Да, в предыдущие года у них не так уж и много получалось побыть вместе. У нее друзья, тренировки, соревнования, разъезды, и много чего еще. Это была ее жизнь, в которую он входил частью, неотъемлемой, пусть и не такой большой, но всегда значимой. Но в этот раз все изменилось, и он ничего не мог с этим поделать. Еще весной, это произошло еще весной. Он точно помнит какая погода стояла в тот день. Было уже жарко, листья на деревьях полностью распустились, где-то даже впервые стригли газоны, солнечные лучи приятно грели, а в тени все еще веяло холодным ветром. Она помахала ему рукой и села в автобус вместе со своей командой, они ехали на какие-то соревнования. Если бы он знал, что именно произойдет дальше, то уже самим этим утром ненавидел бы этот день всей душой. Но тогда он еще не знал, а узнал об этом спустя несколько дней, выходя вместе с ней из здания университета.
Рядом со входом стоял какой-то парень, высокий, спортивный, до отвращения милый. Так говорят про тех, кто будто сошел с обложки журнала. На нем была идеально отглаженная белая футболка, такая же идеально отглаженная синяя рубашка, светлые джинсы, белые кроссы без единого пятнышка или царапинки. Его светлые слегка волнистые волосы были уложены так, словно он только что побывал в салоне, а улыбка излучала доброжелательность, кажется, даже к маленькой луже, что мирно покоилась в метрах двух. Наверное, именно про таких говорят все, что связано со светлым будущим, перспективами, манерами и всем прочим, что можно назвать милым, надежным, и отвратительным. Этот парень, улыбаясь, и легко шагая, так, будто ему по жизни все дается так же легко, прошел к ним, и протянул ей красную розу.
Он не помнил, о чем говорили эти двое, почему смеялись, почему обнялись так, будто хорошие знакомые давно не виделись. Почему она повернулась к нему и сказала: ну, мы пошли. А потом помахала ему рукой, и зашагала дальше по улице рядом с этим подобием человека. Он помнил только свою злость, ненависть, черные пятна в глазах, сжимающиеся кулаки и мерзкое чувство подступающей тошноты. Как он узнал позже, они познакомились именно на тех соревнованиях, все прочие обстоятельства знакомства и того, что было дальше, точно так же растворились в сознании как ненужный хлам, забылись. Осталась только пустота.
Сколько раз он потом вспоминал тот момент. То, как они выходят из здания, то, как подходит этот парень, нагло улыбаясь и забирая все, что ему дорого. Сколько раз он представлял, как хватается руками за воротник синей рубашки, как размахивается кулаком и по падает прямо в нос, чувствуя, как этот нос хрустит, и как хрустят его собственные пальцы. Как выкидывает эту никчемную розу в бак, и уводит ее с собой, за собой, свою жизнь, свою любовь, свой мир, все, что у него есть. Сколько еще раз он представлял нечто подобное, каждый раз, когда видел их вместе, или когда она говорила почему они не смогут встретиться и с кем и куда она собирается идти. Возможно, если бы он был немного другим, он бы сделал все это, но подобные вещи, подобное поведение, было ниже его достоинства. Он никогда не станет опускаться до уровня приматов, он выше грубой силы, выше соперничества, но сам по себе царь и бог, который не обязан доказывать, что он чего-то достоин. Само его существование доказывает, что он достоин получить все, что только пожелает. А если она это не ценит, значит недостойна она.
Хорошо бы всегда так думать, вот только выходило наполовину. И две половины боролись между собой отчаянно. С одной стороны, он никогда не станет унижаться, о чем-то просить, что-то доказывать, считая, что имеет право. С другой стороны, он готов встать на колени, признать себя никем и ничем, только бы она выбрала его.
Это было третье лето, их лето, жаркое лето. И он ее ждал, каждый день просто ждал. Когда она освободится от друзей, тренировок, гуляний с парнем, и предложит встретиться с ним. Эти встречи походили на собственный рай, а ожидание казалось пыткой демонов, от которых хотелось избавиться. Вот только демоны были внутри, и избавиться не получалось. Все лето он провел в метаниях между гордостью и покорностью, между страхом и любовью, между реальностью и вымыслом. Их ждал последний год обучения, а что дальше? Он задавался этим вопросом, что будет дальше. Захочет ли она оставаться рядом с ним, или он оставаться рядом с ней. Он не мог представить жизнь, в которой снова окажется один. Раньше такая жизнь ему казалась единственной правильной и самой сладкой, но теперь он не был с собой согласен.
В последнюю неделю августа она пришла к нему в гости, они сидели за столом, смотрели последние получившиеся фотки. Она положила голову ему на плечо, а он боялся пошевелиться.
– Как всегда, здорово у тебя получается фотографировать.
– Спасибо.
Она смотрела на них с экрана, такая живая, такая настоящая, а еще, как будто немного другая, чем была в жизни. Ему это нравилось. Ему она любой нравилась.
– Слушай, а ты сможешь нас вдвоем пофотографировать?
Она подняла голову с его плеча, повернулась, а он дернулся только от одной фразы.
– Вас с ним?
– Да.
– Не хочу. – Он подскочил со стула, чуть замер, встрепенулся и принялся расхаживать по комнате, нервно сжимая пальцы. Повторил почти что криком. – Не хочу!
– Прости.
Она выглядела виноватой, с опущенной головой и взглядом в пол. Она не должна, не должна быть виноватой! Или должна? Он не знает. Он не знает, что ему делать и как себя вести, когда все, что у нее есть, просыпается сквозь пальцы, как песок. Что ему сделать, чтобы удержать это? Чтобы удержать ее. Он останавливается посередине комнаты, медленно подходит, встает напротив, стоит долго, очень долго в полном молчании. Разжимает пальцы, опускается на колени. Он сделал то, что ни сделал бы ни за что и никогда. Признал, что прямо сейчас стал никем и ничем. Она смотрит на него удивленно, смотрит как из его глаз стекают слезы, и сама не может остановить свои. Он коснулся ее рук, очень трепетно и мягко, посмотрел в глаза.
– Пожалуйста. Просто дай мне шанс, я буду любить тебя так, как не сможет никто другой. Я уже люблю, ты знаешь это. Я прошу тебя, пожалуйста, пожалуйста… Что еще мне сделать, кем еще мне быть, я могу дать тебе все, что у меня есть. Все…
Он наклонился, коснулся лбом ее коленей, а потом губами пальцев. Что еще ему сделать? Она крепко сжимает его руки, молчит. Поднимает его голову, встает, опускается на колени рядом, обнимает.
– Ты уже тот, кто ты есть, не нужно быть кем-то другим. Не нужно, и ты не сможешь, и я не смогу. Прости, прости…
– Ты все извиняешься, неужели это все, что ты можешь мне сказать?
– Прости.
Она еще больше прижимается к нему, как будто боится, что он растворится и исчезнет. Или может быть боится, что однажды он не позвонит ей, и она ничего не сможет сделать.
– Значит, у меня нет ни одного шанса? Значит, сколько бы времени ни прошло…
– Прости.
– Чтобы я ни делал, что бы я тебе ни дал, что бы ни говорил.
– Прости.
– Даже несмотря на то, что ты так обнимаешь меня, и понимаешь меня, и считаешь меня самым близким человеком.
– Прости.
– Не говори больше этого слова. Не хочу его слышать, за что ты извиняешься, за что?! Тут не за что извиняться, ты сама это знаешь. И я это знаю. Но почему мне так не хочется тебя отпускать…
Они еще долго молчали, очень долго. Так, что коленям стало больно, а на плечах появились мокрые пятна. Ему хотелось прижать ее к себе еще ближе, коснуться губами шеи, хотелось поцеловать щеки, а потом губы, и чтобы она больше никогда не плакала. Но он не имел на это права, даже розу подарить он не имел права. Все, что он мог – это признать, что его оказалось недостаточно, и что иначе уже никогда не будет. Он встал, протянул руку, она схватилась за нее и тоже встала. Они умылись, налили чай и снова сели просматривать фото. Теперь с этих картинок на экране она точно смотрела какая-то другая, и он запомнит ее другой.
Оставался еще целый учебный год, который нужно было как-то продержаться. Он смотрел на нее каждый день и сжимал губы крепче. Он хмурился еще сильнее, чем обычно. В те редкие моменты, когда она предлагала пройтись вместе, или зайти в ближайшую кофейню, он отказывался, впервые за все эти годы, исключая самого начала. Так и должно было быть, все это не должно было происходить. Он был один и будет один. Правда, он все еще брал ее конспекты для подготовки к экзаменам потому, что сам уже почти не слышал и не понимал то, что говорят преподаватели. Он просто тянул эту жизнь как мог, нужно было закончить учебу, получить корочку, и все закончится.
