Дорогие читатели, эта книга – сборник рассказов о любви, если говорить уж совсем просто. На самом деле, она о каждом из нас, о людях, о человеках. О желаниях, смыслах, мечтах, потерях и приобретениях. О чем-то важном, что рождается внутри каждого, кто проходит через какую-то историю в своей жизни. Эта книга о пути, какими мы были вначале чего-то, и какими стали в конце, о чем задумались, что поняли, что вынесли важного. Все эти истории, которыми я с вами делюсь, короткая она или длинная, они о каждом из нас. И о людях, которые нас окружают. В общем-то, мы бы никогда ничего о себе так и не поняли, если бы не люди вокруг.

Поэтому эта книга так и называется, «Отражение жизни в ТЕБЕ». Потому, что она о вас, дорогие читатели, и обо мне тоже. И мне искренне хочется, чтобы вы читали ее не как что-то отвлеченное, про кого-то другого, а как что-то, что может рассказать о вас. Как отражение, что вы видите каждый день в зеркале. Это отражение не есть вы, но вы видите себя в нем.

Все люди – это наше отражение, все истории и ситуации – это наше отражение. Потому, что это МЫ видим в них что-то, и именно для НАС, для тех, кто смотрит на картину, она раскрывается именно так, а не иначе. И мне бы хотелось, чтобы после прочтения вы хотя бы немного задумались, о чем же на самом деле была эта книга для вас. Что вы чувствовали, о чем думали, и почему для вас это важно.

Ты помнишь, какие мы были? В расхристанных куртках, с растрепавшимися волосами, спешили на встречу с ветром, и не думали ни о чем, кроме друг друга. Ты помнишь, мы несмело брались за руки, прятались, все время прятались от чужих глаз. В школе на улице, дома, как будто не хотели, чтобы кто-то еще влез в наш мир. Ведь он был только наш.

Ты помнишь? Как бегали по весенним лужам, как мочили ноги, как нам было плевать на мокрые носки и хлюпающие кроссовки. Мы сидели на лавочке, продрогшие от дождя и снега, на мокрой лавочке, касались друг друга пальцами, и казалось, что сейчас самое жаркое лето.

Ты помнишь, как смотрела на меня, ожидая одну фразу, которую я никак не мог произнести. Я кусал губы, задыхался, не смел отвести взгляд, и еще больше тонул, отчаянно пытаясь выговорить хоть слово. Я тогда считал про себя, и надеялся, что после «трех», я все-таки скажу это. Потом после десяти, потом после ста… Я знал, что ты уже все знаешь. И твоих слов мне тоже было не нужно, чтобы понять, что ты чувствуешь. Мы все знали, но почему так трудно было это сказать?

Ты помнишь, как по вечерам мы шептали и шептали друг другу эти слова? По очереди, с длинными паузами, слушая дыхание друг друга. Мы все-таки сказали, но каждый раз снова и снова эти слова забирали весь воздух из легких, и сердце билось чаще.

Ты помнишь, как мы ругались? Как я смотрел в твою уходящую спину, как разбил костяшки в кровь, как ревел, сползая на землю. Я не знал, что умею так плакать. И мы сидели потом за одной партой, не посмотрев за целый день друг на друга ни разу, и ни разу не коснувшись. И это была пытка для нас.

Ты помнишь, как мы мирились? Со слезами на глазах, осторожно трогая кончиками пальцев ладони, как бы спрашивая разрешения. Как мы долго обнимались, как я прижимал тебя к себе все крепче, и мне казалось, что нет ничего прекраснее в мире, чем этот момент.

А помнишь, как твои родители уехали на дачу, и мы стались совсем одни? До выпускного оставался месяц, до новой жизни оставался месяц, а мы не могли напиться друг другом. Помнишь, как смотрела на меня, приглашая остаться на ночь, нервно теребя кончики своих волос, и как улыбнулась, когда я ответил, что останусь. Облегченно, но нервно. Ты хотела этого и боялась.

Помнишь, как лежали нагие под одеялом, боялись включить свет, и боялись вылезти из-под одеяла? Ты прижималась ко мне, горячая и такая маленькая. Ты вся помещалась у меня в руках, и мне не хотелось тебя отпускать. Ты плакала и улыбалась.

Помнишь, как твои родители прочитали у тебя в дневнике что было, и как твоя мать отвесила мне пощечину, а отец запретил приближаться к вашему дому. Как ты сбегала украдкой, говоря, что идешь к подруге, а подруга хихикала в трубку, но молчала про нас?

Помнишь, как мы поступили в вузы, как стали совсем взрослыми, как ты переехала ко мне в мою маленькую однушку, и жарила утром оладьи на маленькой кухне. Мы погрузились в учебу, в экзамены, в новых друзей, в новую жизнь. Помнишь, как засыпали уставшие, и просыпались рано, почти машинально говоря друг другу слова о любви, и целуя губы мимолетно, словно какой-то ритуал.

Помнишь, как ты сказала мне, что я изменился? Что я стал другим, не сбой, не похожим, не настоящим. Ты тоже другой стала, и я разозлился. Помнишь, как мы ругались чаще, чем обнимались. Спокойно, почти не повышая голоса и не разбивая тарелок, но мы ругались. Ты хлопала дверью, я оставался, и не желая ни о чем думать, шел в ближайший магазин за бутылкой сидра, которую выпивал залпом.

Помнишь, как я тихо сказал, что может быть нам пора расстаться, а ты так же тихо ответила, что может быть пора. Собрала вещи и ушла навсегда. Тихо, спокойно, но уверенно и бесповоротно.

Помнишь, как однажды столкнулись на улице, посмотрели друг на друга, кивнули, и пошли дальше каждый по своим делам. У меня тогда заходилось сердце, щемило, бушевало. Интересно, а у тебя тоже?

Я много думал, может быть, я что-то сделал не так. Может быть, можно было что-то сделать иначе, по-другому, и сейчас мы были бы вместе. Я часто думал, что если не отпустил бы тебя тогда, то сейчас ты была бы здесь. Я не вспоминал о времени, проведенном в квартире или о времени, когда мы ссорились. Я вспоминал о том, какие мы были расхристанные той весной и как сидели на лавочке, держась за руки. Я вспоминал о том, как говорили шепотом, о том, как прятались и о том, как лежали тогда под одеялом, ощущая счастье, которое не описать словами.

И вот, уже прошло десять лет. Я люблю свою жену, и маленького человека, который бегает вокруг, много болтает и зовет меня папой. Я люблю их нежно и безмерно, но почему ты продолжаешь мне сниться? Такая, как тогда, с розовыми щеками, влюбленным взглядом, дрожащая не от холода. Интересно, а ты все это помнишь? Интересно… А я тебе снюсь?

Методичный, монотонный, размеренный звук, слившийся со всеми прочими звуками в одну общую вязкую кашу. Клик, клик, клик… Мышка щелкает, будто сама по себе, никем не гонимая, никем не признаваемая. Эти щелки, как удары метронома, отсчитывают ритм времени, забивают невидимые гвозди в плотную сетку настоящего.

Что такое, это настоящее? Экран монитора, мелькающие картинки, буквы, слова, проскальзывающие мимо, не успевшие донести свое послание до сгорающего мозга. Сгорающего до тла и безвозвратно. Трясина мыслей перемалывает в жижу воспоминания случайные и не случившиеся, и выдает их в хаотичном порядке образами, от которых хотелось бы избавиться, но не выйдет.

Клик. Где он? Кто он такой, и есть ли хоть что-то, что осталось от него настоящего? Клик. Что это за звуки рядом с ним, и действительно ли они рядом? За стеной слышатся голоса, исходящие из динамиков, музыка, едва уловимая, диалоги актеров с экрана. Они правда разговаривают? Они правда существуют? Или это все лишь шутки воображения, что горит в пламени ярко и безнадежно. Клик. Найти бы себя настоящего, найти бы настоящий момент. Только вот ни поздно ли искать теперь, после всего, что было, после всего, что есть? Клик. Безысходность.

Когда он успел стать таким? Пустым, беспомощным, беззащитным, слабым. Он держится здесь и сейчас только за одну лишь соломинку, но даже название ей дать не в силах. Так за что же он держится? Когда все началось и начиналось ли вообще? Может быть, он всю свою жизнь шел к этому моменту шаг за шагом, и теперь просто наблюдает издалека, как безжизненное тело сидит, сгорбившись у экрана.