– Это было так храбро с вашей стороны, вы такая молодец! Неизвестно, чем бы это все закончилось, если бы вы не вмешались! – продолжила ее соседка, которая выглядела, как симпатичная экзальтированная курица.

Я пробурчала что-то типа: «Я не могла поступить по-другому», стараясь изо всех сил оставаться в рамках невозмутимой скромности и смиренности, а саму при этом била слишком сильная радость от похвалы.

– Нет, правда, вы – герой! – подхватил англичанин в синем твидовом пиджаке и светло-розовой рубашке.

– За вас! – поднял бокал другой джентльмен с красноватым лицом, одетый в великолепно отглаженную рубашку в сиреневую полоску с расстегнутым воротом. Все сидящие за столом подхватили: «За вас!»

Теплое и сладкое чувство признания и одобрения уже эволюционировало в состояние столь приятное, что его можно было сравнить только с сидением на облаке.

К моему удивлению, мне даже удалось расслабиться и повеселиться самой в этой шумной и бесшабашной компании. Иногда я с удивлением слышала, будто со стороны, как я шучу и, смеюсь. Оказывается, у меня есть чувство юмора!

В какой-то момент я вспомнила о Зои, и мое сердце наполнилось нежностью по отношению к ней. И тихой печалью, что она не здесь, со мной, а одна заперта в каюте, в то время как ее мать снова где-то треплется с подружками, а отец выпивает.

Но я не ощутила какого-то трагизма. Я знала, что моя любовь и привязанность к Зои постоянна и сильна. И она пройдет через любые стены и этажи. И я подумала, что Зои, наверное, тоже знает о моей любви и чувствует ее.

Но тут мой взгляд упал на двоих подростков, с которыми я недавно «с ветерком» прокатилась в лифте. Они стояли у входа в ресторан и глазами искали кого-то, наверное, своих родителей. И почему-то не находили. Я разглядывала их издалека, стараясь не пялиться. Но в какой-то момент мы встретились глазами. Мне стало неловко. Чудные какие! Одеты как оборванцы, хотя на таком приличном корабле нищебродов по определению быть не может. Но их прически! Головы то ли немытые, то ли лохматые и нечесаные, джинсы не первой свежести – и в таком виде прийти вечером в ресторан! И тут я вдруг очень четко ощутила разницу между ними и собой – я такая чистенькая, ухоженная, в платье и в хорошей компании. Взрослая, красивая, почти уверенная в себе женщина. И они – потерянные, как инопланетяне, не способные найти себе место на этом празднике жизни взрослых, выглядят так, что родителям за них должно быть стыдно. На минуту у меня вдруг даже промелькнула коварная мысль, что если бы я была мамой этой шпаны, то не стала бы кричать им и махать через весь зал, чтобы не позориться. Подумают ведь, что вот мамаша сама сидит расфуфыренная, шампанское пьет, а дети неизвестно где шляются и невесть как одеты.

Но тут вдруг что-то больно кольнуло меня. По-моему, это была совесть. Наверное, поэтому так и принято говорить: «уколы совести».

«И давно ли мы стали такими высокомерными?» – ткнул меня в ребро внутренний голос.

«Ну почему высокомерными? – Я стала кокетливо уходить от собственных обвинений. – Ребята выглядят как-то неопрятно, трудно этого не заметить».

«Ага, а кто еще недавно хотел остаться подростком навсегда, потому что они намного честнее и справедливее, чем взрослые?»

Тут я поняла, что спорить можно до бесконечности, но совесть все же права.

Хоть и больно осознавать свое несовершенство, но лучше жить с широко раскрытыми глазами, чем с малодушной совестью.

Я извинилась перед своими англичанами, сказав, что мне нужно отойти на пару минут, встала и подошла к подросткам.

Боже, при ближайшем рассмотрении они выглядели еще более устрашающе. Девица была с начесом из мелированных перьями волос и с одной серьгой в форме большого кольца в ухе, прям ни дать ни взять пиратка. Глаза она густо обвела черным карандашом, что плохо смотрелось на ее бледном от курения и недосыпа лице. Помада была ничего, пепельно-розовая. Но она уже почти стерлась. Одета девица была в джинсы и длинный балахон с размашистой надписью «Fresh»[1]. Белые кроссовки на липучке значились, пожалуй, единственным опрятным элементом в ее наряде.

Парень же был – чудо природы! Тоже с начесом, с подводкой на глазах, но сделанной более утонченно. Если выражение лица девицы было скорее наглым и вызывающим, то у парня наглость и вызов уже эволюционировали в тотальное презрение ко всему и нарциссизм. Он был в модных, но несвежих джинсах, футболке с угрожающим общественности логотипом и длинном летнем пальто из тонкой материи.

«Вам, ребята, хоть на сцену, хоть в цирк!» – подумала я про себя.

Тем не менее, собравшись с духом, обратилась к ним довольно вежливо:

– Ребята, привет, помните меня? Вам помочь? Вы кого-то ищете?

– Да блин, нам родители оплатили ужины обычные, а этот какой-то с шоу, он дороже. И нас не пустят, наверное, – проигнорировав мое «привет» и вообще не глядя на меня, сказала девица.

– А ваши родители здесь? – спросила я, стараясь выглядеть серьезной. Честно говоря, я и понятия не имею, как обращаться с этими чертовыми тинейджерами! В их присутствии я чувствую себя дура дурой!

– Не-а, – глядя поверх меня с некой даже гордостью, сообщил парень. – Мы здесь сами.

– Ребят, пойдемте к нам за стол, поужинаете, – услышала я свой собственный голос как бы со стороны. И тут же ужаснулась сказанному. Ну куда, куда я поведу за стол этих… этих…

«Вообще-то они тоже люди!» – подсказала мне совесть.

– Че, серьезно? – ухмыльнувшись, спросила меня девица. А парень просто вскинул вверх свои красивые брови.

– Да, пойдемте, – решительно сказала я. – Мы с вами в одном лифте падали. Можем и за одним столом поужинать.

– Ну ладно, – слегка усмехнувшись, сделал мне одолжение парень. А на лице девицы в этот момент, несмотря на весь ее наглый имидж, вдруг появилось выражение испуга и нерешительности. Я часто видела такое выражение у Зои.

– Пойдем, – уже более мягко и слегка приобняв ее за плечи, сказала я.

Остаток вечера был непростым для меня. Я привела за стол с приличной компанией двух подростков, сильно отличающихся от других. Мне было слегка неловко за них и даже страшно, не испортят ли они всем вечер, решив проявить свое бунтарство или грубость. Не потеряю ли я расположение англичан? Но одновременно мне было волнительно за подростков, не обидят ли их уверенные в себе и такие правильные англичане? Не осмеют ли, не «опустят» ли? За девицу мне было особенно волнительно – не начнет ли к ней кто-нибудь приставать? Несмотря на всю свою брутальность, она вдруг стала казаться мне по-детски нежной и трогательно-смешной. Но все прошло на удивление хорошо. Подростки даже пришлись англичанам по душе, особенно их интересный прикид и пирсинг. Англичане принялись вспоминать себя в молодости, и тут понеслось-поехало! Молодость у этих солидных людей оказалась очень бурной! Но, в отличие от меня, они про свою не забыли, не стерли из памяти за ненадобностью.

– А как вы сейчас? Чувствуете ли вы себя ближе к своему внутреннему подростку? – слышу я вопрос психолога, выхватывающий меня из круиза по Атлантике.

– Я… мне нелегко вспоминать об этом периоде жизни, – вздыхаю. – С точки зрения меня сегодняшней, это был полный беспредел. Хочется немедленно призвать к порядку и поместить в жесткие рамки.

– А что именно вас так пугает в этом полном беспределе, в котором жила ваша девушка-подросток?

– Ну, во-первых, здоровье. Ей было полностью начхать на свое здоровье. Недосып, плохое питание, курение – я бы не допустила всего этого, будь я тогда рядом. Да и сейчас я не могу сказать ей спасибо за такой образ жизни. Я небольшого роста от того, что слишком рано начала курить. Я ненавижу спорт – предпочитаю бездельничать. У меня наверняка проблемы со слабыми сосудами – опять же, из-за этого курения…

– Вы злитесь?

– Да, я злюсь! Можно было бы о себе и получше позаботиться. Даже если этого не хотели делать другие. Даже если бросили родители.