– Твое имя должно стоять первым.

– Перестань, Дэвид. Это же твоя идея.

– Идея была маленькая и глупая, но ты подняла ее на такой уровень, что теперь не только идея, но и я сам кажусь себе очень умным. И стиль великолепный. Давно не встречал такой… даже слово трудно подобрать… такой ясности. Ясности мысли. Ве-ли-ко-леп-но! Кстати, я уже поменял наши фамилии местами.

– Ну зачем ты…

– Я же говорю – уже поменял. И для тебя это важнее. Я знаю. Публикация в Nature – и прибавка обеспечена. Тысяч двадцать в год, не меньше.

Спору нет, деньги ей очень нужны. Молодец, Дэвид. Догадался.

– Спасибо.

– Я не просто восхищен, но еще и завидую. Не хочется признаваться, но что делать – зависть пока еще никто не отменял.

Она засмеялась и почувствовала, как загорелись щеки.

– Так что извини, что звоню в воскресенье, но просто не смог удержаться.

– Ничего страшного. Никаких воскресных дел у меня нет.

– Какое совпадение! И у меня нет.

– Решила пойти прогуляться.

– Еще одна ошеломляюще прекрасная идея.

Оба засмеялись. Дэвид помахал рукой перед камерой и отключился.

Селии сразу стало легче на душе. Подумать только, Дэвид, всемирно известный ученый, так высоко оценил ее работу! Натянула толстый свитер. Сборы недолгие: куртка, сапоги, вязаная шапочка. Выскочила из подъезда, остановилась на крыльце и с наслаждением вдохнула сырой, колючий воздух. Уже не так холодно, снежинки мгновенно тают на одежде. Снег кончится, и к вечеру все растает.

Спустилась к станции метро на Чарльз-стрит. И все же – как там отец? Почему не отвечает? После пятничного разговора осталось чувство беспокойства: отец постоянно путал и забывал слова. Взять хоть историю про почтальона: тот якобы оставил у него на крыльце чужой пакет, но потом оказалось, что пакет не чужой, а его, а почтальон, как выразился отец, не соизволил его доставить. Что именно произошло, был пакет или нет, доставил – не доставил, она так и не поняла. Селия никак не могла привыкнуть к резким изменениям состояния отца. Сегодня совершенно нормален, а завтра – другой человек. Не в себе.

Но молчание еще хуже. Почему он не отвечает?

Она постаралась отбросить дурные мысли.

На улице почти никого. Возможно, люди еще не пришли в себя после кошмарного побоища в IKEA. И погода не располагает к прогулкам.

Позвонить, что ли, Мохаммеду? Выпить кофе, поболтать… Селия уже достала телефон, но тут же передумала. Не то настроение, да и он наверняка где-то проводит время с друзьями. Или сходить в кино? Отвлечься, подумать о чем-то другом. Сесть на метро – две остановки до кинотеатра на Кендалл-сквер.

Перебежала улицу, зашла на станцию и взглянула на табло – две минуты до следующего поезда.

Надо позвонить отцу.

И он взял трубку! После первого же гудка.

Какое облегчение… Оказывается, смотрел любимый полицейский сериал и не слышал телефон. По воскресеньям телевизионщики устраивают марафон – три или четыре серии подряд.

Селия забежала под навес и пропустила поезд.

Снег перешел в дождь. Начало темнеть, хотя вроде бы еще рановато – только-только перевалило за полдень.

Отец в прекрасном настроении. Он обожает эти сериалы. Да и читает преимущественно детективы, на полке теснятся десятки глянцевых корешков.

Она как-то спросила – не надоело ли? Какой ни откроешь, одна и та же история… Спросила мимоходом, не ожидая ответа, но отец неожиданно произнес в защиту длинную адвокатскую речь. По его мнению, человек показывает свое истинное лицо только в критические моменты. Герои сопротивляются, остальные падают как кегли. Все как в жизни. Кто-то верен своим идеалам до самой смерти, кто-то плывет по течению и перекладывает ответственность на других. Люди продают свою свободу. Или еще хуже: покупают чужую. Да, есть поклонники так называемой интеллектуальной литературы, но обычные люди не тратят время на созерцание собственного пупа, у них просто нет такой возможности. У настоящих героев нет времени на рефлексию, им надо просто бороться со злом. Кто-кто, а герои знают лучше всех, что зло существует и с ним надо бороться.

Селия прекрасно понимала, что отец идентифицирует себя с борцами за справедливость.

Хорошо бы он оставался таким всегда. Самим собой, веселым, живым. И пусть смотрит всю эту ерунду по телику – даже бездарные сериалы помогают размышлять и выстраивать догадки в логические цепочки.

Неужели ничего нельзя сделать? Уже в сотый раз приходила ей в голову эта мысль, но пока у нее не было стопроцентной уверенности в их препарате.

Селия тут же расхотела идти в кино. Лучше сначала посмотреть хотя бы кусок сериала, именно того, что смотрит отец, а потом поразмышлять.

На дисплее раннее утро. За темным, со светящимися контурами силуэтом статуи Свободы из океана медленно поднимается огромное, еще неяркое солнце, а на часах Адама уже полдень. Сквозь прикрытые жалюзи сочится тусклый зимний свет.

В левом нижнем углу экрана – его собственная физиономия. Надо бы постричься и выкинуть наконец дурацкое худи с надписью New York Yankees Baseball. Совершенно не его стиль – купил в аэропорту Нью-Йорка, потому что замерз. Хотел выбросить сразу, но в лаборатории довольно холодно, а штука эта теплая и, надо признаться, удобная. Вообще-то на бейсбольном матче он был всего раз в жизни, и то в девятилетнем возрасте.

Видеоконференцию созвали в срочном порядке. Дэвид Мерино, Лаура Либер, второй профессор и еще двое. Лаура совсем недавно родила первого ребенка.

Ты поспала хоть час за эти две недели? – Нет.

Общий смех.

Дэвид прокашлялся и поднял ладонь – пора начинать.

– IKEA.

Сказал – и замолчал. Улыбки как ветром сдуло.

Только что опубликовали личные данные преступника.

Вдовец. Семьдесят семь лет. Жил в пригороде Уинтроп к югу от Бостона. Криминального прошлого не выявлено.

Но главное вот что: Фред Ньюмэн страдал синдромом Альцгеймера и входил в группу добровольцев, на которых испытывали первые образцы Re-cognize. Худшие опасения Адама оправдались.

– Надо было остановить серию сразу после Люийе, – сказал он.

– А Люийе-то тут при чем? – В голосе Дэвида Адаму послышалась нотка раздражения.

– Не после Люийе, а после мыши, – задумчиво произнесла Лаура. – С этой мышью… темная история.

– У нас тома данных об этой взбесившейся мыши, – сказал Дэвид. – Ничто, никакие параллельные исследования не подтверждают, что причиной агрессии был Re-cognize. То же самое с Люийе. Вспомни, Адам: Франсуа Люийе оказался полностью резистентным к препарату. Re-cognize на него не действовал никак.

– Возможно… – Лаура пожала плечами. – Мы опрашивали всех, кто его знал. И все в один голос говорят: совершенно уравновешенная психика. Как заметил кто-то из его знакомых, уж кому-кому, а Люийе мысль о самоубийстве никогда бы и в голову не пришла.

– Все говорят, все говорят… – передразнил Дэвид и взмахом руки будто отогнал назойливого комара. – Да еще в один голос… При чем здесь все? Надо думать своей головой.

Лаура обиженно поджала губы.

Все-таки Дэвид свинья. Даже на экране видно – Лаура еле жива от усталости. К тому же мало кто сравнится с ней по эффективности. Но, как любой женщине, ей приходится работать вдвое больше и показывать вдвое лучшие результаты.

– Лаура права, – твердо сказал Адам. Кто-то же должен встать на защиту. – Рано или поздно они доберутся до историй болезни.

– Это конфиденциальный материал.

– Конфиденциальный? Ты, видно, не в курсе или забыл. Старик ворвался в IKEA и в буквальном смысле казнил несколько человек. Детей! О конфиденциальности никто и не вспомнит.

– Проглядели дефект в вирусе?.. – предположила Лаура. – Тогда…

– Какой еще дефект! – опять прервал ее Дэвид. – Дураку понятно, Re-cognize тут ни при чем. Один человек… Один! Вспомни, сколько их у нас. К тому же он прошел курс несколько месяцев назад. Даже если какой-то побочный эффект и мог возникнуть, что вряд ли, за такой срок он непременно бы исчез. Просто психически нездоровый человек. Как и Люийе. Пусть копают на здоровье, да никто и копать не будет. Кончайте с конспирологией, ребята.