Девушка в объективе машет ему рукой, приглашая пойти за ней, а когда он подходит ближе, кивает в сторону, указывая на тоненькую тропку, больше похожую на лесную. Они молча сходят с облагороженной дорожки, здесь шаги слышатся мягко, слегка шуршат. Она облокачивается о толстый черный ствол дерева, и ему кажется, что все сказки на свете реальность. Раз, два, три… Щелкает затвор фотоаппарата, в объективе остаются навсегда остановленные моменты.

– Что ты чувствуешь, когда фотографируешь? – Неожиданно задает вопрос она.

– Свободу и контроль.

– Как противоречиво, тебе не кажется?

– Нет, свобода – это всегда про контроль.

– Поясни.

– Ну смотри, в своей свободе я сейчас волен пойти куда угодно. Дальше по этой тропинке с тобой, вернуться обратно, или вообще сойти с любых троп. И я могу свободно выбрать все, что угодно, но, когда выбор сделан, я должен убедиться, что буду следовать этому выбору. Поэтому, я буду контролировать каждый свой шаг, подтверждая этим свою свободу.

– Интересно. А если вернуться к фотографии, то почему именно такие чувства?

– В моих руках сейчас власть, остановить мгновение времени, это моя свобода. И я могу это сделать, это мой контроль. Я могу в своей свободе выбрать любой момент, который останется на фото, и он там останется потому, что я нажал на кнопку.

– То есть тебе нравится сама мысль о том, что все зависит от тебя?

– Конечно. А тебе разве не нравятся подобные мысли?

Они пошли дальше по тропинке не спеша, едва помещаясь по ширине вдвоем.

– Возможно, но никогда ничего не зависит только от нас. Ты можешь хотеть сделать одни фото, а я не буду хотеть там стоять.

– Ты права, но из всего, что ты делаешь, именно я выбираю как тебя снять.

– А если бы я хотела определенные фотографии? Знаешь, как в студии, приходишь и говоришь, хочу вот так. Что бы ты тогда чувствовал?

– А это уже не искусство.

– То есть я для тебя как пустой холст, и ты сам решаешь, что нарисовать?

– Что-то вроде. – Он сделал небольшую паузу, а потом продолжил. – А ты, что чувствуешь ты, когда тебя фотографируют?

– С тобой и сейчас мне комфортно. Я не хочу ничего конкретного, я выбралась просто погулять и так совпало, что вместе с этим я получу еще и классные фото. Мне просто нравится здесь, и мне нравится, что ты меня фотографируешь.

– Еще не факт, что фото получатся классными.

– Неужели неуверен в себе?

– Совсем нет. Но то, что нравится мне, может не понравится тебе.

– Здесь ты прав. Но я думаю, что мне понравится.

Они замолчали, и продолжили идти дальше. Где-то там впереди уже были видны какие-то строения, площадки. Ему хотелось побыть здесь, в этом месте немного дольше. Не хотелось сталкиваться с людьми, делить еще с кем-то этот момент, эти минуты. Поэтому он предложил задержаться, пройтись по листьям без всяких дорожек, и она согласилась. Если он думал, что предыдущие фото получились сказочными, то сейчас он был в этом уже не уверен. Потому, что именно здесь, как будто в самой глуши, где нет ни намека на человеческое присутствие, фотографии выходили совсем тонкими и волшебными. Нет, она выходила такой на фотографиях. На ней было длинное, темно-зеленое пальто, распахнутое так, будто ей было совсем не холодно, струящееся золотое платье до ботинок, на платье красная вышивка. И здесь, среди черных стволов деревьев, опавших коричневых листьев, и еще разноцветной кроны, она казалась не из этого мира.

Потихоньку стало темнеть, и они пошли дальше, вышли на небольшую площадь. На площади были люди, разговоры, ларьки, суета, которая в миг растворила ощущение сказки. Девушка застегнула пальто, видимо, стало холодно, а потом спросила.

– У тебя пальцы не замерзли?

– Немного.

– У тебя длинные, красивые пальцы, прямо как у пианиста. Ты никогда не занимался?

– Нет. Не было ни желания, ни возможности.

– Хочешь кофе? Я хочу взять нам кофе. Или снова скажешь, что не стоит?

– Ладно, как хочешь.

Она побежала к ларьку, а он уселся на самую дальнюю лавочку, чтобы как можно меньше видеть людей. Он смотрел на нее, как она стоит и ждет, как несет два стаканчика, как села рядом с ним. И эту девушку со стаканчиком кофе в руках ему тоже захотелось сфотографировать. Раз, два, три…

– Ты же сказал, что у тебя замерзли пальцы, а фотоаппарат так и не убрал.

– Да, замерзли. Но я надеюсь, что сейчас согреются. – Он положил фотоаппарат в сумку, уже почти трясущимися руками застегнул и с блаженством обхватил горячий стаканчик. – Не люблю холод.

– Тогда почему не в перчатках?

– В них не удобно снимать. Почему ты мне написала тогда?

– А должен быть точный ответ?

– У всего есть ответ.

– Считай, просто захотелось. Ты мне интересен. Как человек, естественно. Не подумай неправильно, я не имею ввиду ничего такого, что подразумевает под собой свидания и все в этом роде.

– А я и не думаю.

– Вот и славно. А знаешь, что мне интересно?

– Что?

– Почему ты к нам перевелся? Ты же просто легенда! Чтобы с лечфака перевестись к нам, это уму не постижимо.

Он вздохнул, откинулся на спинку, выпил пару глотков, посмотрел в небо. Это было то самое время, когда сумерки наступали все больше и больше, и кроны деревьев становились темными силуэтами на фоне еще еле светлого неба.

– Честно тебе ответить?

– Конечно.

– Я устал. Я слишком устал жить. Бороться, пытаться держаться на плаву. Когда я закончил школу с золотой медалью, мне казалось, что этот ад наконец-то прекратился. Но я и подумать не мог, что это было только начало. Я держался из последних сил, а потом снова и снова все было именно так. Ни шанса на то, чтобы выдохнуть и жить спокойно. Я просто не выдержал. Я бы и сюда не пришел, но родители настояли, чтобы закончить хоть что-то. И вот я здесь, не понимая зачем я здесь, зачем хожу на все эти лекции, зачем мне вообще все это надо. Я устал жить в этом мире, понимаешь? Мне уже ничего не надо.

Она слушала его внимательно, ловя каждое слово, или может быть это ему так казалось? Все было так странно, впервые он кому-то сказал все это так прямо. Нет, он не жалел об этом.

– Я не понимаю. Не понимаю потому, что у меня никогда не было таких мыслей. Мне нравится то, что я делаю и где я нахожусь. Мне нравится жить в этом мире, вот так. Я не пойму тебя, по-настоящему. Но спасибо, что ты можешь мне об этом сказать. Я уже говорила, ты интересен мне, ты в принципе интересный. Жаль, что у тебя все так.

– Нет, не жаль.

– Почему?

– Потому, что это нормально. Мне не надо, чтобы меня жалели, так что не стоит. Не ради этого я тебе что-то говорю.

– Но ты не можешь отобрать у меня то, что я просто чувствую.

– Не могу.

Какое-то время они еще посидели, пока не стало совсем темно. Потом двинулись к выходу из парка, она помахала ему рукой и исчезла в такси, а он пошел на остановку. Он никогда не сядет в такси один. Никогда.

Уже позже, придя домой, отогрев руки под теплой струей воды, налив себе горячий обжигающий кофе, он сидит у экрана пересматривая снятые фотографии. Он любит кофе, всегда любил, даже больше обожал. Почему? Кто знает. Этот напиток поглощается им литрами, оставив ощущение презрения к чаю или просто воде. Это его собственный элексир жизни, собственный наркотик, если он существует, значит все хорошо. Фото на экране выглядят совсем иначе, чем казались тогда в объективе. Как будто более живыми, более полными, настоящими. Он смотрит на каждую из них и заново проживает тот момент, когда звучал щелчок фотоаппарата. Может быть, он и не жил тогда, но живет сейчас, действительно погружаясь в пережитое, как будто впервые. Эти картинки на экране говорят о том, что день действительно был, и он действительно был в этом дне. Воспоминания не исчезнут, если законсервировать их в пиксели. Они и так бы не исчезли, он слишком хорошо помнит каждый прожитый свой день, но ему кажется, что помнит он свою жизнь немного иначе, чем все остальные люди на планете.