«Сколько ж нужно мне вина…» – напевал Пашка, переходя мост через речку Барнаулку. Позади была дорожная развязка и строительство линии метро до новой станции – «Нагорная». Что-то запуск этой станции затягивался. Видимо, жильё для расселения частного сектора ещё не достроили.

«А Катин и Светкин дома на другой стороне улицы Аванесова, за трамвайными путями, и под снос, в связи со строительством станции метро, не попадают…» – автоматически отметил Пашка и тут же запел в голос: – «Сколько нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать…»

А там внутри, в области затылка, где располагался индивидуальный чип, вздрогнул другой Пашка. Он зацепился за имя Кати, зашевелился, заворочался… И от этого ворочания голову в затылке начало припекать…

«Сколько ж нужно мне вина…» – кричал Пашка… А потом снова кричал и снова… чтоб забыть, хотя бы сейчас, свою шальную мечту… «Ах, какая женщина, какая женщина, мне б такую…»

Когда Пашка спустился к площади Спартака, голова его уже горела огнём, перед глазами плыло.

Был поздний вечер, и автобусов на площади почти не осталось. Но Пашку автобусы и не интересовали – откуда-то издалека, не из его головы, доносилось: «Пол не чуя под собою, между небом и землёю…»

И Пашка пошёл на звук.

Пересёк площадь, звук стал ближе.

Пашка от нетерпения побежал. Его кидало из стороны в сторону, в глазах было темно, но у него был хороших маяк: «Сколько ж нужно мне вина…»

Едва Пашка отрыл дверь кафе «Огонёк», как песня стихла, успокоилась, приведя молодого человека к цели.

Звучала уже другая мелодия, но для Пашки это не имело значения. Он на негнущихся ногах подошёл к барной стойке. Протянул бармену деньги и попросил вина.

– Тебе, поди, хватит уже? – с сомнением спросил бармен. – У тебя вон кровь носом идёт…

Пашка тупо смотрел на каплю крови на поверхности барной стойки. Пока он соображал, на что похоже это красное пятно, как рядом упала ещё одна капля. Потом ещё одна…

– На-ка салфетку и сядь посиди, – сказал бармен, протягивая Пашке бумажный платок.

– Вы не понимаете, мне нужно вина, – попытался объяснить Пашка.

– Конечно, не понимаю, – не стал спорить бармен. – Посиди чуток, братишка. А там посмотрим…

Он вышел из-за барной стойки и повёл Пашку к стулу за столиком в углу зала.

– Посиди здесь, а я скорую вызову. А то ты тут ещё окочуришься ненароком, а мне потом объясняйся с полицией, доказывай, что не у нас в «Огоньке» ты набрался какой-то дряни…

До стула Пашка шёл с трудом. Он ничего не видел. Голова в затылке пылала. А тот, другой Пашка – из чипа – бесстрастно наблюдал за ним.

Уголок, в который бармен посадил Пашку, был неприметным, тёмным, в стороне от остальных посетителей. Убедившись, что клиент сидит и падать не собирается, бармен ушёл на своё рабочее место, однако не терял Пашку из вида.

А Пашке было плохо. Очень плохо. И мир вокруг отзывался на его боль. Столики, стены, барная стойка начинали мерцать. И Пашка ничего с этим поделать не мог.

От боли на его глаза навернулись слёзы, и он в отчаянии прошептал:

– Дайте же мне вина! Я должен забыть…

Другой Пашка, из чипа, хладнокровно нажал на мозг, тот полыхнул огнём, и сквозь огонь до Пашки донёсся вопрос:

– Что забыть, милок?

Пашка открыл глаза. За его столиком сидела старушка, которая там, у мусорных баков, помогала ему остановить кровотечение. Только в этот раз она не суетилась, не причитала, а спокойно сидела напротив и спрашивала:

– Что вам нужно забыть? Скажите…

Голос её звучал заботливо и как-то… немного неестественно, что ли? Вроде тот же голос, а вот в интонациях было что-то чуждое. Пашка с трудом сфокусировал взгляд спросил у неё:

– Бабушка, вы откуда здесь?

– Да вот, мусор выносила. Смотрю, вам плохо. Нужно помочь человеку. Так что вам нужно забыть-то? Скажите, я помогу…

Пашка вспомнил, как она давала ему платочек и прикладывала к переносице снег, и старушка тут же протянула Пашке платочек и снег. И снег в её руке не таял…

– Катя уехала на метро… – доверил Пашка старушке тайну.

– Уехала, милок, конечно, уехала. А куда уехала?

– Домой уехала, к родителям.

– Домой, к родителям, – повторила старушка. – А теперь она где?

– Сколько нужно мне вина, чтоб из памяти прогнать… – запел Пашка, чтобы не подумать о том, где Катя. Потому что он сейчас понял, что точно знает, где она.

– Где она? – повторила за его мыслями старушка. – Где она? Где она? Где она?..

Мысль о Барнеаполе всплыла лишь на миг, потом Пашка задавил её. Но было поздно. Тот, другой, из чипа, торжествующе усмехнулся и встал во весь рост.

Из кафе Пашка вышел ровно и уверенно, как будто и не был только что чуть живым. Лишь разводы крови на лице напоминали о том, что было всего несколько минут назад. Единственное – Пашка покачнулся, когда вставал. Для того чтобы очистить кровь от гормонов, которыми было напичкано его тело, требовалось время. Но время небольшое – чип, установленный Пашке в Time IT Incorporated, был действительно хорош. Он не только расширял мыслительные возможности человека за счёт баз данных и скорости вычислений, но и мог воздействовать электрическими импульсами на определённые участки мозга, заставляя организм вбрасывать в кровь нужные в настоящий момент гормоны. Это делало Пашку то чрезвычайно обаятельным, то быстрым, то сильным… Конечно, в пределах возможностей тела.

Но была у всего этого и другая сторона. Сейчас Пашка, настоящий, живой, сидел в уголке своего сознания и рвал на себе волосы: зачем он согласился на апгрейд индивидуального чипа? Ведь, по сути, он теперь управляемая игрушка Головного Компьютера. И он, настоящий Пашка, ничего не может противопоставить… Пашке кибернетическому.

Пашка впервые по отношению к себе использовал слово «кибернетический».

И сразу же в биологической памяти всплыло: неопрятный старик, в сером комбинезоне техслужбы, с седыми патлами, торчащими в разные стороны, спрашивает у него там, в другом баре: «Ну и как оно? Быть придатком машины?»

Тогда Пашка нашёл что ответить, потому что никаким придатком машины он себя не чувствовал. А теперь по улице Пушкинской – тёмной и пустой – к своей цели шёл Пашка-кибернетический. Шёл, чтобы убить ту, что стала самым дорогим в жизни для Пашки-живого.

Хоть фонари и горели, но свет от них рассеивался во мраке ночи.

«Ты никто! Ты винтик самого ГК. Ты просто его манипулятор! – говорил себе Пашка-живой, повторяя слова патлатого старика. – Ты посрать не сядешь без указки свыше! Ты сам решения принимать не можешь! Ты забыл, что значит быть человеком!»

Тем временем Пашка-кибернетический уверенно шагал через площадь Спартака. Он направлялся в сторону Горы. Пешком – транспорт уже не ходил, но Пашка об этом и не думал. Главное было выполнить задание, спасти мир.

Перехватив не выключенный в каком-то из офисов «Демидовского» торгово-офисного центра Wi-Fi, Пашка-кибернетический связался с киборгами и Головным Компьютером. Доложил обстановку и получил инструкции. Велено было проверить в обоих Барнаулах – и в столице мира, и в Барнеаполе. Киборгам велено было подстраховать Пашку и удостовериться, что всё сделано как надо – объект обнулён, расщепление мира прекращено. И доложить наконец о выполнении задания.

Пашку-живого больше в расчёт не брали. А зачем? Он свою задачу по обнаружению объекта выполнил, в доверие к объекту вошёл, выяснил, что причина расщепления мира именно в Кате. Единственное, было неизвестно: с её гибелью мир станет целым или нет? А вдруг мир продолжит разрушаться? Но по расчётам вероятность этого события была исчерпывающе мала, следовательно, ею можно пренебречь.

Пашка-живой, от которого не скрывались расчёты и планы, бессильно плакал, но он ничего не мог поделать – не он управлял телом. И времени на то, чтобы что-то придумать, у него оставалось всё меньше и меньше. Вот сейчас он – его тело – дошагает до Катиного дома… С его скоростью это минут пятнадцать – максимум. И всё! И никак не предупредить…