Трое существ, даже не удостоив меня взглядом, направились к пустому участку стены и уставились на него так, будто это вовсе не простой камень.
Я пытаюсь побороть сковавший меня ужас и дышать, но пугаюсь и замираю: а вдруг мои судорожные вздохи услышат и тоже перережут мне горло?
Не осознавая, что делаю, я ползу к зеленой луже, которая когда-то была орком, и вытаскиваю из нее два длинных кинжала. Рукояти скользкие, и я не хочу думать, что течет у меня меж пальцев, но я все равно крепче сжимаю их, не зная, что будет дальше.
Я надеялась, что оружие поможет мне почувствовать себя лучше, но я снова скрючиваюсь в углу, голая, избитая, в брызгах своей и чужой крови. А три новых кошмара стоят на другом конце комнаты, уставившись в стену.
Болит все. Я пытаюсь – пока безуспешно – не задохнуться от страха, наблюдая за чем-то, напоминающим игру в карты. Однако она реальна и разворачивается прямо у моих ног. В картах козырная масть кроет ту, что ниже рангом, но здесь то же самое проделывают монстры. И стоит мне подумать, что я наконец-то знаю, кого и чего мне бояться, как колоду тасуют, и вот новое и еще более опасное испытание оказывается сверху.
Вдруг до меня доносится скрежет – камень трется о камень. За широкими плечами трех существ я вижу, как кирпичная стена отодвигается. Медленно крупные камни поворачиваются, открывая небольшую комнатку с рядами и рядами полок, на которых расставлены какие-то предметы – какие, я не могу разобрать. Один из скелетов исчезает внутри, но вскоре появляется вновь и передает небольшой мешок одному из своих напарников. То, что похоже на сложенный пергамент, он засовывает во внутренний карман куртки.
– Все взял? – спросил один из скелетов, привязывая котомку к поясу, и тот, что сунул сверток под доспехи, произнес:
– Все, что нам было нужно. Я даже оставил кое-что на память о нас, хотя после сегодняшней ночи туда вряд ли кто-то зайдет.
Скелеты наконец отходят от стены, и проем тут же закрывается. Я, как завороженная, наблюдаю, как поворачиваются камни, – а может, я просто в шоке – кто в такую кошмарную ночь разберет?
– А с ней что будем делать? – До меня доносится ледяной голос, и я вздрагиваю: один из скелетов бесшумно подкрался и теперь стоял всего в шаге от меня.
Я крепче сжимаю кинжалы, и, клянусь, в уголках его рта замечаю нечто похожее на смешок. Конечно, на месте рта сейчас у него пасть мертвеца, но это не мешает мне разглядеть под чарами его настоящее тело, квадратную челюсть и впалые скулы. Как фантом, появляющийся из тени, другой скелет внезапно оказывается рядом с ним, наблюдая за мной.
– Если мы ничего не предпримем, то она, наверное, отправится на рынок плоти, – указал на меня первый скелет.
– Не наша проблема, – заявил третий, продвигаясь к открытому окну.
– Я могу убить тебя, если пожелаешь, – предложил второй, и только через мгновение до меня доходит – он обращался ко мне. – Лучше тебе умереть – мы знаем, что с тобой сделают эти люди.
Взгляд его черных глаз жесткий, а голос ровный, будто он излагает всем известную истину.
– Нам нужно спешить, – обрывает его скелет у окна, в его тоне слышится раздражение.
– Ты хочешь, чтобы я тебя убил? – снова спрашивает меня его товарищ, будто никуда не торопится.
Хочу ли я?
Я неуверенно смотрю на него. Я была готова умереть, когда Дорсин пинал мое тело, но теперь, когда три монстра мертвы, а я сжимаю в руках кинжалы, мое положение видится мне по-другому: не таким отчаянным, не столь безнадежным.
– Помогите мне, – умоляю я. – Возьмите меня с собой. – Я приподнимаюсь со своего места в углу и вскрикиваю – ребра ноют, мое искалеченное тело болит, и я вновь опускаюсь на колени.
– Ты даже ходить не способна, а если бы и могла встать, мы все равно не смогли бы забрать тебя с собой, Лунный Лучик. Тебе лучше умереть, – отвечает мне второй, и что-то в его спокойном тоне вновь разжигает мой гнев.
Я бросаю на него яростный взгляд, но ничего не говорю, лишь подтягиваю кинжалы ближе к себе – в знак предупреждения. Черные глаза скелета смотрят на меня пронзительно, а затем он и его товарищ подходят к окну, где их дожидается третий скелет.
– Как пожелаешь, – бросает один из них через плечо – он даже не оглянулся, будто я не заслуживала его жалости.
Они собираются уйти, и паника вновь начинает накатывать на меня волнами. Но что я могу поделать? Они предложили мне смерть, а умирать я не хотела. Одно дело – желать смерти в агонии, разбитой, уничтоженной, когда смерть кажется тем единственным, что избавит тебя от новых страданий. Но вот она я – сижу, окруженная трупами врагов, у меня есть оружие, а свет луны обещает исцеление, он совсем рядом, за спинами скелетов, выбирающихся из окна… Я хотела жить.
И любой, кто вновь посмеет причинить мне боль… поплатится за это.
Горячие слезы стекают по моим щекам, а скелеты исчезают в окне так же незаметно, как и появились. Темные, жестокие слова эхом отдаются в моем сознании.
Я подползаю к телу Дорсина и ищу в его карманах ключ от моих оков.
Лучше тебе умереть.
Это так бессердечно, но лишь эти слова звучат у меня в ушах, пока я срезаю с тела Дорсина тунику и оборачиваю ее вокруг себя, кое-как прикрывшись.
Меня тошнит, но я стараюсь держаться и отчаянно ищу ключи от своей свободы. Должно быть, они в столе, но мои цепи туда не дотянутся.
Мягкое прикосновение ночи нежно очерчивает синяки на моей коже. Свет луны пробирается через открытое окно и впивается в мои кости, исцеляя раны, нанесенные Дорсином. Но, к несчастью, этого мало, чтобы восстановить мои силы, и как бы я ни старалась, как бы я ни втыкала кинжалы в звенья цепей или ни пыталась открыть острием ножа замки на наручниках, все было тщетно.
Не знаю, сколько я пролежала вот так, прижавшись щекой к прохладному полу и глядя в мертвые глаза Дорсина и дразняще распахнутое окно.
Солнце уже поднялось высоко, когда в двери из белого дуба постучали. В моем сознании вновь ожили слова скелета, но, когда требовательный стук повторился, я даже не шелохнулась.
Лучше тебе умереть.
Передо мной возникли обтянутые кожаными штанами ноги. Я вздрагиваю – я больше физически не способна бояться хоть чего-то, так что я просто наблюдаю за тем, как люди Дорсина выходят на эту мрачную сцену, раскинувшуюся передо мной.
В голове, в душе моей пусто, и я пытаюсь осознать, что происходит вокруг. Голоса кричат и спорят, но я ни на чем не фокусируюсь, пока в поле моего зрения не попадает пара черных ботинок. Я рассматриваю начищенную поверхность обуви и замираю, заметив маленький череп, вдавленный в серебро пряжки на ремешке, удерживающем лодыжку владельца.
Сколько боли и ужаса принесет мне эта пара ботинок?
С проворностью, которой я сама от себя не ожидала, я бросаюсь на владельца обуви. В его оценивающем взгляде мелькает неподдельное изумление, и он отпрыгивает в сторону. Победоносный рык поднимается в моей груди, я поднимаю кинжал орка, замахиваюсь… но цепи отбрасывают меня к стене, и тот, кого я хочу порубить на кусочки, оказывается вне досягаемости.
Я вперила в него взгляд, изучая его лицо и ища черты, которые успела различить ночью, под чарами и образом скелета. Но не нахожу на лице этого фейри ни аристократических скул, ни полных губ.
Его глаза цвета какао тоже изучают меня, и его взгляд останавливается на потеках крови Дорсина, размазанной по моей коже, а затем перемещается к пятнам того, что осталось от орков: жижа засохла на моих волосах и руках.
На мгновение он кажется впечатленным, а затем его лицо вновь принимает безразличное выражение.
– Я Тиллео, заместитель Дорсина, – говорит он и указывает подбородком на своего мертвого начальника. – Кажется, ты тут времени зря не теряла, – замечает он, и его темный взгляд блуждает по моему залитому кровью телу.
От мрачного блеска в его глазах меня пробирает дрожь отвращения, но я пытаюсь сдержаться…
И тут меня осеняет: он думает, что эту бойню устроила я. Я бросаю взгляд на лужи крови – зеленые и красные, а затем вновь смотрю на Тиллео. Я не поправляю его – не могу сказать, доволен он увиденным или как раз прикидывает, как наказать меня за то, что я, по его мнению, сделала. И я ожидаю, что меня охватит ужас, но нет – я ощущаю лишь пустоту, и у меня нет сил, чтобы испытать хоть что-то еще.
