рыба?! Тебя тогда ни халатами с драконом о четырех когтях, ни поясом нефритовым не удивишь!
Пока он говорил Циньтун расставил чарки и приборы, вино, суп и сладости.
Им пел под струнный аккомпанемент Ли Мин.
– Что ж?! Так и будем пировать? – заявил Боцзюэ. – Нет! Я должен во внутренние покои войти, моей невестке Третьей чарочку поднести.
– Так за чем же дело стало? – поддержал его Симэнь. – Раз ты желаешь выразить почтение своим родителям, сынок, к чему объяснять? Иди и земно поклонись невестке.
– А что?! Пойду и поклонюсь! – заявил Боцзюэ. – Чего особенного? Но по душе ли будет тому, кто рядом с ней, вот где загвоздка.
Симэнь с силой хлопнул его по голове.
– Вот песье отродье! – заругался хозяин. – Забываешь, кто из нас старший?
– А малышу только дай потачку, он себя же возомнит взрослым, – не унимался Боцзюэ.
Оба еще позубоскалили, но вскоре принесли лапшу долголетия. Симэнь стал потчевать шурина У, сюцая Вэня и Боцзюэ. Сам же он отведал ее раньше, в дальних покоях, а потому отдал певцу. Ли Мин закусил и опять приготовился петь.
– Теперь пусть шурин закажет напев, – предложил Боцзюэ.
– Зачем принуждать человека? – проговорил шурин. – Пусть поет, что знает.
– Тебе, шурин, помнится, по душе был цикл «Глиняная чаша», – заметил Симэнь и велел певцу наполнить кубки.
Ли Мин подтянул колки цитры, перебрал застывшие было струны и спел цикл:
«Ты вдаль все глядела, поблекли глаза,
Ланит ароматных увяла краса…»
Певец отошел в сторону. К хозяину приблизился Лайань.
– Повара уходят, – сказал он. Скольких на завтра звать изволите, батюшка?
– Шестерых поваров и двух помощников – заваривать чай и подогревать вино, – распорядился Симэнь. – Будем пять столов накрывать. Чтобы все было как полагается.
– Слушаюсь! – отвечал слуга и удалился.
– Кого ж вы угощать собираетесь, зятюшка? – спросил шурин У.
Симэнь рассказал об угощении в честь прибывшего Цая Девятого, которое устраивает у него в доме его сиятельство Ань.
– К вам, стало быть, и сам господин инспектор пожалует? – подхватил шурин. – Это хорошо.