Василиса на это только хмыкнула. Конечно, жених не узнал ее. Истинное лицо царской дочери сокрыли, когда ей было семь. Слишком уж приметной оказалась бастрючка, слишком много от Премудрых взяла ее внешность. Увы, только внешность... Правда, сейчас Василиса сомневалась, что пращур рода, дочь Коща, была магичкой.

Так или иначе, морок на царскую дочь накладывали лучшие придворные колдуны, а чтоб не обновлять каждый год, запечатали хитрым артефактом. Новый облик рос и менялся вместе с ней и не спадал, даже если очки просто снимались на ночь. Он стал не маской – лицом. Василиса мимикрировала, сточила острые углы своего характера под мягкое кукольное личико. Однако Навь легко смыла все наносное. Смерть не обманешь, даже если ты еще жив.

— Я боярыня Василиса Сабурова, и ты просил вывести тебя из Нави. — Трава вокруг посерела и стала опадать пеплом. На груди нагрелся накосник. Отчетливо повеяло жженой степью. Василиса вдохнула полную грудь и улыбнулась. Последнее время ей нравился этот запах.

— Останешься и вечно будешь мертвяков оперировать.

Велимир повернулся. Поднял в изумлении брови. Василиса отметила, что на операционном столе лежит уже совершенно иной пациент. Все верно. Навь поймала добычу в свои сети и не торопится отпускать.

— Ты не Вася. Она не такая — уверенно начал он, но замолчал в сомнении.

— А какая? — по поляне тек огонь, медленно превращая все в тлен и пепел. Он лизнул операционный стол, заурчал, въелся в него угольными зубами, и тот, шипя, стал преображаться. На месте пациента появилась огромная бесформенная клякса. Она слепо шарила щупальцами, пытаясь отыскать свою жертву. Все верно. Пока Велимир не думает о своих неудачах, те не имеют власти над ним. Значит, надо отвлечь, дать возможность огню очистить это место.

— Так какая твоя невеста? Договаривай.

— Она… мягкая, покладистая, добрая.

Василиса рассмеялась. Ну да, странно показывая одно и надеяться на то, что кто-то увидит другое.

— Правда? И ты думал, что такая невеста пойдет за тобой в Навь? Что такая отправится в университет поступать на первый женский врачебный факультет? Такая будет отмечать раненых цветными лентами, определяя, кому из них врачи подарят шанс на жизнь, а кому лишь Макошь в помощь? Серьезно, Велимир? А, быть может, ты хотел себе такую невесту и пожелал увидеть ее во влюбленной студентке? Или тебя все же смутила моя новая внешность? Ты же не думал, что царь Василий позволит мне разгуливать по Гардарике в своем истинном обличье?

Маг молчал, обуреваемый сомнениями. Он не был глупцом и прекрасно видел, каков характер проявляла его невеста. Но с ним-то она вела себя иначе. Робела, соглашалась во всем. Он был готов слепить из нее идеальную жену и помощницу. Рад был разделить с ней научные труды и жизнь. Только вот той жизни у него почти не осталось. И пришлось выбирать между коротким счастьем и долголетием. Велимир был прагматик, и выбрал последнее. Теперь его обуревали сомнения.

— А вдруг ты морок? Очередное видение, что насылает этот лес?

Огонь добрался до палаток. Промасленная ткань вспыхнула. Разлетелась десятками крошечных искр. Послышался треск занимающегося пожаром леса. Жуткая клякса, что пыталась поймать Велимира, сжалась вся, иссохла и осыпалась пеплом. Мать-Земля расступилась, поглощая чужой кошмар. И Василиса поняла — пора. Сейчас в суматохе пылающего леса, пока не нагрянула Двуликая, у них есть шанс сбежать.

— У морока цель — задержать тебя, а у меня — вывести. Вот и принимай решение: идешь ты со мной или остаешься здесь.

Велимир огляделся. В его глазах поляна выглядела как прежде, только операционный стол опустел. Пока. Стоит дать слабину, уйти в мысли о правильности выбора, как Навь вновь накинет сети. Хотя, как знать, может, эта девушка, так непохожая на его невесту и в то же время настолько знакомая, —тоже лишь морок, навеянный этим местом.

Был только один способ, узнать наверняка. Опасный, как модная нынче среди офицеров, армейская рулетка.

Велимир сделал шаг к невесте, очертил подушечками пальцев незнакомый овал лица и прильнул к шелковистым губам. Если все это обман, морок выпьет его до дна.

Василиса, совершенно не ожидавшая подобного поворота событий, растерялась, дернулась, пытаясь высвободиться, но жених прошелся рукой по волосам, да так и оставил ее на затылке, крепко держа добычу. Она попыталась отдаться чувствам, раствориться в поцелуе, поймать и запереть разлетевшихся неведомо куда бабочек, но вдруг осознала, что думает. Слушает, как трещит лес, поверженный огнем, решает, в какую сторону бежать с поляны, и мысленно торопит Велимира в его несвоевременном порыве. Стало горько. Обидно за саму себя. Как же так? Ведь она надеялась, мечтала, верила. Она готова была простить все обидные слова и примириться со всеми странностями. Но зачем? Просто ради того, чтобы было не хуже, чем у всех? Ярко представились одинокие вечера с вечно недоделанным вязанием, званые обеды по пятницам и раздельные спальни. Так живут если не все, то многие. Но стоит ли за таким прыгать в черный провал колодца?

Воздуха стало не хватать, и пришлось упереться руками в крепкие плечи. Велимир тут же отпустил. Выглядел он не в пример лучше прежнего, исчезли синяки и болезненная серость, а вот у Василисы перед глазами расплывались цветные пятна. Переносица саднила, резко накатилась слабость. В ушах раздался противный писк. Она покачнулась. Велимир поймал, прижал к себе.

— Теперь вижу, что это ты, — расхохотался он, — как и прежде не можешь устоять от моих поцелуев.

Василиса уткнулась лбом в широкую грудь и улыбнулась. Ведь и вправду не может, вон как повело. А надумать успела всякого мама-не-горюй.

— Пошли скорее, пока огонь не закрыл путь! — Она схватила Велимира за руку и потянула прочь со злополучной поляны.

Деревянные статуи пылали. Обезумевший от горя резчик носился от одной к другой, пытался сбить с них пламя и рыдал. Боль утраты выплескивалась слезами, но они не тушили пожар. Уничтоженное чернело уродливыми пнями. Василиса не рискнула попадаться на глаза художнику с ножом и свернула с тропинки в чащу, желая обогнуть его. Пожар не стихал. Вокруг бегали и кричали неупокоенные души. Кто-то что-то искал, кто-то кого-то звал, кто-то пытался спасти добро.

И среди всего этого хаоса отчетливой волной прокатилось: «Убей!»

Василиса тут же остановилась. Огляделась, силясь понять, откуда пришел возглас. Если она верно поняла логику этого места, то бездумно бегать от пожара можно целую вечность, питая Навь своим страхом. А вот призыв, что раз за разом настигает их, вполне может оказаться ключом... или ловушкой. Тут уж как повезет.

Велимир не слышал зова. Он всеми силами желал убраться из жуткого леса. Вынужденная остановка неожиданно разозлила.

— Ты потеряла тропу.

— Что?

— Тропа к Смородине, ее нет под ногами!

Василиса искренне понадеялась, что недовольство в голосе жениха ей послышалось. Тем не менее ответить следовало: — Ее и не было. Я вообще сомневаюсь, что есть иная тропа, кроме той, которую мы прокладываем сами...

Велимир схватился за голову. Весь его прекрасно выстроенный план шел совершенно не туда. А все из-за самонадеянной невесты, которая вместо того, чтобы крепко держать направление, решила, что Навь — это место для пикника.

— Так почему мы остановились? Давай проложим эту тропу.

Василиса на это лишь отмахнулась.

«Ну же, кем бы ты ни был, отзовись. Зачем я нужна тебе? Кого убить? Мы и так в мире мертвых».

Ветер унес ее мысли, а следом, вместе с шелестом листвы, пришло гулкое: «Убееей. Меняяяя!»

Василиса помчалась на зов. Велимир едва поспевал за ней. Он кожей чувствовал, что они умудрились свернуть даже с несуществующего пути. Если такое вообще возможно. Его ужасно злило своеволие невесты и свое, зависимое от ее прихотей состояние.

Лес словно ждал их. Несколько десятков ярдов, и путники очутились на опушке. Посередине, уперевшись ярко-зеленой кроной в небо, стоял исполинский дуб. Тот самый, из видения, навеянного первопредком. Только на много сотен лет старше. Василиса узнала его. Остановилась, не скрывая восхищения и размышляя, как быть дальше. Воздух вокруг дуба дрожал, словно дымка в жаркий полдень.