Вероятно, Аделизу отдали под опеку Рожера де Бомона, потому что она приняла монашеский обет в аббатстве Святого Леодегара (Сен-Леже-де-Пре). Аббатство основал в 1050 году отец де Бомона, и Рожер де Бомон покровительствовал обители. Возможно, там Аделиза и была похоронена³⁰, хотя звучали предположения, что ее могила находилась в аббатстве Святой Троицы в Кане или, что менее достоверно, в соборе Байе³¹. Аббатство возглавила родная дочь Рожера, Обри, там же состояла монахиней Матильда, первая настоятельница будущего детища королевы Матильды – аббатства Святой Троицы в Кане. В молитвенном свитке аббатисы Матильды за 1112 год упоминаются Аделина, настоятельница приората Святого Леодегара, и Аделиза, тамошняя монахиня; любая из них могла быть усопшей дочерью Вильгельма и Матильды³².

Аделиза почти наверняка была той самой монахиней королевских кровей по имени Аделаида, которая примерно в 1071–1072 годах написала Ансельму из Аосты, аббату Бек-Эллуэна, а с 1093 года – архиепископу Кентерберийскому, письмо с просьбой прислать ей несколько стихотворений из его труда «Цветы псалмов», ныне утраченного. Ансельм отобрал несколько произведений и отправил ей в ответ, сопроводив молитвами и наставлениями: «Пусть возвышенный ум презрит все, от чего должно отказаться, даже если оно у нас есть; и да устремится смиренный ум к тому единственному, чего нет, но что во славу Господа следует сохранять вечно»³³.

Аделиза была достаточно взрослой, чтобы понять свои устремления, учитывая, что она родилась в начале 1050-х годов. Приведенный выше отрывок намекает на то, что, несмотря на всю свою набожность, Аделиза по-прежнему наслаждалась богатством и мирскими сокровищами, не готовая пожертвовать ими ради благочестивой жизни. Поэтому Ансельм увещевал ее искать любви Божьей. Тем не менее Аделиза, очевидно, сама решила принять монашеский обет, а не покорилась воле родителей посвятить дочь Богу, как произошло с ее сестрой Сесилией. Видимо, Аделизе удалось преодолеть мирские искушения, поскольку «мозоли, обнаруженные после смерти у нее на коленях, свидетельствовали о непрестанной молитве»³⁴.

Некоторые историки до сих пор утверждают, что у Матильды была еще одна дочь. Приорат Саутовер, ныне Льюис, в Суссексе был основан Вильгельмом де Варенном, первым эрлом Суррея, и его женой-фламандкой Гундрадой, или Гундред, в 1078–1082 годах. В документе, претендующем на роль уставной хартии, упоминается, что де Варенн учредил приорат во здравие «королевы Матильды, матери своей жены». Надпись на могиле Гундрады, датируемая XII веком, сообщает, что усопшая была «славным потомком герцогов и знатной особой». Предание позднего Средневековья, которое до Реформации распространяли монахи приората, гласило, что Вильгельм Завоеватель и Матильда были родителями Гундрады или же что Матильда была ее матерью³⁵. В 1846 году историк Томас Степлтон утверждал, что до брака с Вильгельмом Нормандским Матильда вышла замуж за Гербольда, потомственного защитника аббатства Святого Бертена в Сент-Омере, и родила от него Гундраду и двух сыновей: Гербольда Фламандца, эрла Честера, и Фредерика из Остерцеле-Шельдевиндеке. Предположительно, поэтому папа римский запретил брак Матильды с Вильгельмом в 1049 году³⁶.

Гундрада действительно была сестрой Гербольда³⁷, которого источники именуют «братом графини Гундред»³⁸, но ее родство с Фредериком основано исключительно на домыслах³⁹. Давно доказано, что так называемая уставная хартия, якобы выданная де Варенном, датируется XV веком и, видимо, является подделкой. В подлинной хартии нет упоминаний о родстве Гундрады с Вильгельмом Завоевателем и Матильдой. Матильда никак не могла быть замужем за Гербольдом до брака с Вильгельмом, поскольку во многих источниках названа девицей. Матильда была знакома с Гундрадой, своей соотечественницей, и подарила ей поместье[1] Карлтон в Кембриджшире⁴⁰, но никто из современников не сообщает об их родстве.

Легенда, зародившаяся в XV веке в Льюисе, вероятно, возникла в результате преднамеренной фальсификации документов⁴¹. Будь Гундрада дочерью Вильгельма Завоевателя, в эпитафии ее наверняка назвали бы потомком короля; будь она дочерью Матильды, ее бы не назвали «потомком герцогов». Убедительное доказательство того, что Гундрада не была дочерью Вильгельма и Матильды, содержит письмо Ансельма из Аосты, архиепископа Кентерберийского, адресованное их сыну Генриху I, в котором Ансельм отказывается узаконить брак сына Гундрады, Вильгельма де Варенна, второго эрла Суррея, с дочерью короля Англии, ссылаясь на кровное родство четвертой степени с одной стороны и шестой степени – с другой. Приходись Гундрада Генриху I сводной сестрой, их посчитали бы родственниками первой степени⁴².

То было время высокой детской смертности, однако у нас нет записей о том, что кто-то из детей Матильды умер при рождении или в младенчестве. Это кажется примечательным, если только потерю младенца не обошли молчанием. Тем не менее каждого из детей Матильды «в свое время преследовали несчастья»⁴³.

О материнских качествах Матильды утверждается, что она «походила на Марфу трогательной заботой»⁴⁴ о детях, к которым относилась очень трепетно⁴⁵. Факты свидетельствуют, что Матильда сама занималась воспитанием детей в их ранние годы, а возможно, и дольше. Роберт, например, оставался при матери большую часть детства и юности.

Вильгельм гордился семьей и Матильдой, чье «почтительное отношение к мужу и плодовитость пробудили в нем самые нежные чувства»¹. Этого следовало ожидать, ведь преемственность нормандских правителей в скором времени оказалась надежно обеспечена. У Вильгельма и Матильды был истинно партнерский брак. На протяжении всей супружеской жизни Матильда, подражая королевам Франции², вместе с Вильгельмом управляла двором и заверяла документы, засвидетельствовав не менее сотни хартий, изданных до 1066 года, – гораздо больше, чем прочие подписанты³. Вильгельм всецело полагался на жену в свое отсутствие. Она также председательствовала вместе с супругом в суде при рассмотрении исков.

Гармония между герцогом и герцогиней, по-видимому, установилась с самого начала их отношений. Когда незнакомые люди вступали в брак, ожидалось, что любовь между супругами расцветет после свадьбы, ведь долг жены – любить своего мужа. Некоторым венценосным парам действительно посчастливилось полюбить друг друга, а кто-то категорически не сошелся характерами, что привело к катастрофическим последствиям. Многие просто пытались извлечь из брака максимум выгоды. В случае Вильгельма и Матильды любовь, похоже, действительно расцвела.

Вопреки обычаям, характерным для эпохи договорных браков, и невзирая на распущенность, которую демонстрировали его предки, Вильгельм «в течение многих лет вел себя так мудро, что его ни разу не заподозрили в каких-либо преступных связях»⁴. «Он знал, что брачные обеты священны, и чтил их святость»⁵. Короли и представители знати позволяли себе нарушать супружескую верность, но Вильгельм в 1079 году открыто заявил, что «верен и предан своей любви», назвав Матильду «той, кого любил как родную душу». Матильда, в свою очередь, хранила верность и преданность супругу⁶, в чем Вильгельму повезло, поскольку ее измена могла поставить под угрозу не только ее честь, но и родословную наследников, именно поэтому супружеская неверность считалась для женщины тяжким грехом. Матильда оставалась – за исключением одного-единственного примечательного случая – верной, чуткой женой и помощницей на протяжении всей супружеской жизни. Она, несомненно, пользовалась доверием Вильгельма и была посвящена в его тайны. Вильгельм со временем все больше полагался на ее здравый смысл и мудрость. Влияние Матильды на супруга было весьма значительным.