– А точно у нас физика первым?

Затылком ощущая горячее дыхание Кротова и вся съежилась.

– Да, вроде, а что? – лениво отвечает Лихачев.

– А это тогда кто? – пренебрежительно бросает Кротов, будто я без очереди пытаюсь протиснуться в кабинет врача, чтобы «только спросить».

Неистово цепляюсь за ручку двери, предчувствуя начало конца. Как знаю, что Кротов меня не пожалеет – поднимет на смех в моем дурацком сарафане.

– Не знаю, – отшучивается Егор, немного разряжая обстановку. – Наверное, небеса услышали мои молитвы и послали моему разбитому сердцу длинноногое утешение. Девушка, а, девушка, я угадал?

Мимолетное касание даже через несколько слоев ткани обжигает кожу плеча, тогда как слова Егора забираются в самый сокровенный уголок сердца и напрочь лишают воли. Я как мотылек, летящий на свет яркого пламени, вмиг перестаю бояться опалить свои крылышки и больше никогда не взлететь, и оборачиваюсь.

– Упс, – первым реагирует Лихачев и, выгнув брови, несколько раз пытается сдуть челку с глаз. – Ильина?

Он с нескрываемым любопытством елозит по мне взглядом и, пожалуй, впервые не находит слов. Впрочем, за него на «отлично» срабатывает Кротов.

– Черт! – вопит тот и отскакивает от меня в сторону метра на два, а потом, согнувшись в три погибели, начинает бесстыже ржать на всю школу. – Вот так и оживают кошмары наяву. У вас, у мышей, что, сезонное обострение?

Его издевательский тон вкупе с омерзительным гоготом откровенно втаптывают меня в грязь, унижают, острым лезвием рассекают и без того натянутые до предела нервы. Но разве Дане есть до этого дело? Он продолжает неистово ржать, привлекая к моей растерянной и до ужаса сжатой тушке всеобщее внимание зевак, которые как по команде окружают меня и, глядя на своего вожака, делают, как он: тычут пальцами, отпускают грубые шутки, рассматривают меня, как диковинную зверушку в клетке. А я стою перед ними, беспомощная, ощущаю себя голой и грязной и ни слова не могу сказать в свою защиту. Отшатываюсь к запертой двери, крепко обхватываю себя за плечи и тихо дрожу всем телом, отсчитывая секунды своего падения. Ненавижу себя за глупость, Джокера – за этот дурацкий спор, но больше всех – Кротова! Проклинаю день, когда этот парень только пришел в наш класс, и те две минуты, которые перевернули в моей жизни все. Затравленным взглядом смотрю исподлобья на смазливую рожу Данилы и клянусь отомстить. Не знаю, как, не знаю, когда, но в одном уверена точно: я больше его не пожалею! Ни за что!

– Да ладно вам! – Сквозь пелену затуманенного взгляда продирается образ Егора. На его лице тоже улыбка, но от нее не веет злобой, как от Кротова.

Он хватает своего полоумного дружка за плечо и тянет прочь. Данила, вдоволь навеселившись, отходит, а за ним разбегаются и его шавки. И только я продолжаю подпирать спиной запертую дверь и мечтаю умереть, лишь бы только не кололо так сильно в груди. Заставляю себя дышать. Уговариваю ноги не подкашиваться. Мне нужно как-то собрать себя по кусочкам и уйти – на сегодня мой учебный день завершен, но проклятый звонок путает все карты.

– Ильина, от двери отошла! – Тонкий голосок Марии Фёдоровны, нашего учителя физики, комариным писком раздражает слух. – Мне класс открыть нужно! Или в коридоре урок проведем?

Я только сейчас замечаю ее раздутые ноздри и искорки гнева во взгляде, но продолжаю недвижимо стоять.

– Лера, очнись! – поторапливает меня, не понимая, что своими потугами с новой силой настраивает одноклассников против меня. Снова слышатся смешки и замечания, чей-то смех и пустые слова.

– Ну ты чего зависла? – Моей руки касается ладонь Егора – теплая, нежная и до безумия любимая. – Мы уже все оценили твое преображение! – смеется он невесомо и тянет на себя. – Пропусти Марию Фёдоровну, ладно?

Киваю. Как в тумане делаю шаг в сторону Лихачева и пропадаю в небесно-голубом омуте его глаз.

– Тебе идет, Лерка! – шепчет он на ухо, пока оголодавшие до знаний одноклассники заваливаются в кабинет, а потом и меня подталкивает пройти в класс, не позволяя сбежать. Впрочем, рядом с ним я уже и не хочу…

Влюблённый человек глуп. Я, так точно, растеряла где-то остатки мозговых извилин. Одна только улыбка Егора, мимолётное касание, бархат тихих фраз – и я забываю обо всех обидных словах, брошенных в мой адрес Кротовым, не замечаю насмешек Громовой и делаю вид, что не чувствую наполненного болью взгляда Маши. Я не виновата, что Егор выбрал меня, правда?

Я честно пытаюсь думать о физике, слушать нудную лекцию историка о далёком прошлом, что-то писать под диктовку на русском, но все мои мысли занимает Лихачёв. Я даже забываю о Джокере и о десятке непрочитанных сообщений от него и каждую свободную минуту мечтательно зависаю, разглядывая любимые черты Егора.

Он держится рядом на протяжении всего дня. Рассказывает о чём-то ерундовом, не важном, но я жадно вслушиваюсь в каждое его слово – оно для меня! Стоило мне стать, как все, и Егор перестаёт меня стесняться. Подмигивает, когда ловит на себе мой взгляд. Смеётся. И в ответ смотрит на меня нежно, заботливо… как когда-то давно, в девятом…когда я думала, что мы навсегда.

Рядом с Егором меня больше не трогают. Не травят. Не бьют в лицо словами и не разбивают душу насмешками. И пусть Кротов подозрительно косится в нашу сторону, а в глазах Голубевой не высыхают слёзы, я позволяю себе с головой окунуться в счастье. Как мало, оказывается, надо человеку, чтоб за спиной проклюнулись крылья!

– Так, ребята, сейчас разбиваемся на группы по четыре человека! – командует классная, своим звонким голосом перекрывая всеобщую болтовню. – Живее! Классный час не резиновый!

Вокруг начинается суета: одноклассники мечутся по кабинету, сдвигают парты, делятся по интересам. Я же по привычке сижу на галерке и жду, в какой квартет меня засунут: по доброй воле мало кто жаждет взять меня в свою компанию. Но сегодня всё по-другому!

– Лер, давай, к нам! – горланит на весь кабинет Лихачёв и машет рукой, отчего внимание всего класса снова концентрируется на мне.

– Горыч, ты издеваешься? – тут же бурчит Кротов, раздувая ноздри. Ему моя компания – как кость поперёк горла. Впрочем, это взаимно.

– Егор! – театрально взмахивает руками Уля. – Нас же и так четверо! – округляет глаза и тонким пальчиком ведёт от себя на Данилу, с того на Машу, и останавливается на Егоре.

– А кто Голубеву звал? Я? Нет! – безжалостно бросает Егор и снова подмигивает мне. На виду у всех!

– Маша всегда со мной! – заступается за подругу Уля и нервно покусывает губы.

– А со мной теперь Лерка! – пожимает плечами Егор и протягивает мне руку, перевалившись через парту.

– Что за бред! – морщит носик Громова. – Это же Ильина! Ты головой ударился, Лихачёв?

Но Егор пропускает мимо ушей выпад Ульяны и с улыбкой ждёт, когда оторву свою пятую точку со стула.

– Лер! – поторапливает он, нетерпеливо сдувая с глаз чёлку. – Идёшь?

А я не знаю, как быть! И, вроде, душа, впервые за долгие годы расправив крылья, рвётся навстречу мечте, но затравленный взгляд Машки больно царапает где-то там, в области сердца, и вынуждает меня тормозить.

– Кротик!! – верещит тем временем Громова. – Скажи что-нибудь! – дёргает Данилу за рукав. – Я не собираюсь сидеть рядом с этой дылдой-переростком! Это же позор, Даня! Не отмоемся!

– Крот! – Егор буравит недобрым взглядом Улю. – Всё по-честному! Ты с Улей, я с Лерой. Разве нет?

– Да мне фиолетово! – бросает Данила, вальяжно растянувшись на стуле, а потом со скучающим видом смотрит на Громову. – Малышка, я не обижусь, если ты выберешь компанию подруги.

– То есть как? – Уголки губ Ульяны жалко опускаются, зато лицо Лихачёва начинает сиять ярче начищенного самовара. – Тебе на меня наплевать?

– Ребята, пошустрее рассаживаемся! – вставляет свои «пять копеек» классная. – Ильина, место есть в четвёрке Алёны Колупаевой. Лихачёв, хватит валяться на парте! Ты в школе или где?

Я всё же поднимаюсь с места и, сжав в руке лямку рюкзака, хочу присоединиться к четвёрке местных ботаников-заучек во главе с отличницей Колупаевой. Мне не нужны проблемы! Да и слёзы в глазах бывшей подруги черной кляксой растекаются по моему радужному настроению. Я так не могу! Но всего одно мгновение переворачивает всё вверх тормашками.