– Да, – вздохнул смотритель Сюэ, – только такие счастливые, как сударыня, могут наслаждаться в таком гробу. Столь высокой чести не удостаивают даже нас, придворных.

– Вы слишком скромны, ваше сиятельство, – вступил в разговор шурин У Старший. – Можем ли мы, провинциальные чины, угнаться за вашим сиятельством, когда вы удостоены высочайших почестей придворного сановника Его Величества? Ведь вы, ваше сиятельство, лицезреете светлый лик Сына Неба, а мы из ваших уст внимаем драгоценное слово Его Величества. Вон его превосходительство Тун удостоен титула князя. Теперь сыновья и внуки его будут одеты в халаты с драконами и препоясаны нефритовыми поясами. Так что вам, ваше сиятельство, по-моему, все доступно.

– Позвольте узнать, как вас зовут, почтенный? – спросил Сюэ. – Вижу, за словом в карман не полезете.

– Рекомендую! Брат моей жены, брат У Старший, – представил шурина Симэнь. – Занимает пост тысяцкого в здешней управе.

– Вы брат покойной сударыни? – спросил Сюэ.

– Нет, брат моей старшей жены, – пояснил Симэнь.

Смотритель Сюэ поклонился шурину У и сказал:

– Прошу прощения, сударь.

Хозяин проводил смотрителя Сюэ на крытую галерею и предложил высокое кресло. Когда гость сел, подали чай.

– В чем дело?! Почему нет его сиятельства Лю? – удивлялся Сюэ. – Надо будет послать за ним моего слугу.

– Ваша милость посылали паланкин за его сиятельством, – говорил слуга смотрителя, встав на колени. – Его сиятельство вот-вот прибудут.

– А два исполнителя даосских напевов прибыли? – спросил Сюэ.

– Давно прибыли, ваше сиятельство, – сказал Симэнь.

Вскоре появились исполнители и отвесили земные поклоны.

– Вас покормили? – спросил Сюэ.

– Покормили, ваше сиятельство, – ответили сказители.

– Тогда не подкачайте! Щедро награжу!

– Ваше сиятельство! – заговорил Симэнь. – Для вас приглашена актерская труппа.

– Что за труппа? – поинтересовался смотритель.

– Хайяньская.[1057]

– А, так они ведь на своем варварском наречии поют, – сморщился Сюэ. – Не разберешь, что тявкают. Такие актеры в диковинку разве что студентам-горемыкам, которые года по три над писанием корпели, добрый десяток лет с лютней, мечом и связкой книг за плечами по свету маялись, потом в столице экзамены держали, кое-как чиновное звание получили и опять без жен живут. Нас же, одиноких, почтенных придворных смотрителей, такие лицедеи не интересуют.

– Позвольте, ваше сиятельство, с вами не согласиться, – говорил, улыбаясь, сюцай Вэнь. – Говорят, поселился в Ци, по-циски и говори.[1058] Неужели, ваше сиятельство, вас, пребывающих в высоких теремах и хоромах, нисколько не трогает за душу игра актеров?

– О, прошу прощенья, я совсем запамятовал, что средь нас и почтеннейший сударь Вэнь! – воскликнул Сюэ и, смеясь, ударил по столу. – Представители местной чиновной знати, разумеется, заступаются за себе подобных.

– И сановные мужи из сюцаев выходят, – не унимался Вэнь. – Вы, ваше сиятельство, сучок рубите, а урон всему лесу наносите. Убей зайца – лиса пригорюнится. Всякий за своих собратьев вступится.

– Вы не совсем правы, сударь, – заметил Сюэ. – В одном и том же месте рядом живут и мудрецы и глупцы.

Тем временем доложили о прибытии в паланкине его сиятельства Лю. Встретить знатного гостя вышли шурин У Старший и остальные. Лю поклонился перед гробом и приветствовал присутствующих.

– Где вы до сих пор пропадали, ваше сиятельство? – спросил Сюэ.

– Меня навестил родственник Сюй с Северной стороны, вот и задержался, – пояснил Лю.

Когда все расселись, подали чай.

– Жертвенный стол готов? – спросил своих слуг смотритель Лю.

– Все готово, – ответили те.

– Мы пойдем возжечь жертвенные предметы, – сказал Лю.

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, – уговаривал его Симэнь. – Вы уже отдали долг усопшей.

– Как же так?! – не унимался Лю. – Полагается самому принести жертвы.

Слуги захватили благовония. Оба смотрителя воскурили фимиам и поднесли три чары вина с поклонами.

– Не извольте себя утруждать, ваши сиятельства, – говорил хозяин. – Встаньте, прошу вас!

Смотрители отвесили поклоны и встали. Симэнь поблагодарил их за участие и проводил обратно в крытую галерею, где немного погодя расставили столы и подали вино. На обоих почетных местах восседали смотрители Лю и Сюэ. За ними разместились шурин У Старший, сюцай Вэнь и Ин Боцзюэ. Пониже рядом сел Симэнь Цин.

Послышались удары в барабан и гонги. Актеры поднесли смотрителям перечень исполняемых вещей. Те выбрали «Красный халат Лю Чжиюаня».[1059] Не успели актеры исполнить и нескольких сцен, как смотрители заскучали.

– Нет, даосские напевы куда интересней, – заметили они и позвали исполнителей.

Под удары в барабанчик с натянутой рыбьей кожей двое стоявших рядом исполнителя запели высокими голосами «Историю о том, как снегопад задержал Хань Вэньгуна[1060] на заставе Ланьгуань».

Вышли повара и отвесили гостям земные поклоны. Смотрители наградили их за угощение. Симэнь распорядился приготовить закусок и вина для сопровождающих смотрителей слуг, но рассказывать об этом подробно нет надобности.

Между обоими высокопоставленными евнухами завязался за столом разговор.

– Слыхал, брат, – говорил, обращаясь к Лю, смотритель Сюэ, – какой десятого дня в столице ураган-то прошел! Молния угодила прямо во Дворец Сосредоточения Духа. Ажурный конек вдребезги разнесло. В гареме до смерти перепугались. Страх великий обуял Его Величество. Сановникам велено было исполнять обязанности с большой осторожностью и тщанием. В обители Высокой Чистоты свершаются ежедневные молебны всем духам. На десять дней запрещен убой скота, закрыта Уголовная палата и прекращена подача докладов. А вчера посол Великого Цзинь с грамотой прибыл. Требуют три наших города, и разбойник Цай Цзин хочет им уступить. Войско под командованием Тун Гуаня должно быть передано в распоряжение десяти цензоров во главе с Тань Цзи и Хуан Анем, которым поручена охрана трех рубежей, но Тун Гуань не желает подчиняться приказу, что вызвало осуждение большинства придворных.[1061] А в день становления зимы[1062] Государь Император свершал жертвоприношения в родовом храме предков. Так вот. В тот самый день, утром, один ученый муж из Палаты церемоний по имени Фан Чжэнь при осмотре храма предков заметил капающую меж кирпичей кровь, а в северо-восточном углу в полу зиял провал. Ученый доложил об увиденном государю, а один из прокуроров в докладе на высочайшее имя резко осудил командующего Тун Гуаня, обвинив его в превышении своей власти и в том, что его как гаремного смотрителя не следовало бы возводить в князья. За Тун Гуанем уже послан гонец Его Величества с высочайшим указом о срочном вызове в столицу.

– Мы, брат, с вами всего-навсего провинциальные чиновники, – отвечал ему Лю. – Какое нам дело, что там при дворе творится. Нам теперь день да ночь – сутки прочь. На то великаны и поставлены, чтобы небо подпереть, когда оно падать начнет. Только думается мне, погубят империю Великих Сунов эти кисляки,[1063] право слово, доконают. Впрочем, как говорится, Вану все трын-трава, коль во хмелю глава.[1064]

Опять вышли исполнители даосских напевов.

– Спойте-ка «Как к чарке пристрастился Ли Бо»,[1065] – заказали смотрители.

Певцы ударили в барабанчик с натянутой рыбьей кожей и запели. Пили до заката. Потом смотрители велели своим слугам приготовить паланкины и стали откланиваться. Как ни удерживал их Симэнь, ему пришлось проводить их за ворота. Сопровождающие окриками разогнали с дороги зевак, а именитые гости отбыли по домам.