Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– А как же я спички буду зажигать? Тут или грудь или спички, – пыталась я донести здравость моих рассуждений до режиссера-Шерлока.

– Ты актриса! Вот и делай, что тебе говорят. Прояви фантазию и ловкость.

Наконец, репетиция закончилась. Я посмотрела в конвертик, который мне вручили перед уходом. Ого! И это только за репетицию?! Да за такие деньжищи я точно смогу и грудь вперед, и спичкой чиркнуть, и спалить целую эскадру, если понадобится!

Что, в принципе, я и сделала на самом торжестве. Все шло гладко, как на репетиции. Правда, антураж был не бутафорский. На столах у гостей омары с шампанским (устрицы, оказывается, уже не в моде). Шевчук с его группой – настоящие, не поддельные, и пели они без фонограммы. Я, как полагается настоящей русской осени, носилась по сцене очень бодро. Грудь вперед, попа назад, глаза в небо. Так как прощание с женатой жизнью происходило под открытым осенним небом, а из одежды на мне были только купальник и синтетический венок, то осень, в смысле я, покрылась мелкими противными пупырышками.

Настал момент жечь корабль. Я, памятуя слова всемогущего режиссера, закатила глаза к небу и начала очень обольстительно чиркать спичкой по коробку. Делаю шаг к кораблю и… спотыкаюсь о небо. То есть о Галкина, будь он неладен! Распласталась рядом с ним. Спичка в этот момент отлетела на костюм одного актера, изображающего камень. «Камень» ожил и стал носиться по сцене с криками «Горю, горю!» Во время этого спринта он нечаянно зацепил занавес, который тут же заполыхал ярче, чем листва деревьев на горизонте. За ним, наконец, загорелся и корабль.

Что тут началось! Гости орали, как полоумные, актеры срывали с себя горящую одежду и тоже кричали. Только режиссер молодец. Стоял и смотрел задумчиво на то, как горит корабль, и приговаривал:

– Это успех! Это прямое попадание в яблочко! Брависсимо!

Я лежала на пыльной сцене и тихо плакала от испуга и позора, не в силах пошевелиться. Вдруг меня подняло вверх и куда-то понесло. Приятный запах дорого парфюма подействовал, как нашатырь. Я перестала скулить. В ухо тихим шепотом вливались слова: «Ну что такое, Осень?» Это был виновник торжества, тот, который праздновал развод. Увидел мое нешевялящееся тело и подумал, что меня пора спасать.

Мы вместе уже шесть лет. И у нас все хорошо, как ни странно. Но больше всего на свете я люблю заходить в гримерку после спектакля. На столе я обязательно найду маленькую записочку от него: «Осень, я давно с тобою не был».

Осеннее разочарование

Татьяна Егорова

vk.com/tb_egorova

Первый осенний дождь лил четыре дня. Мы с Ленкой стояли около подъезда. «Гуляли». Она жаловалась, что боится остаться старой девой, что никто ее никогда не полюбит.

А мне было на это плевать. Моя проблема была поважнее: я провалила вступительные экзамены в техникум. Мне было плевать, полюбит кто-то Ленку или нет. Хватит уже ныть, у людей тоже проблемы есть!

Я ей так и сказала. Она завизжала, что я на следующий год поступлю, если не буду дурой, а она старой девой останется навсегда.

Мы поругались. Я шла, сама не знаю куда, загребая ногами желтые промокшие листья. Теперь на душе в два раза паршивее. Надо промокнуть снаружи, чтобы полегчало изнутри.

Кеды сдались очень быстро: они чавкали, наполнившись водой. Лосины прилипли к ногам, руки больше не согревались в карманах.

Небо было таким низким, будто оно лежало на крышах домов и стекало на город. Сейчас дожди, потом снег с дождем, потом – лед. Осень – темная даль.

Я присела на скамейку на автобусной остановке. Ходьба под ледяным дождем отвлекла меня от навязчивых мыслей о техникуме и о подруге.

«Зря я с ней так, – подумала я. – Завтра помирюсь обязательно».

Подъехал автобус, я решила проехаться в нем, чтобы согреться.

Села на заднее сидение, из-под которого всегда идет обжигающий жар. Мне кто-то сказал, что там находится двигатель. Может быть, может быть… Этот жар сейчас очень нужен моим промокшим ногам.

На конечной остановке я не вышла на улицу. Никто не сделал мне за это замечание, не пригрозил и не выгнал. Автобус развернулся и отправился по маршруту обратно.

Доехав до другой конечной остановки, я снова осталась сидеть в салоне.

За окном совсем стемнело. Струи воды лились снаружи по стеклу, и через него фонари выглядели, как растекающиеся пятна света.

Водитель заглушил мотор, вышел из кабины и побежал. Ссутулившись, как будто это поможет ему остаться сухим.

Он скрылся за дверью диспетчерской.

Я сидела одна в темноте и уже окончательно забыла про Ленку, про техникум и даже не дрожала от холода. А думала, смогу ли открыть руками дверь автобуса. И получится ли у меня «выдернуть шнур, выдавить стекло», как написано в инструкции на центральном окне.

Вдруг двери с шуршанием открылись. В салон влетел порыв ветра, и моя тревога усилилась. Вошел водитель.

«Наорет… Вызовет милицию… Изнасилует…» – моя фантазия была настроена драматично.

– Есть хочешь? – спросил он, сев напротив меня.

– Нет, – ответила я.

Он протянул мне слоеное пирожное «Бантик».

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Раиса, – ответила я, набив рот «Бантиком».

Он рассматривал меня, как мартышку в зоопарке, и задавал вопросы для поддержания беседы.

Я отвечала сдержано, как обычно с незнакомым человеком, и старалась не выронить изо рта кусок пирожного.

«Да, мама отпустила. И папа тоже. Да, учусь. Работаю, ага. Обычно слушаю музыку, но сегодня мокну под дождем».

Даже не спросил, какую музыку я люблю. Заигрывает, но я не люблю старых. Ему, наверное, все тридцать.

Оказалось, двадцать пять. Об этом я узнала при следующей встрече.

В октябре начались заморозки. Сапоги приходилось натягивать на шерстяные носки.

Я ехала в автобусе и собиралась выходить на своей остановке. Выпустив пассажиров, стоявших передо мной, двери закрылись.

Дотронувшись до них рукой, я посмотрела в сторону кабины водителя, потом опять повернулась к закрытому выходу.

Водитель объявил на весь салон:

– Девушка Рая! Повернитесь!

Я повернулась и увидела за стеклом своего нового знакомого, Федора.

Бабочки в животе взорвались фейерверком счастья и осветили пасмурное небо.

– Привет, Райское яблочко! – ему было весело, он придумал мне кличку.

– Привет, дядя Федя съел медведя, – не люблю тупые шутки.

Он сказал, чтобы я не злилась. Спросил, свободна ли я вечером, и предложил встретиться у станции в семь.

Я пришла.

Он сидел в своем автобусе. У него был перерыв.

– Ты с автобусом не расстаешься? – съязвила я.

Потом, в доверительной беседе, он рассказал мне, что разведен, что у него двое детей, мальчик и девочка.

– Мы с женой, – говорил Федор, – решили детей сделать, чтобы мне в армию не ходить. Но когда они родились, я понял, что уж лучше армия. А потом мы с женой развелись. Молодые были, – добавил он, оправдываясь, – по семнадцать лет.

«Придурок, – подумала моя голова, – Такое мог придумать только придурок».

«Какой откровенный», – шепнул незнакомый голос внутри меня.

Ветер подхватил заиндевевшие листья и закружил их в вальсе. Я поддалась новому незнакомому чувству и позволила ему вертеть мною. Шестнадцать лет – самое классное время для маленьких глупостей. Например, влюбиться в разведенного мужика, которому даже неинтересно, какую я слушаю музыку.

Каждый раз, прощаясь с ним, я прощалась со всей Вселенной. Возвращал меня в реальность только мой магнитофон.

«Очередь за солнцем на холодном углу.

Я сяду на колеса, ты сядешь…»

…на заднее сиденье автобуса, самое теплое в салоне, и буду ехать круг за кругом. И ничего не расскажу Ленке, с которой мы уже давно помирились. Разум больше не усмехался «придурок», он покорился.

Когда мы с Федором не виделись месяц, я думала, почему меня тянет к этому человеку? Нам совсем не о чем поговорить. Меня даже не согревают его объятия, а будто обкрадывают. Я получаю взрыв и пустоту. Но для него у меня всегда есть время.

6
{"b":"882816","o":1}