Опять наступило продолжительное молчание. Но во взгляде Адмирала я больше не чувствовала враждебности. Кортик он тоже незаметно вложил в ножны.

И на этот раз первым начал говорить он.

— Вы извините, что я не буду называть Вас дочерью — для меня это слишком разительный контраст между юной девушкой, еще почти ребенком, и Вами, зрелой и мудрой женщиной. Умом я понимаю, что и она, и Вы, скорее всего, один человек, но привыкнуть к этому я еще не могу. Я Вам скажу то, что не рассказывал еще никому: вчера я был с докладом у Сталина, в котором привел данные о том, что немцы выводят свои корабли из советских портов, что, по моему мнению, является признаком приближающейся войны. Я просил дать разрешение, также вывести наши торговые суда из портов Германии, на что «Хозяин» в категорической форме запретил это делать, заявив, что это наши враги и ложные друзья пытаются стравить его с Гитлером в своих интересах. Это какое-то наваждение или необъяснимый сеанс массового гипноза: видеть, понимать, но не иметь возможности сказать это слово, которое и без этого у всех на устах — «завтра война».

— Думаю, что, кроме нашей самонадеянности, это была и блестящая работа немецкой разведки, возможная только при условии, что все решения за всю страну принимает один человек. Позже такое положение назовут «тоталитаризмом».

Ну, да дело сейчас уже не в этом. Война — практически свершившийся факт, и в этом все убедятся уже через неделю. А сейчас здесь об этом знаем только мы с тобой. Понимаешь, папа, реальность устроена таким образом, что практически одновременно существует множество времен: и мы, живущие за неделю до войны, которую скоро назовут Великой Отечественной, и время до нас, и после нас — их великое множество. Реальности, в которых мы существуем, похожи на нарезанные равными дольками кусочки арбуза. Каждая существует сама по себе, но все переходят одна в другую, начинаясь с того самого момента, на котором закончилась предыдущая реальность.

— Папа, — сказала я, — позволь, я тебя хоть немного покормлю.

Мы прошли на кухню, где так же, как и во всей квартире, корпусная мебель была затянута в белые холщовые чехлы. Ловким движением фокусника я смахнула со стола салфетку, и перед ним предстали именно те закуски, наличие которых он почувствовал еще при входе в квартиру. В заключение я слегка подогрела томленую в сливочном масле молодую картошечку и достала из новенького холодильника запотевший графинчик с анисовой, которую он весьма уважал, хотя и не злоупотреблял спиртным никогда. Этот холодильник ХТЗ-120 был предметом особой гордости отца, всегда питавшего слабость к техническим новинкам.

Несколько минут отец сосредоточенно ел, а я сидела напротив и смотрела на него, стараясь запомнить его таким, каким он был сейчас: на вершине своей карьеры, молодой, красивый и полный нерастраченных сил.

Наконец отец закончил есть, выпил пару лафитников водки в начале и в конце еды и решительно отодвинулся от стола. Здесь за столом появился пузатый самовар и накрытый разукрашенной ватной бабой заварочный чайник с дегтярного цвета чаем. К ним прилагались сахарница с колотым белоснежным сахаром и солидный запас флотских сухарей.

И опять я с удовольствием смотрела, как он расправляется с крепчайшими сухарями, с легкостью дробя их крупными белыми зубами.

— Зубы у меня в него, — подумала я, — до сих пор все до одного целые, а вот фигурой я пошла в маму. Тоже высокая, в юности была тонкая, а сейчас, пожалуй, сухопарая.

— Ну, уважила ты меня, дочка, — сказал Адмирал, — такой ужин приготовила, а я уж думал, что придется по-холостяцки чаем с сухарями обходиться, а затем добавил, — рассказывай: зачем пришла ко мне в таком виде?

— Если я скажу, что просто захотелось тебя увидеть, ты, конечно, мне не поверишь. Нет, я пришла не просто предупредить тебя о начале войны.

В программе «Щит», о которой я тебе говорила, заложена вся возможная информация обо всех больших и малых сражениях на суше и на море. Большой раздел посвящен развитию техники, прежде всего военной, но также гражданской и, так называемого, двойного назначения. Именно, начиная с этой войны, новинки военной техники начнут играть решающую роль в достижении победы над врагом не только в отдельных сражениях, но и в исходе всей войны.

Еще во время войны станет ясно, что Германия работает над совершенно новым видом оружия — атомной бомбой. Если бы она была завершена несколькими месяцами раньше — еще не известно, кто вышел бы из нее победителем. Разработками гитлеровцев сумеют воспользоваться американцы. Они возвестят начало новой эры двумя взрывами атомной бомбы над городами Японии. Эти взрывы будут практически бесполезны в военном отношении, но явятся прекрасным средством устрашения и запугивания. Эти взрывы японцы будут помнить многие десятилетия и не только не станут осуждать «янки», но будут бояться даже называть имя агрессора. И беспрекословно ему подчиняться.

Вся необходимая информация о создании атомной и еще более мощной водородной бомбы находится в этом «смартфоне». Вы сможете воспользоваться ею в любой момент.

Но дело даже не в секрете формулы расщепления урана, а в том, что для освоения новых технологий необходимо разработать множество новых материалов, создать с нуля огромное количество производств, организовать кооперацию нескольких министерств. Это станет возможным только после того, как в Советском Союзе осознают жизненную необходимость форсирования работ по созданию бомбы. Такой приказ может отдать только Верховный Главнокомандующий — Сталин.

Аналогичная ситуация сложилась и с разработкой ракетного оружия. Очень много вреда принесла стране начатая с средины 30-х годов борьба с «врагами народа». Тоталитарное государство само душило передовую науку, и нужна была сильнейшая встряска, для того чтобы положение коренным образом изменилось.

Такой встряской для страны станет Великая Отечественная война.

Но теперь все изменится, и важно, чтобы в руководстве страны появился хоть один, а лучше если группа разумных людей, способных не только трезво взглянуть на вещи, но и воспользоваться возможностями программы «Щит».

— Поэтому, папа, выбор пал на тебя.

— Но, почему на меня? Разве я совершу что-нибудь необычное?

— Ты будешь известен и через пятьдесят лет. А через семьдесят пять с авианосца, носящего твое имя, будут взлетать самолеты в Средиземном море и расстреливать террористов, возомнивших себя государством.

— Так значит, у нас все-таки построят авианосцы?

— В то время он будет одним-единственным. Но этот поход станет символом возрождения военно-морского могущества России.

— А что, у России и тогда будут непростые времена?

— Будут, да еще какие!

Но сначала Советский Союз победит в этой войне, которую назовут Великой Отечественной, а потом разразится, так называемая, холодная война, а точнее, битва за выживание. Жестокая гонка вооружений, борьба за победу в Космосе, в технологиях, в музыкальном и киноискусстве, наконец, соревнование за удовлетворение потребностей и свободу каждого человека.

Все это дополнится тотальной пропагандой Западного образа жизни, во многом вымышленного, показного, но талантливо изображенного с подлинно голливудским размахом.

— И кто здесь победит?

— К сожалению, не мы, папа.

Но развалит страну не внешний враг, а алчность и эгоизм его руководителей, которые сочтут за лучшее ради своих амбиций пожертвовать великой страной.

— И когда это произойдет?

— Ровно через пятьдесят лет.

— Так вот чем это закончится… Я всегда знал, что государством должен править закон, а не партийные работники. И боязнь потерять высокое положение, подлость и наушничество не должны побеждать гражданское мужество и ответственность перед народом.

— Да, и за свою принципиальность ты наживешь множество врагов и массу неприятностей. Кроме всего прочего ты войдешь в историю за то, что единственный из наших военачальников, ты дважды станешь контр-адмиралом, трижды — вице-адмиралом и трижды получишь высшее воинское звание на флоте — Адмирал Флота Советского Союза. (Чтобы не огорчать отца, я промолчала, что в третий раз он станет Адмиралом уже посмертно).