- Наверное и то и другое, и третье.... У каждого свое.

Сергей, похоже, поймал кураж и посмотрел на гостей как преподаватель на студентов.

- Должно же быть какое-то определение? Для всех общее?

- Ну-ну...- подбодрил я его. Видно было, что он-то имеет свое мнение по этому вопросу, а вот у гостей его нет. Разумеется, ему было, что сказать.

- А действительно, где моя родина? В Москве, где родился, или на Дальнем Востоке, куда мы едем со скоростью 70 километров в час? Расстояние-то между ними- о-го-го какое!

- Ну ты для себя уже решил или нет?

Островский демократически открыл пиво, подцепив пробку одной бутылки пробкой другой бутылки и пододвинул её к Сергею. Тот кивком поблагодарил.

- В принципе да....

Он поставил локти на столик, руками подперев голову.

- Вот давным-давно когда люди жили как племя, все было понятнее. Родина- это место, где ты родился, земля которая тебя кормит. Мир вокруг был необъятен...- как-то очень лирично начал Сергей.

- Да он и сейчас не стал меньше, - перебил его Никита, не зная в какую диссидентскую топь могут завезти его свои рассуждения, но Сергей только головой махнул, не мешайте, мол.

- Далеко от деревни люди не уходили и поэтому Родина была хорошо изучена. Все дороги, все тропинки. Человек знал где малина в своем лесу, где ручьи текут, где землю под зябь распахали. Вот это и была Родина по-Есенински: изба, где родился, церковь, где крестился, лес, где дрова рубил...

Мы согласно закивали головами.

- И если вдруг приходили враги, то Родину приходилось защищать исключительно из шкурных интересов, так как враги, завоевав тебя, банально лишали твое племя, соотечественников, кормовой базы. - Совершенно нелирическим тоном продолжил Сергей. - Ты не смог жить без Родины, так как не мог выращивать себе хлеб, добывать дичь и прочее... То есть защищая Родину ты реально защищал свою жизнь, свое существование на этом свете.

«Ну вот, - подумал я опять начал вести себя как творческая личность, которому все позволено, а не как студент ВКШ и комсомолец»

Островский тоже почувствовал душок вольтерянства, прищурился.

- Гнилая философия. Шкурная какая-то. Не находите?

- Ничуть, - отрезал Сергей. – Можно сказать, что это марксизм. У всего есть экономическая подоплека.

Не имея в памяти никакой подходящей цитаты из «Капитала» возражать Серёжкиному высказыванию никто не решился, и тот продолжил:

- Это же все исторический материализм! Появление государств расширило географию понятия «Родина», но не в голове простого человека, а в голове Князя, то есть Власти. Власть представила людям защиту от беззакония, установив Закон и силой постановила считать Родиной всю территорию, на которой она управляет.

- И собирает налоги! - вставил Никита. - Это экономика!

- Конечно! Как же без этого... Именно, что экономика! Это Маркс в чистом виде! С этого момента родин стало две- Малая Родина и Родина.

Он показал на окно.

- Про это все, что там за окном, наверное, можно сказать Большая. Малая Родина, хочу напомнить, - это как в понимании человека из племени: свой лес, своя речка, своя деревня.... Большую Родину можно представить на географической карте... Но ведь это «холодно». Территория не одушевлена нашим присутствием там, нашими воспоминаниями. Да вот взять тот же Дальний Восток... Не был я там никогда, но тоже вреде бы Родина.

- «Край далекий, но нашенский», - наполнил я Ленинскую мысль, покосившись на нахмурившегося Леню. Тот слушал создателя советского рэпа очень внимательно.

- Разумная мысль.

- Весьма! – кивнул Сергей.

- Я вижу, что ты хорошо учился последние полгода, - сказал Никита, хлопнув друга по плечу. - А ведь точно!

- Так что там с Дальним Востоком? – осторожно спросил Леня. – Что такое Большая Родина?

Поезд проскочил без остановки через какой-то провинциальный городок и за окном бесконечным лезвием двуручной пилы опять замелькали елки.

- Вот и я понял, что и как...

Сергей хлебнул из бутылки и объяснил всем, что имеет ввиду.

- Ответ прост... Именно вся эта территория, включенная в хозяйственный оборот, нас кормит. Мы ведь не выращиваем за околицей пшеницу и не вырабатываем на своем, стоящем на балконе ветряке, электричество, не качаем в огороде нефть и газ, но все-таки кушаем хлеб, ездим на автомобилях и пользуемся телефонами. То есть кто-то это производит и если позволить кому-то сломать налаженное взаимодействие, то не будет ни хлеба, ни электричества. Получается, что Родина- это та территория, которая обеспечивает наши комфортную жизнь. Налаженные хозяйственный связи — это вам не хухры-мухры!

Чело Островского как-то разгладилось. Похоже, что он Бог знает, что подумал про нас.

- Ну и что это было? – спросил я Сергея, когда гости ушли. – С чего вся эта лекция? Ты, я смотрю, умнее деда стал! Переучился что ли?

- Да надоели они уже...

Он показал нам смятую пробку от пивной бутылки с цифрами.

- И пиво у них не свежее...

Машинально оглянувшись и понизив голос спросил:

- А не подумал ты, что он теперь чуть ли не диссидентами нам считать будет?

- Да ладно, - отмахнулся Сергей. – У него своих забот хватает.

- Вот мы и есть наша забота.

- Нет. Наша забота у майора Иванова.

Глава 8

15.

Кочевая жизнь приносила одни удовольствия. Агитпоезд катился по рельсам и вместе с ним катилась наша развесёлая жизнь. Не то что мы превратились в бродячих артистов, но что-то романтическое в таком образе жизни точно было. Переезжая из города в город, из одного студенческого лагеря в другой, мы везли с собой культурную программу и хорошее настроение...

Мест, где студенческие строительные отряды помогали строительству железной дороги, имелось множество и поэтому, время от времени, агитбригада дробилась на части – кто-то ехал с выступлениями в одно место, а кто-то в другое.

Выступать приходилось и в домах культуры маленьких городков и даже под открытом небом, чуть ли не посреди леса или строительной площадки. Так что случаев хлебнуть таёжной романтики нам представилось множество.

Танцы мы отыграли, как всегда, на «хорошо» и «отлично». Думаю, что вся та молодежь, что приходила на концерт, хотела не слушать песни и пляски, а сама потанцевать, но.... Это ведь было мероприятие, и вся программа утверждалась в Москве, так что нам пришлось подчиняться. Все делали то, что должны были делать. Звали играть – вот вам пожалуйста.

Вот и в очередной раз мы уселись около костра, зажженным гостеприимными строителями стальной магистрали. Гитара, с которой мы не расставались, пошла по рукам, и я с удовольствием отпустил её. Мне уже хватило того, что выпало в этот день: полтора часа танцев – это полтора часа радости для танцующих и полтора часа тяжелой, хотя и приятной, работы для музыкантов.

Но все, рано или поздно заканчивается.

Костер горел, где-то рядом неизвестные люди неумело играли «Дом восходящего солнца».

Устроившись на каком-то чурбачке, я шевелил пальцами. После концерта их кончики немного побаливали.

- Устали? – спросил подобравшийся со спины Леня. Он, похоже, назначил себя на роль «отца-командира».

- Есть немного, - согласился я. Леня усмехнулся, кивнул на студентов, сидевших у костра рядом с нами.

- Эти устали побольше вас...

Вряд ли он имел ввиду танцы и я подумал: «Гад ты, оказывается, а не отец-командир.»

Следом за ним подошел кто-то из здешних, вроде бы командир отряда. Присел на корточки, улыбнулся.

- Спасибо, ребята. Слушать вас - большое удовольствие, - сказал он, пожимая нам руки. – Слушал бы вас и слушал…

Я услышал в его словах скрытый упрек. Мол, могли бы поиграть и подольше. Пришлось объяснить.

- Мы и сами играли бы вечно, если бы не это.

Вытянув вперед руки, я пошевелил пальцами.

- «Мы играли, мы играли, наши пальчики устали».

Эта детский стишок из моего детства вспомнился очень кстати.