– Мракобесие какое-то, – хохотнула Юля. – Пойду, отпрошусь у Марины Викторовны.

Свободный прием был сегодня только у какого-то Лосева. Девушка поежилась, предвкушая перспективу попасть на прием к гинекологу-мужчине, но терпеть уже не было сил. В кабинете ей сразу бросилась в глаза медсестра с бюстом, выпирающим из декольте розовой медицинской формы. На этом роскошном бюсте почти потерялся бейдж с именем «Айгуль». У нее были бесконечные ресницы, густо-накрашенные пухлые губы и неестественные брови, нарисованные, как у куклы. Напротив сидел доктор, лицо которого было закрыто маской по самые глаза.

Стоп! Только не это! Синие глаза…

Юля забормотала слова извинения и попятилась спиной к выходу.

– Подожди! – почти закричал Данил и потянулся к телефону. – Лариса Николаевна, могу я попросить о личной услуге?

Ожидая коллегу, доктор что-то писал, а «кукла» залезла в телефон играть разгадывать кроссворды.

– Автор строчки «Что же будет с родиной и с нами?», шесть букв. Ну-ка, Е-С-Е-Н-И-Н. Подходит.

– Шевчук! – синхронно воскликнули Данил и Юля, которая тут же уловила восхищенный взгляд врача.

В этот момент в кабинет вплыла Лариса Николаевна и скомандовала: «Ну-с, голубушка, прошу на трон!»

– Позвольте, сколько же вам лет, милое создание?

– Двадцать пять, – опустила глаза Юля.

– Данил Александрович, предупреждать же надо! Вы в своем уме? Я же чуть в атаку с зеркалом не ринулась.

– Я… я не знал, – молодой доктор начал краснеть и заикаться.

– По нашей части вроде порядок. Через пару дней наступит следующая фаза цикла и спина отпустит. Но мой вам совет: с мужиками не затягивайте, – женщина подмигнула Юле. – Вот на таких жениться надо, а не на…

Лариса Николаевна обменялась с Айгуль презрительными взглядами и удалилась.

Как всегда, в конце рабочего дня Юля перебирала бумаги и мечтала скорее оказаться дома, под одеялом. Вдруг ее мечты прервались глухим стуком о рабочий стол.

– Мама всегда учила, что нужно возвращать банки, – улыбаясь, сказал синеглазый парень. – Помидоры, кстати, были просто шикарные!

Улица, казалось, сегодня по-особенному приятно шумела и была радостно-яркой. По тротуарам бежали цветные зонты и куртки, раскрашивая собой пасмурный осенний вечер. Девушка в зеленом шарфе осторожно ступала по усыпанной мокрой листвой дорожке, не чувствуя недавней усталости. Рядом с ней шел парень и нервно болтал пакетом с банкой. Изредка, будто случайно, он касался руки своей спутницы. Перед знакомым ему домом она вдруг взяла его за руку, и, не говоря друг другу ни слова, они вместе зашли в подъезд.

– Макс, открывай скорей! Сколько можно стучать? Я сейчас уроню же, – сестра еле держала тяжеленные пакеты с волшебными баночками.

– Иду! О, ничего себе! Как ты все это дотащила? У тебя же радикулит. Или почки. Что там у тебя?

– У меня все хорошо! Даже слишком! Ты просто не представляешь, насколько! – Юля не могла скрыть улыбку, застывшую на ее лице со вчерашнего вечера.

– Я вижу, сестренка. И безумно этому рад. Посмотри, не слишком тесный пиджак? – Максим вертелся у зеркала, надувая и втягивая живот.

– В самый раз, красавчик! Куда наряжаешься?

– На, посмотри сама, – Макс протянул сестре синий конверт. – Данил принес сегодня утром.

Юля открыла конверт и достала тисненую карточку:

«Максим, приглашаем Вас на церемонию нашего бракосочетания, которая состоится… Данил и Айгуль».

Irina Caby

vk.com/caby_paris

Стою, дура дурой, в купальнике цвета опавшей листвы, со спичками в руках около театра. Продрогла до костей, все-таки уже сентябрь. Очень хочется курить. На голове венок из синтетических листьев. Я типа девочка-осень. И это типа мой первый рабочий день в фирме «Cюрприз».

А я, между прочим, человек с двумя высшими образованиями! Ну почти с двумя. Юридический на третьем курсе был успешно оставлен ради театрального. Устроилась на эту работу по великому блату. Да, такова правда жизни.

Меня заказала сама хозяйка этого суперзаведения. Пришла эта богиня шоу-бизнеса на мой отчетный спектакль «Горе от ума», посмотрела, пошепталась с ректором, ослепила всех своими бриллиантами в не-знаю-сколько карат, подсластила все это голливудской улыбкой и удалилась.

После спектакля ректор со словами восхищения в адрес юного дарования (дарование – это я) сунул мне визитку.

– Это твоя путевка в большое и дорогое театральное будущее. Сзади не номер телефона, а зарплата. Не в год, а в месяц, между прочим.

– И кого я должна убить за такие деньги?

– Типун тебе на язык!

– Если убивать никого не надо, то придется играть голой. Больше я не знаю случая, чтобы актеру платили такие деньжищи. О, надо в паспорт посмотреть. Может быть, моя фамилия уже не Кукушкина, а Джоли?

Вот так я и стала блатной заказной девочкой, отрекомендованной самим ректором в светлое безбедное актерское будущее.

– Эй, Осень! Заканчивай играть в поджигателя! Всех собирают в зале для вводного инструктажа. Я пошуршала ко входу по засыпанному опавшими листьями асфальту.

Господи, чем бы прикрыться? Хотя не знаю, кому сейчас хуже: мне в купальнике или вон тому, в скафандре, с кораблем в руках. Режиссер в шарфе а-ля Шерлок и в кепке а-ля Ватсон с энтузиазмом начал вещать:

– Завтра, коллеги, мы выступаем у очень важного человека.

Кто бы сомневался!

– Этот очень важный человек отмечает свой развод.

Вот так поворот событий. Хорошо, что не похороны.

– Бывшая жена этого очень важного человека пригласила на праздник группу ДДТ.

Красиво разводятся. Но лучше бы Леди Гагу.

– А что, и шампанское с устрицами будут?

– Кукушкина, не переживай, голодной не останешься.

Хотелось бы верить.

– Шевчук будет исполнять песню «Что такое осень». В нашу задачу входит точно и красиво инсценировать слова. С юмором, жизнерадостно, квалифицированно.

От неожиданности спички из моих рук брякнулись на пол и рассыпались по старому паркету.

– Кукушкина, реквизит не теряем! – режиссер гаркнул так, будто у меня не спички, а купальник упал.

И началась театральная вакханалия. По-другому это не назовешь. Заиграла фонограмма. На первых словах «что такое осень – это небо, плачущее небо под ногами» на сцену в голубом балдахине-накидке выплыл Вася Галкин. В гриме грустного мима. На словах «под ногами» Васек неожиданно рухнул на пол, раскинув в стороны свои конечности. Так он, значит, «играет» плачущее небо! От неожиданности я снова выронила спички.

– Кукушкина! У тебя что, в руках мухи трапезничают?! – гаркнул Шерлок-Ватсон, – Галкин, падай потише! А то, не ровен час, сделаешь дырку в полу!

«В лужах разлетаются птицы с облаками» – хрипели колонки голосом Шевчука, а по сцене носилась толпа актеров в черных костюмах и махала руками, изображая испуганных ворон.

«Осень я давно с тобою не был…»

– Кукушкина, брось ты эти спички! Твой выход. Плыви по сцене, как жар-птица с томным взглядом. Грудь не прячь. Это не утренник в детском саду, пусть все видят красоту нашей осени! Ты можешь красивее плыть? Попу назад, грудь вперед, глаза в небо. Да не в то небо, которое под ногами!

Боже, это все наяву со мной происходит? Ущипните меня кто-нибудь для осознания, что все это – не сон. Пока я рассуждала о смысле жизни, на сцене продолжало твориться что-то неимоверное. Актер в скафандре из последних сил тужился, чтобы правдоподобно изобразить, как он несется прочь от земли, перепрыгивая через других актеров, которые прикинулись кто камнями, кто – верностью над чернеющей Невою.

– Кукушкина! Жги!

– Чего?

– Корабль жги! Да не по-настоящему! – орал режиссер, как слабоумный, – по настоящему завтра! У нас всего один корабль. Имитируй. И улыбайся. Зазывно, красиво, а не скалься. И грудь не закрывай!