– Филлис, это мистер Холдсворт.

Она взглянула на него и тотчас потупилась, еще сильнее покраснев оттого, что мистер Холдсворт галантно снял шляпу и отвесил поклон. К подобным церемониям у Холменов не привыкли.

– Отца с матерью нет дома. Они огорчатся… Почему же вы не написали, Пол? Ведь обещали!

– Это моя вина, – вступился за меня Холдсворт, мгновенно разгадав причину ее недовольства. – Я никак не могу расстаться с привилегиями больного, в частности с правом до последнего откладывать любое решение. Когда ваш кузен спросил меня вчера, в котором часу мы тронемся в путь, я просто не знал, что сказать.

Судя по всему, теперь уже Филлис не знала, что сказать, вернее, что ей делать с нами. Я попытался прийти ей на выручку и, забрав у нее из рук неполную корзинку, спросил:

– Вы закончили собирать горох? А то мы могли бы помочь.

– Если вам угодно. Но не слишком ли это утомительно для вас, сэр? – обратилась она к Холдсворту.

– Ничуть! Я с удовольствием вернусь на двадцать лет назад, когда собирал горох в огороде у деда. Помощнику разрешается съесть несколько горошин?

– Сколько угодно, сэр. Но не лучше ли угоститься клубникой? Если поискать, уже можно найти спелые ягоды. Пол вас проводит к грядкам.

– Вижу, вы мне не доверяете. А напрасно! Я отлично знаю, какой горох надо рвать, а какой оставлять, и никогда не наберу неспелых стручков. И я не приму отказа на основании своей мнимой непригодности для столь ответственного дела.

Филлис впервые столкнулась с легкой светской манерой обо всем говорить полушутя. На секунду мне показалось, что сейчас она начнет оправдываться, дескать, мистер Холдсворт не так ее понял, но в конце концов ей хватило ума промолчать. Минут пять мы сосредоточенно рвали горох. Затем мистер Холдсворт поднялся над зелеными рядками и со вздохом признался:

– Боюсь, я вынужден объявить забастовку. Немного переоценил свои силы.

Филлис немедленно исполнилась раскаяния (Холдсворт и в самом деле побледнел) и стала вслух казнить себя за то, что приняла его помощь:

– Как глупо с моей стороны! Я просто не подумала… Решила, что вам это в радость. Надо было сперва накормить вас, сэр! Пол, остановитесь, мы уже достаточно набрали. Как я могла забыть про болезнь мистера Холдсворта!

Пунцовая и взволнованная, Филлис поспешила к дому. Едва мы вошли, она придвинула мистеру Холдсворту глубокое мягкое кресло, и гость опустился в него с нескрываемым облегчением. Кузина быстро собрала небольшой поднос – вино, вода, кусок пирога, домашний хлеб и свежесбитое масло. Пока мистер Холдсворт подкреплялся, она стояла рядом и с тревогой наблюдала за ним. Мало-помалу краска вернулась на лицо гостя; повеселев, он принес шутливые извинения за то, что нагнал на нас страху. Как только опасность миновала, Филлис вновь оробела и замкнулась, сменив простодушную участливость на прохладную сдержанность – обычную свою манеру в обществе незнакомых людей. Выложив перед гостем местную газету (номер за прошлую неделю, который был прочитан мистером Холдсвортом еще пять дней назад), она без звука удалилась. А он откинулся на спинку кресла, обмяк и закрыл глаза, по видимости желая соснуть.

Я на цыпочках проследовал за ней в кухню, но она уже вышла через задний ход на двор и скрылась за углом дома. Там я и нашел ее: усевшись на каменный монтуар, кузина лущила горох. Бродяга разлегся у ее ног, то и дело клацая зубами, чтобы отогнать назойливых мух. Я взялся помогать ей, но сладкие молодые горошины чаще попадали мне в рот, чем в миску. Мы коротали время за беседой, нарочно приглушая голос, дабы не нарушить покой мистера Холдсворта, поскольку окна в комнате, где он отдыхал, были открыты.

– Он ведь красив? Что скажете?

– Возможно… Да, пожалуй… Я не приглядывалась, – ответила она. – Мне показалось, что он похож на иностранца.

– Похож – потому что носит волосы на иностранный манер.

– По-моему, англичанин должен и выглядеть как англичанин.

– Полагаю, он об этом не задумывается. Пока жил в Италии, привык следовать итальянской моде, не хотел выделяться, а дома, в Англии, просто не стал ничего менять. Так он говорит.

– Нет, не просто! Если не хочешь выделяться, делай как все, хоть в Италии, хоть в Англии. Здесь никто не носит таких причесок.

Иными словами, Филлис нашла логический изъян в доводах моего друга. Мне это было неприятно, и я перевел разговор на другую тему:

– Когда возвратится миссис Холмен?

– Должна быть с минуты на минуту. Правда, она собиралась проведать миссис Мортон – та занедужила; возможно, задержится и придет только к обеду… Пол, не пора ли вам посмотреть, как там мистер Холдсворт? Не дурно ли ему?

Я внял ее совету, но беспокоиться было не о чем. Мистер Холдсворт стоял у окна, заложив руки в карманы: судя по всему, он внимательно наблюдал за нами.

– Так вот какова та девушка, Пол, которую ваш заботливый отец прочил вам в жены, когда я ненароком нарушил ваш с ним тет-а-тет! – сказал он, обернувшись на мои шаги. – И вы по-прежнему считаете, что не пара ей? Глядя на вас минуту назад, я бы усомнился в вашей чрезмерной скромности.

– Мы с Филлис понимаем друг друга как брат и сестра, – твердо ответил я. – Будь я единственным мужчиной в целом мире, она и тогда не согласилась бы взять меня в мужья; и я тоже не могу помыслить о ней, как… как того желал бы отец, – (что-то помешало мне просто сказать «как о жене»), – хотя мы искренне любим друг друга.

– Хм, удивительно… Не то, что вы любите друг друга как брат и сестра, а то, что вы, Пол, не мыслите влюбиться в такую привлекательную женщину. Ведь она красавица!

Красавица! Женщина! Для меня Филлис была еще девочка – миловидная, но по-детски угловатая: не зря вспоминался ее смешной передник, с которым она только давеча рассталась… Вслед за мистером Холдсвортом я повернулся к окну взглянуть на нее. Она стояла спиной к нам, подняв над головой корзинку с миской лущеного гороха. Пес с веселым лаем прыгал вокруг, пытаясь дотянуться до воображаемого лакомства: Бродяге надоело лежать, и он радовался любой перемене. В конце концов кузине наскучила эта игра, она притворно замахнулась на собаку, скомандовала «Фу, Бродяга, лежать!», покосилась на наше окно, желая удостовериться, что шум не потревожил гостей, – и увидала нас обоих. Вся красная от смущения она заспешила прочь; неугомонный Бродяга по-прежнему вился вокруг хозяйки.

– Жаль, не успел зарисовать ее, – промолвил мистер Холдсворт, отвернувшись от окна. Он погрузился в свое кресло, минуту-другую сидел молча, потом снова встал. – Я многое бы отдал сейчас за подходящую книгу. Чтение вернуло бы мне покой. – Он огляделся по сторонам и на столе для игры в шаффлборд приметил стопку книг. – Так, что тут у нас? Пятый том «Толкования» Мэтью Генри, – начал он перечислять, – «Руководство по ведению домашнего хозяйства», Берридж «О молитве»[24], «Ад»… Данте! Подумать только, кто же это читает?

– Филлис. Я говорил вам. Не помните? Она и латынь знает, и греческий.

– Ну разумеется! Как не помнить! Просто я не подумал, что это одно лицо – что тихая девушка, хлопочущая по хозяйству, и есть та самая ученая особа, которая поставила вас в тупик своими вопросами, когда вы начали бывать у родственников. Ну разумеется – «кузина Филлис»!.. Тут вложен какой-то листок… Понятно, она выписала трудные, устаревшие слова. Каким, интересно, словарем она пользуется? От Баретти[25] ей мало толку. Погодите! У меня где-то был карандаш. Дайте-ка я напишу рядом с каждым словом основные значения, чтобы немного облегчить ей задачу.

Устроившись за круглым столиком с книгой и списком, он принялся подробно толковать слова, вызвавшие у кузины затруднения. Не слишком ли смело он распоряжается в чужом доме, промелькнуло у меня. Короче говоря, я ощутил смутную неловкость. Едва он успел закончить работу, вложить листок в книгу и вернуть ее на место, как напротив дома остановился экипаж. Я выглянул в окно и увидел, что из соседской двуколки вылезла миссис Холмен. Коротко поблагодарив соседа, она направилась к дому, и я вышел ей навстречу.