Допив «Колу» и умыв в туалете всё ещё припухшее лицо, я принял решение съездить на мойку. Нельзя сказать, что я был сильно чистоплотен, но позволить себе ездить на столь грязном автомобиле по тёплой осенней Москве я точно не мог!

– Триста двадцать рублей без ковриков, – на плохом русском произнёс темноволосый мужчина с большим золотым перстнем на пальце. – За коврики ещё пятьдесят.

– Давайте с ковриками, – решил я, – и мусор весь выгребите, пожалуйста.

Примерно через двадцать минут я снова сидел в кресле «Форда», глядя на окружающее меня пространство сквозь более-менее чистое стекло. В салоне по-прежнему пахло старьём и затхлостью, хоть и было гораздо чище. Я пересчитал остаток денег. В кармане оставалось сто двадцать рублей и какие-то копейки.

Солнце всё также освещало город яркими лучами, воскресные улицы были ещё более пустыми, чем в субботу. Дворников во дворах не было, автомобильных пробок – тоже. По широким тротуарам гуляли женщины с детьми, иногда – с мужьями, кто-то – с собакой, периодически на полупустых остановках можно было встретить греющихся на солнце бомжей, на центральных улицах – поливальные машины.

Не прошло и двадцати минут, как я снова заруливал в арку собственного дома. Лучшего варианта, чем просто отлежаться до вечера, обмысливая случившееся и ожидая звонка Романа, я не нашёл. Бросив автомобиль на том же месте, где обнаружил его несколькими часами ранее, я закрыл дверь ключом и вошёл в подъезд.

– Лёша! – неожиданно окликнул меня престарелый женский голос. Я замер и обернулся.

Подъездная консьержка, Алевтина Михайловна – женщина лет шестидесяти, в широком хлопчатобумажном цветастом халате и тапочках, с завитыми, по всей видимости бигудями, кудрявыми волосами, с толстой замызганной книжкой Улицкой в руках – смотрела на меня из-под низко опущенных на нос очков слегка испуганным взглядом.

– Добрый день, Алевтина Михайловна, – спокойно сказал я. – Что, Анюта забыла отдать за сентябрь? – Я хорошо знал, что Алевтина Михайловна выходит из своей застеклённой, пропахшей едой и собачатиной будки только для того, чтобы собрать деньги за собственную работу с должников. Вопросами всех коммунальных платежей в нашей семье занималась Анюта.

Алевтина Михайловна по-прежнему смотрела на меня холодным непонимающим взглядом.

– Нет, Лёшенька, – сказала она, поправив спадающие очки и подойдя ближе, – ты мне денюжки за июнь ещё не отдал, хотя обещал. – На её лице засветилась довольная ухмылка. – Ты мальчик хороший, отдашь, я подожду. – Она сделала ещё один шаг мне навстречу. – К тебе тут ребята какие-то приезжали час назад…

– Какие ребята? – переспросил я, поскольку абсолютно точно никого в воскресенье не ждал.

– Не знаю, какие. Они тебя спрашивали. Семь человек. Я точно посчитала. – Алевтина Михайловна снова заволновалась.

– Точно меня? – перебил я её.

– Да кого ж ещё? Ты же знаешь, у нас в подъезде кроме тебя и Людкиного Лёшки нет больше никого. Да и квартиру они твою точно назвали. Спрашивали, куда уехал, когда вернёшься… Странные какие-то ребята… – Она сделала паузу.

– Что-то передали мне? – Я перебирал в голове всех знакомых, пытаясь понять, кто же мог ко мне заявиться.

– Нет, Лёшенька, ничего не сказали. Я лишь слышала, как один из них, самый здоровый, говорил другому, такому лысому, что вернутся вечером. А больше ничего. Хлопнули дверью и ушли. – Она снова прервалась, словно вспоминая о произошедшем в очередной раз. – Наследили только…

– Ясно, – протянул я, – значит, вечером?

– Лёшенька, страшные ребята какие! С палками все, двое лысых, один с лицом опухшим, алкаш какой-то. Может, мне милицию вызвать? – почти шёпотом сказала Алевтина Михайловна, словно её подслушивали.

– Да что вы! Не надо! Не беспокойтесь! – ответил я и быстрыми шагами направился к лифту.

– А денюжки-то когда отдашь? – противным голосом закричала консьержка, когда я уже стоял в кабине лифта.

– Скоро, Алевтина Михайловна, скоро! – громко ответил я. Двери лифта закрылись сухим лязгом.

В квартире было пусто. Я ещё раз оглядел стены и тумбы в поисках Анютиных вещей, но так ничего и не обнаружил. Выпив чаю с любимым овсяным печеньем, я прилёг на диван и, включив негромко телевизор, задремал.

Разбудил меня звук телефона, назойливо вибрирующего на полу. На дисплее высвечивалось прежнее «UNKNOWN».

– Лёха? Куда опять пропал? Просил же набрать… – По голосу я узнал того самого Серёгу, который звонил мне утром.

– Серёга? – опасливо переспросил я.

– Нет, блядь, Папа Римский! – Серёга противно засмеялся.

Я молчал, не зная, что ответить.

– Короче, поднимай жопу и приезжай. Лысый тебя ищет. Подтягивайся на Савёлу, будем вместе думать, как разруливать.

– Слушай, я не очень понимаю, что происходит…

– Не понимаешь?! – заорал в трубку Серёга. – Не понимаешь? Башку тебе проломят, и всё! Ты че, Лысого не знаешь? Он же отмороженный!

– А чего случилось-то? – таким же возмущённым пронзительным голосом спросил я.

– Бля, чувак, ты совсем спился? Или, может, тебе уже по башке въехали сапогом? Очнись! Не тупи! Сваливай с хаты! Слышишь?

– Слышу, – сухо ответил я. – Куда ехать?

– Ко мне ехать, дебил! – снова заорал в трубку Серёга. – Хотя стой. Нет. Давай на БиПи пересечёмся. В шесть. О’кей?

– Да, хорошо, – ответил я и повесил трубку.

Поскольку времени до назначенной встречи было более чем достаточно, я снова принял душ и посидел молча в любимом кресле, собираясь с мыслями. Самочувствие было гораздо лучше, хотя воспоминания тяжёлого похмельного утра жутким шлейфом тянулись за мной, словно неисчезающий перегар.

В холодильнике было пусто, не считая пары банок завалявшихся консервов, полупустой банки майонеза и непонятно откуда взявшейся замороженной пиццы в морозилке.

Выпив сразу два стакана воды, поскольку в горле постоянно было сухо, я запер дверь и спустился во двор.

Старый «Форд Сиерра» по-прежнему одиноко стоял у мусорных баков. Снова выругавшись на устаревшую механику, я завёл мотор и выехал в сторону Савёловской.

Остановившись на очередном светофоре на Ленинском, я снова позвонил тёще. Результат был аналогичен предыдущему: аппарат абонента по-прежнему был заблокирован. Я набрал Ромке.

– Алло, Лёш, прости, закрутился… – сразу начал оправдываться Роман.

– Да не, ничего. Ты Серёгу знаешь? – не понимая, как спросить иначе, начал я.

– Дааа… – протянул Ромка, – звонил он мне, дело серьёзное. – Слова Романа поставили меня в полный тупик.

– Я ничего не понимаю, – вслух сказал я.

– А хули тут понимать? – парировал Роман. – Вы с Серёгой где договорились?

– На БиПи у Савёлы.

Неее, я ему щас позвоню. Погнали на Полянку, там хоть пива выпьем да поболтаем спокойно.

– Это там, где вчера сидели?

– Ха! Ты так совсем скуришься, брателло!

– Я не курю! – настойчиво ответил я.

– Ну да, ну да. Пока не выпьешь, –засмеялся Ромка.

– Я выдержал паузу, не зная, что ответить.

– Я за рулём…

– И что? Тебя, можно подумать, это когда-то останавливало. – Ромка снова хихикнул. – Езжай туда. Оставим твою колымагу там, я Серёгу подхвачу. Где-то к семи будем. Понял?

– Понял, – покорно ответил я.

– Отлично! – Роман повесил трубку.

Часы показывали без двадцати семь, когда я припарковал «Форд» у тротуара на Пятницкой. До назначенной встречи оставалось немного свободного времени.

«Так, Лёха, давай размышлять логически. – Я слегка съехал вниз по креслу “Форда” и убавил громкость раздражающей музыки. – Кто может знать Анин телефон?»

Я пролистал записи в книжке. Безусловно, почти все мои друзья знали её номер, но вот кому звонить – вопрос. Правильнее всего было бы набрать Голиной Ирине – очень хорошей Аниной подруге, поскольку мы были с ней в отличных дружеских отношениях, и я не сомневался, что под каким бы предлогом Анна от меня ни ушла, Ирина всегда поможет нам снова сойтись. Долистав записную книжку и собравшись с мыслями, я набрал Ире.