– Почему не идешь, когда тебя зовут? – спрашивал ее Симэнь. – Что это за выходки! Думаешь, от меня увильнуть сумеешь, да?

Айюэ отвесила земной поклон, не проронив ни слова, только улыбалась. Потом, примкнув к остальным, ушла в дальние покои. Певицы земными поклонами приветствовали Юэнян и остальных хозяек, среди которых заметили Ли Гуйцзе и У Иньэр.

– А вы уж тут? – удивились вошедшие.

– Мы уж два дня дома не были, – отвечала Гуйцзе. – А вы где до сих пор были?

– Мы-то давно бы собрались, если б не Айюэ, – заметила Дун Цзяоэр. – Она нас задержала. Все ломалась.

Айюэ, прикрыв личико веером, только улыбалась.

– А это барышня чья? – спросила Юэнян, указывая на Айюэ.

– Младшая сестра Чжэн Айсян, – пояснила Дун Цзяоэр. – Разве вы ее не знаете, матушка? Она всего с полгода как с девичеством распрощалась. Ее зовут Чжэн Айюэ.

– Какая стройная! – заметила Юэнян.

Вынесли чай. Накрыли стол, и певицы сели за чай. Цзиньлянь приподняла у Чжэн Айюэ юбку и посмотрела ножки.

– У вас, певиц, почему-то очень острые носки, – говорила Цзиньлянь. – Не как у нас. У нас нога соразмерная, а у вас слишком большие пятки.

– И чего она придирается? – обратилась Юэнян к супруге У Старшего. – Только бы себя выставить. Других красотою своей затмить.

Немного погодя Цзиньлянь вынула из прически Айюэ шпильку.

– Где такую делали? – спрашивала Цзиньлянь, разглядывая золотую шпильку, отлитую в форме рыбки.

– Это я у нашего домашнего ювелира заказывала, – ответила певица.

Юэнян позвала Гуйцзе и Иньэр.

– Присаживайтесь, выпейте чайку, – пригласила их хозяйка.

Гуйцзе с Иньэр присоединились к остальным певицам.

– Может, пройдемся по саду? – предложила им Гуйцзе.

– Обождите, мы сейчас придем, – сказала Дун Цзяоэр.

Гуйцзе и Иньэр, сопровождая Цзиньлянь с Юйлоу, миновали внутренние ворота и направились в сад. К крытой галерее они не пошли, потому что там пировал хозяин с гостями, а, полюбовавшись немного цветами, завернули к Пинъэр навестить Гуаньгэ. Мальчику опять нездоровилось. Он то и дело просыпался в испуге, плакал и не сосал молоко. Пинъэр, не отходя ни на шаг, смотрела за сыном. Она поспешно встретила вошедших и предложила присаживаться.

– А сынок спит? – спросила Гуйцзе.

– Целый день проплакал, – отвечала Пинъэр. – Уложила лицом к стене, спит пока.

– Старшая говорит, надо бабку Лю позвать, – заметила Юйлоу.

– Что ж ты слугу не послала?

– Сегодня у хозяина торжественный день, – отвечала Пинъэр. – Завтра позову.

Пока они говорили, в комнату вошли певицы, дочь Симэня и Сяоюй.

– Вот вы где, оказывается! – воскликнула дочь Симэня. – А мы весь сад обыскали.

– Там неудобно, гости пируют, – сказала Юйлоу. – Мы немного постояли и сюда пошли.

– А вы что там до сих пор делали? – поинтересовалась Гуйцзе у Хун Четвертой.

– Мы у матушки Четвертой[893] чай пили, – отвечала певица.

Цзиньлянь обернулась к Юйлоу и Пинъэр.

– Матушка Четвертая?! – Цзиньлянь засмеялась. – Кто это тебе сказал, а?

– Она нас стала чаем угощать, – говорила Дун Цзяоэр, – и мы не знали, как ее называть, и спросили. Называйте, говорит, матушкой Четвертой.

– Вот бессовестная негодница! – продолжала Цзиньлянь. – Одно дело – когда другие назовут, а то сама себя величает. Кто тебя здесь возвышает, кто в расчет берет, кто матушкой называет?! Муж как-то раз заглянул на ночь, и уж расцвела, разукрасила – целую красильню развела. В тот вечер у матушки Старшей невестка ночевала, у Второй – Гуйцзе, у тебя – золовка Ян, у сестрицы Ли – Иньэр, а у меня – мать-старуха. Вот он к тебе и пошел, а то тебе бы и не дождаться никогда!

– А поглядела бы ты на нее нынче утром! – вставила Юйлоу. – Как батюшку отправила, сама во двор вышла – одного зовет, другого кличет. Уж так-то из себя воображала.

– Не потворствуй, говорят, служанке и не балуй дитя, что верно, то верно, – заметила Цзиньлянь и обернулась к Сяоюй. – Слыхала, батюшка матушке говорил, будто хочет ей служанку покупать. Он вроде к ней пришел, а она знай себе убирается. Когда он ее спросил, она, потаскуха, не упустила случая. Я, говорит, день-деньской покою не знаю. А вечером еще убираться в спальне приходится. А батюшка ей: не беспокойся, мол. Я с хозяйкой потолкую. Пусть подыщет тебе служанку. Правда был такой разговор?

– Я не знаю, – отвечала Сяоюй. – Может, Юйсяо слыхала.

– У нас у всех гости были, вот батюшке и пришлось к ней идти, обратившись к Гуйцзе, – продолжала Цзиньлянь. – А то б он разве пошел к ней! У меня нет обыкновения человека за глаза оговаривать. Но вы себе не представляете, какой у нее язык. Ей только попадись! Ей так своего добиться не удается, вот она и наговаривает, яму человеку роет. Я с ней по возможности вообще не разговариваю.

Сючунь внесла чай, заваренный с орехами. Все сели.

Вдруг спереди донеслась музыка и барабанный бой. Прибыл военный комендант Цзин. Ему наполнили чару. Дайань пошел звать певиц. Свата Цяо в тот день не было. Первыми ублажали гостей забавники и шутники, разыгравшие сценку-фарс, потом музыканты, танцоры и акробаты.

Начали подавать кушанья. Когда принесли суп, пожаловал лекарь Жэнь в парадном платье. Симэнь проводил его в залу, где после обмена приветствиями Жэнь велел слугам достать платок с пожеланиями долголетия и два цяня серебра.

– Только вчера мне стало известно от Хань Минчуаня о вашем дне рождения, почтеннейший сударь, – говорил он, протягивая подношения. – Прошу прощения за опоздание.

– Разве я посмел бы утруждать вас, сударь! – отвечал Симэнь. – Ваш визит делает мне большую честь. Премного вам благодарен за щедрые подношения и чудодейственное средство, которое вы изволили прописать в прошлый раз.

После положенных церемоний лекарь Жэнь хотел было поднести Симэню заздравную чарку.

– Не извольте беспокоиться, – вежливо отказался хозяин. – Я вам крайне признателен за подношения.

Лекарь Жэнь снял халат и занял четвертое место слева, как раз за шурином У Старшим. Подали суп с рисом, слуге Жэня передали коробку со съестным.

– Премного вам благодарен, сударь, – проговорил Жэнь и велел слуге унести коробку.

Когда все уселись, певицы заиграли на инструментах и спели заздравные куплеты. Симэнь попросил их обнести гостей вином. Появились актеры. Они протянули придворным смотрителям Лю и Сюэ свой репертуар, и те выбрали сцены из драмы – Хань Сянцзы провожает богача Чэня на пир бессмертных».[894]

Только они исполнили сцену, с улицы донеслись окрики сопровождающих.

– Его сиятельство столичный воевода Чжоу прибыли, – доложил Пинъань.

Симэнь в парадном одеянии вышел ему навстречу. Не успели они обменяться приветствиями, как хозяин предложил гостю раздеться.

– Я прибыл исключительно для того, чтобы поднести брату заздравную чарку, – говорил Чжоу.

– Не утруждайте себя, почтеннейший! – заявил вышедший к нему навстречу смотритель Сюэ. – Достаточно и обыкновенных приветствий.

Оба отвесили друг другу поклоны.

– Прошу покорнейше меня простить за опоздание, – говорил Чжоу, и, сняв парадное платье, поприветствовал остальных собравшихся.

Воевода Чжоу занял третье место слева. Ему принесли прибор и все подававшиеся до того блюда, а также суп с рисом. Ниже угощали его слуг. Им поставили два блюда сладостей, два блюда мяса и два жбана вина.

– О, для меня слишком много! – воскликнул Чжоу и, позвав своих слуг, велел им забрать яства себе.

Когда он сел на место, смотрители Лю и Сюэ поднесли ему по чарке вина.

Роскошный пир, сопровождаемый пением, плясками и музыкой, был в самом разгаре.

Да,