— Хана вам! С голоду тут все передохнете!

Наконец, выстрелы сменились на сухие щелчки, а затем и удаляющуюся ругань взбешённого охранника. Причём, как мне показалось, взбешён он был не из-за гибели своего товарища, а скорее из-за того, что аморалы вообще посмели провернуть что-то подобное. Нам полагалось тихо-мирно жрать помои и не отсвечивать, а не вот это вот всё.

Развить мысль дальше мне не удалось, рывком меня вытащили из-под импровизированного щита и поставили на ноги. Я старался держать равновесие и не шататься, но выходило это плохо, поэтому я просто привалился плечом к стене. Тут, пожалуй, постою.

— Нет, ну какой молодец, а? Парни, вы только поглядите на него! — Бритва довольно скалился. Он одобрительно хлопал меня по плечу, а я с каждым ударом проседал всё ниже и ниже.

Нет, с этим телом определённо нужно что-то делать, иначе очень скоро меня просто сломает от обычного порыва ветра.

— Ты в след раз предупреждай хоть, а то в след раз можешь и не дожить до веселухи. Обидно будет, да?

Я мазанул взглядом по «веселухе».

Охранник безбожно мазал то ли от того, что не умел стрелять, то ли от того, что эмоции оказались сильнее навыков. Тем не менее, несколько аморалов ему удалось зацепить. И их сейчас радостно растаскивали на куски бывшие товарищи. Не жалели даже раненных, причём это выглядело настолько обыденно, что становилось немного жутко. Но это правило Клоаки я уже усвоил — не можешь постоять за себя и ты труп.

Там, куда упал Паша и вовсе было кровавое месиво, в котором сложно было узнать человека. Надеюсь, что он свернул себе шею при падении. За наше короткое знакомство он, конечно, показал себя тем ещё мудаком, но я считал, что любая жестокость должна быть оправдана. А чем можно было оправдать этот фарш я не знал.

— Бери чё хочешь, парень, сегодняшний пир это твоя заслуга. Мои парни ща такой ужин организуют, присоединяйся. У нас вон и костерок есть, мясо жареное, а? Как тебе? Поеди-и-им! — мечтательно протянул Бритва, шумно сглатывая слюну.

Можно было подумать, что годы, проведённые в Клоаке, лишили его разума, а вместе с ним и остатков человечности. Многие решили бы, что он просто харизматичный псих, который продавил свою позицию грубой животной силой. В таком месте это было совсем не сложно. Те, кто опустился на самое дно, охотно принимают лидера, который на первый взгляд безумнее их самих. Того, кто может дать иллюзию того, что они сами все ещё сохранили немного человечности.

Вот только я видел взгляд Бритвы — холодный, жестокий и разумный. Он умело контролировал свои эмоции, выдавая порцию безумия тогда, когда это было нужно. Он отточил до идеала всё — свою речь, повадки, мимику... Даже нервные, как-будто случайные, поддёргивания плечами. Но не учёл, что глаза выдают его с потрохами.

Бритва не был психом и это делало его вдвойне опасным.

— Спасибо, откажусь, — я ответил ему таким же взглядом — холодным и жестоким.

— Это ты зря, парень, — с него моментом слетело всё наигранное дружелюбие и радушие. Менее подготовленный человек, наверное, даже испугался бы. — Пожалеешь ещё о своём решении. На коленях ко мне приползёшь и будешь умолять накормить, обогреть и приласкать, — он наклонился и прошептал мне на ухо, — а я не гордый, я приму.

Он растянул губы в очередной искусственной улыбке, ещё раз хлопнул меня по плечу и ушёл. Я резко выдохнул сквозь стиснутые зубы. Глупо было надеяться на противостояние здесь и сейчас в моём состоянии, но слишком уж Бритва меня раздражал.

— А я предупреждал — не связывайся с Бритвой. Макар, ты только что завёл себе самого могущественного врага в Клоаке, — Андрей Павлович сочувственно смотрел на меня. Для него я был всего лишь подростком, несмышлёным и потерянным. Кажется, старик решил, что я подписал себе смертный приговор.

Я равнодушно пожал плечами и двинулся осматривать тела. Может найду что-нибудь полезное. В конце концов, Бритва сам сказал, что я могу брать всё, что захочу.

***

Сухая палка со свистом рассекала воздух. Шаг, шаг, удар. Я повторял монотонные движения раз за разом, растягивал вялые, закоченевшие от безделья мышцы и сухожилия. Мышцы горели и молили о пощаде, но я упрямо продолжал повторять знакомые по прошлой жизни приёмы, начиная с самых азов. Боль, это хорошо, боль, это слабость, которая выходит из тела. Поэтому я терпел и тренировался. Моей задачей было довести этот мешок с костями хотя бы до половины того совершенства владения оружием, которое у меня когда-то было.

Проблемой было, что я совершенно не чувствовал оружие и это сильно тормозило тренировки. Да, корягу, которой я сейчас махал, и осколок стекла, которые я нашёл тогда среди трупов, сложно было назвать настоящим оружием, но раньше это не имело значения. Слишком я привык к своей способности, слишком сросся с ощущением того, что оружие — это продолжение меня, поэтому сейчас было очень сложно перестроиться.

Какой магический дар достался мне в этом мире, я так и не выяснил. Моё предположение о том, что магию здесь чем-то блокируют, оказалось верным. Андрей Павлович сообщил, что Клоака почти полностью состояла из адаманта, камня, который глушил связь с магической энергией.

Откуда вообще черпается магическая энергия я спрашивать не решился. Потеря памяти — это, конечно, хорошо, но незнание совсем уж базовых вещей могли вызвать ненужные вопросы. Узнаю об этом потом, когда выберусь.

С момента моего появления прошло примерно две недели. Я старался отслеживать время, но в Клоаке это было делать довольно проблематично. Время здесь текло медленно и тягуче, заставляя вязнуть в однотипной рутине.

Даже Бритва, казалось бы, потерял ко мне интерес. Но я всё ещё ловил его внимательный и изучающий взгляд в моменты тренировок.

Очередное повторение связки и палка вылетает из рук, слишком погрузился в свои мысли и недокрутил запястье, вот и поплатился.

Ладно, на сегодня хватит, я откинул со лба мокрые волосы и привалился к стене. Можно было в очередной раз сделать круг по Клоаке, в попытке найти что-нибудь полезное, но я понимал, что это не имеет смысла. За последнее время я облазил здесь каждый уголок и залез в каждую щель, до которой смог дотянуться. И сделал весьма неутешительные выводы — выбраться можно было либо через верх, либо через низ, третьего не дано. Причём, путь через верх отпал достаточно быстро. Я раз за разом пытался забраться по склонам, которые казались мне менее крутыми, но каждый раз скатывался обратно, не добираясь даже до середины. А после того, как чуть не улетел в пропасть, когда в очередной раз сорвался, и вовсе решил прекратить попытки.

Я поймал улитку, лениво ползущую мимо меня по своим делам, вытащил моллюска из панциря и закинул в рот. Если не думать о вкусе, то было неплохо. Из-за большой влаги здесь всегда было в достатке подобных беспозвоночных гадов и улитка была самая приятная из них.

После того случая, охрана своим присутствием нас больше не радовала и к этому моменту еда закончилась даже у запасливого Андрея Павловича. Голод стал постоянным и верным спутником, желудок уже даже судорогой перестало сводить, настолько я к этому привык. Впрочем, сомневаюсь, что в Клоаке вообще было возможно наесться досыта. Не для этого она создавалась.

— Как твои раны? — Андрей Павлович присел рядом, положив на колени объёмный свёрток.

— Так же, — я поморщился. Проблема была в том, что даже мелкие ссадины и царапины здесь заживали плохо. Они постоянно воспалялись и зудели. Мазь, которую мне дал старик, помогала, но очень медленно.

Я протянул ему пару крупных улиток, старик скривился, но отказываться не стал.

— Расскажи мне про Соболевых, — Андрей Павлович стал отличным источником информации. Он со свойственным пожилым людям удовольствием погружался в историю своего мира. Кое-что он рассказывал из того времени, когда был на свободе, но и свежую информацию тоже подкидывал. Я не спрашивал, откуда он знает что сейчас происходит наверху, так же, как и не спрашивал, откуда он берёт все те вещи, которые невозможно было достать в Клоаке, типа той же самой мази или еды, не похожей на помои. У каждого здесь были свои секреты и их стоило уважать. Зато я понял, как старик так долго продержался — он менял редкие здесь вещи на собственную безопасность и его не трогали. Что интересно — нычку старика я так и не нашёл, хотя был уверен, что облазил здесь каждый, даже самый незаметный, уголок.