И тут Катю пробила холодная дрожь – но ведь Пашка не знает, что она с друзьями и родителями переместилась! Как же он её найдёт?

Нужно было срочно вернуться в столицу мира. Но там могут быть спецназовцы! Что же делать?

Бабушка давно ещё учила её: если что-то непонятно, иди к началу, к истоку, туда, где всё началось, и там ищи ответы. И Катя вспомнила первую встречу с Пашкой. «Интересно, – подумала Катя, – он тогда знал, что придётся убегать и прятаться от спецназовцев?»

Впервые за всё время знакомства с Пашкой Катя задумалась: кто он на самом деле?

Нет, она знала, что Пашка работает бухгалтером в строительной конторе и разбирается в теории мембран, любит слушать рок-группу The Impala. Пашка романтичен, педантичен. Он умеет перемещаться из Барнаула в Барнеаполь. Откуда-то знает про спецназовцев. Знает, что они могут вернуться. И знает, что они поедут сюда, в родительский дом… Пашка сказал, что они хотят Катю убить, но не сказал – за что. Можно ли его словам доверять? Да, пожалуй, можно! Пашка же защищал её?.. Он же говорил, что любит?..

С другой стороны, Катя не сделала в своей жизни ничего, за что кому-то хотеть её смерти…

А может, всё дело не в ней, а в Пашке? Может, это за ним гоняются, а она просто оказалась втянута в его дела? Может, Пашка не тот, за кого себя выдаёт? Может, он спецагент? Бонд. Джеймс Бонд… И теперь спецслужбы хотят его убрать? И её заодно – вдруг он ей открыл какие-то тайны?

Но ведь он ничего такого ей не говорил!

Но ведь спецназовцы об этом не знают!..

Значит, как-то нужно им сказать, что она ни в чём не виновата и ничего не знает. И будет молчать.

Ага… Они сначала пристукнут, а потом будут разбираться…

Сердце защемило, в висках застучало, а в горле пересохло, и слёзы сами полились из глаз.

– Катя, да что ты, доченька? – кинулась к ней Алла Игоревна. – Что ты, дорогая? Мы справимся, мы не оставим тебя, ты не бойся! Мы будем тебя защищать! Мы сейчас полицию вызовем. Да, отец?

– Кстати, да! – ответил Денис Владимирович, помолчал и с сомнением добавил: – А что мы им скажем?

– Не здесь, – сказала Катя и добавила в ответ на недоумённые взгляды: – Нужно вернуться в тот Барнаул, в нормальный.

И вновь перед глазами присутствующих мир поплыл, унося в чёрную дыру нелепые одежды и причёски, синяки и татуировки, немытую посуду и запущенный дом. И принося сквозняк от высаженного окна и незакрытой входной двери.

В комнате было холодно – февраль как-никак.

Пока Денис Владимирович с ужасом смотрел по сторонам, Светка побежала и закрыла входную дверь, а Алла Игоревна кинулась подушками закрывать дыру, зиявшую вместо окна. Она попыталась разобрать обломки рамы и как-то приделать их в окне, чтобы подушки не вываливались на улицу, но у неё ничего не получалось.

Отвлёк её голос с улицы.

– Соседи, что у вас произошло? – спросила соседка-следователь Анна Михайловна, останавливаясь в освещённом прямоугольнике напротив высаженного окна. – Катю нашли?

– Да, с Катей всё в порядке, жива и здорова, – ответила Алла Игоревна.

– А что с окном? – не унималась Анна Михайловна – профессия следователя внесла свой отпечаток в разговор.

– Выбили окно, – ответила Алла Игоревна, пытаясь зацепить за косяк обломок рамы.

– А кто выбил? – продолжала допрос соседка-следователь.

– Так не видели… – ответила Алла Игоревна, нисколько не погрешив против истины.

– Так вам полицию нужно вызвать. Чтоб осмотрели место происшествия. Хулиганов-то поймать нужно. Позвоню сама, чтоб быстрее приехали, – сказала Анна Михайловна и достала телефон.

Катя смотрела то на остановившуюся мать, то на соседку и не могла решить: нужно вызывать полицию или нет? С одной стороны, может, разберутся, что происходит. А с другой – вдруг спецназовцы связаны с полицией? И тогда опасность только увеличится…

И ещё Катя вдруг поняла сразу… каким-то звериным чутьём поняла: про Барнеаполь говорить нельзя. И про то, что она может перемещаться сама и перемещать людей, – тем более нельзя.

Пока Анна Михайловна звонила, нажимала на свои каналы, а Алла Игоревна закрывала окно подушками, Денис Владимирович глянул на Колю, а сказал Кате:

– Пойдём, доча. У меня там есть кусок ДВП, поможешь мне, поддержишь. Надо как-то… А то женщины ничего толком сделать не могут…

Не успел он договорить, как Коля выступил вперёд.

– Давайте лучше я помогу вам, – сказал он.

Денис Владимирович улыбнулся – именно такой реакции он и ждал.

– Пойдём! – сказал он и добавил: – На саморезы посадим.

Пока вынесли на улицу кусок ДВП, пока выяснили, что одного его не хватит, пока нашли, чем надставить, приехала следственная бригада.

Сфотографировали, опросили, записали и уехали.

Катя предоставила объясняться родителям, а сама взяла веник и совок и принялась сметать мусор от высаженного окна и от следов спецназовцев. Хоть она ничего и не говорила, всё ж прислушивалась к разговору: вдруг что-то важное проскользнёт, вдруг полицейские скажут что-то важное…

Алла Игоревна и Денис Владимирович, словно договорились, ни слова не проронили из того, что рассказывала им Катя. Их показания были простыми: пришли домой, а тут вот что… дверь распахнута, окно выбито, в доме полно следов. Нет, ничего вроде не украли, нет, врагов нету. Кто был – не знаем. Да и уходили-то ненадолго – в магазин. Нет, ничего не купили. Почему? Деньги дома забыли. Да просто прогуляться ходили… Имеем право?

За всеми этими событиями День святого Валентина потихоньку подошёл к своему завершению. Напомнил об этом Светкин телефон – звонила Светкина мама.

Светка, а следом и Коля, хотя и с большой неохотой, отправились по домам.

Катя с родителями остались у себя дома. Они не пошли никуда, хоть и Светка, и Коля звали их ночевать к себе. Но как оставить дом? Дом бросить нельзя. И даже не потому, что кто-то залезет – в Барнауле это не так уж часто случается. Просто нельзя бросать дом! Дом помогает, когда и ты помогаешь ему, когда заботишься о нём. Это даже не член семьи… Это… Дом!

Алла Игоревна с Катей на скорую руку собрали ужин, поели и начали укладываться. В бывшую свою комнату Катя не могла пойти – именно там через окно и вошли спецназовцы. Постелили ей на диване в общей комнате.

Несмотря на усталость, Катя долго не могла уснуть. И весь сегодняшний день, и дни с момента знакомства с Пашкой, все их встречи и разговоры снова и снова проходили перед её внутренним взором. На всё это накладывался голос бабушки: «Иди к истокам, девонька, иди к истокам. Именно там собака порылась… Именно там».

И вот уже Катя шла к истокам. Она шла в длинной белой рубахе, украшенной вышивкой. На голове у неё был венок из кувшинок. Шла она босиком по едва заметной тропке. «Эх, не нахоженная тропинка, – думала Катя. – Редко кто ходит к истокам. Вот и блудят все…»

По правую руку текла речушка. Местами она разливалась в круглые озёрца с тёмной, но чистой водой и с кувшинками по краям, и Кате тогда хотелось искупаться – каждое озерцо было похоже на какую-то встречу, событие… Но она боялась, что если войдёт здесь в воду, то собьётся с пути, а нужно дойти до истоков – так сказала бабушка, а бабушка знает… А что бабушка знает? А бабушка знает всё. На то она и бабушка.

Катя шла и шла, а озёрца нанизывались и нанизывались на нитку речушки, как агатовые бусины на нитку. И чем дальше Катя шла, тем длиннее, богаче получалось ожерелье, а истока всё не было и не было.

Пели птицы, дул лёгкий ветерок, и речушка никак не… не начиналась.

Катя шла и думала, что если бы она дошла до истока, до самого начала, и встретила там бабушку, такую же улыбчивую, в очках, в вязаной кофте, с седыми волосами, собранными в шишку на затылке, – такую же, какой Катя её запомнила, то что бы Катя спросила у бабушки?

Наверное, сказала бы: «Бабушка, как мне тебя не хватает!»

А бабушка ответила бы: «Так я никогда не оставляла тебя, девонька. Просто ты не всегда меня слышишь…»