Он вышвырнул Римильду за дверь и лишь после этого демонстративно поднял руки вверх, показывая, что сопротивляться не будет. Итальтика, похоже, поверили в искренность ссоры между людьми. Они не стали задерживать Кигана, не обратили внимания на Римильду, от резкого толчка упавшую в грязь. Они заблокировали дверь до того, как хилер успела подняться на ноги.

Группа людей, покинувших дворец, дожидалась ее в саду. Они не знали Римильду, но сочувствовали ей, они готовы были взять красивую молодую женщину с собой. Вот только она присоединяться к ним не спешила, она, поднявшись на ноги, метнулась обратно к двери и забарабанила кулачками по прозрачной поверхности.

– Пустите меня немедленно! Я не хочу быть здесь!

Она снова была убедительна – и снова врала. Киган прекрасно знал, какой силой может наполнить собственные мышцы хилер такого уровня. И все равно видеть ее настолько испуганной и беспомощной было тяжело, тут никакие доводы разума не помогали. Электрокинетик с силой сжал кулаки, чтобы сосредоточиться, сдержаться, не испортить план, который он никак не мог понять.

А потом стало слишком поздно.

«Сопротивление будет наказано, – предупредил Хапикерн-Тохил. – Исполнение инструкций – гарантия выживания».

Киган ожидал, что наказанием будет руководить он, но нет. Итальтика во дворце отвечали только за покорных заложников. Все, что происходило снаружи, теперь было во власти боевого робота.

Щупальца, раскинутые над городом, на миг вздрогнули и выпустили темное облако. Оно, густое, буро-красное, стремительно разлеталось во все стороны, явно направляемое воздуховодами «Саваж-3». А Киган только теперь вспомнил, что в этой модели есть система запуска химического оружия на очень большие расстояния.

Темная взвесь накрыла город, а потом добралась и до холма. Это был противник, от которого нельзя защититься, в него бессмысленно стрелять, он не согласится на переговоры… Теперь уже обратно во дворец рвалась не только Римильда. Люди, еще недавно уверенные в себе, задыхаясь и кашляя бились о двери и стены. Они даже попробовали стрелять, чтобы освободить себе путь, но это ни к чему не привело, стекло оказалось бронированным.

– Пустите их! – испуганно крикнула Альда. – Этим людям нужен хилер!

Это уже было любопытно… Одинаковая серебристая форма не позволяла определить, кто в их группе какими способностями обладает. Теперь телепатка еще и подчеркнула, что Римильда кто угодно, только не хилер. Интересно, это ее идея? Или тоже часть плана самой Римильды?

«Сопротивление будет наказано», – повторил Хапикерн-Тохил, явно безразличный к происходящему снаружи.

Возможно, это даже не было жестокостью – если итальтика знал, что у людей не осталось ни шанса на выживание с тех пор, как они вдохнули красную взвесь.

Долго они не продержались. Надрывный кашель стал лишь первым симптомом. Он усиливался с каждой секундой, и вот уже откуда-то из горла или даже из легких пострадавших струилась кровь. Они смотрели на залитые красным ладони беспомощно, испуганно, а потом снова ломились внутрь – оставляя алые разводы на стекле. Они слабели, в панике оглядывались по сторонам, терялись в пространстве. Крови становилось все больше: она струилась из ушей, ноздрей и даже уголков глаз. Это была болезнь, о которой Киган ничего не знал.

Но хуже всего оказалось то, что не справлялась с этой дрянью и Римильда. Киган больше не делал вид, что рад был от нее избавиться, он замер у стекла прямо напротив хилера и смотрел только на нее. Римильда первой догадалась, что итальтика используют химическое оружие, она все рассчитала верно, она должна была справиться… Она же мертвых возвращала к жизни, он сам видел!

Однако оказалось, что спасти других ей было проще, чем себя. Может, что-то она и угадала, а потом явно переоценила свои силы. На лице, исчерченном багровыми полосами, застыло выражение удивленного испуга, глаза будто остекленели – да так и остались открытыми, когда хилер безжизненно упала на землю, уже пропитанную ее кровью.

Рафаль никак не мог вспомнить, что же произошло в лаборатории. Это было очень плохо.

Он прибыл на станцию после очередной миссии. В этом не было ничего необычного, он после каждого задания осмотр проходил. Правда, устал он сильнее, чем ожидал, и ноющая головная боль никак не проходила. Рафаль рассказал об этом господину Фетъе – больше-то некому. Начальник научного отдела велел ему пройти какие-то тесты, направил в лабораторию. Там было не слишком удобное кресло, горел яркий бело-голубой свет, от которого голова болела еще сильнее… Мельтешили какие-то люди, и, кажется, Рафаль поссорился с кем-то из них… Но тут память обрывалась, он будто провалился в непроницаемую темноту, лишенную звуков.

Очнулся он уже в одной из спален, и все было в порядке… По крайней мере, ему стало лучше, да и общались с ним как обычно.

– Ты просто потерял сознание, – обыденно пояснил господин Фетъе. – Это мы виноваты. Пять миссий подряд без перерыва – слишком много даже для номера 1.

– Да, я… Наверно. Мне уже лучше. Те лаборанты… Я ведь никого не обидел? Кажется, я повысил голос!

– Переживут, мы здесь нежных и обидчивых не держим. С лаборантами все в порядке, не думай о них. Просто отдохни.

Он действительно отдохнул: пару дней провел на станции, потом неделю жил на Феронии. Великолепная природа и знакомые места успокаивали его. Рафаль видел, что после миссии Легиона планета вернулась к нормальной жизни, и это тоже было важно. Так что к работе он приступил уже с новыми силами, и все было бы замечательно, если бы не раздражающий отголосок тревоги, поселившийся где-то в душе.

Причин у этой тревоги не было, однако она по-прежнему не исчезала. Впрочем, Рафаль быстро привык к ней, научился игнорировать, и она больше не мешала.

У него теперь были дела поважнее, чем эти непонятные страхи. Он прекрасно понимал, насколько важна миссия на Марсе – и как много теперь зависит от Легиона. Он сосредоточил все силы только на этом, и отстраниться от провалов в памяти и прочих мелочей оказалось на удивление легко. Особенно при том, что работать ему предстояло с напарницей.

Когда Рафаль впервые услышал, что их объединяют в команды, он собирался отказаться. Зачем ему помощь? Он номер 1 – причем один из сильнейших за всю историю Легиона, это все признавали! Да и вообще, если Третьему дозволено диктовать какие-то там особые условия, чем он, Рафаль, хуже?

Но когда он узнал, кого назначили ему в напарницы, спорить мигом расхотелось. Лавиния понравилась ему еще на Феронии, это он должен был признать хотя бы самому себе. Он искренне переживал за нее, когда она пострадала, и был рад узнать, что она все-таки выжила. Она снова была удивительно красивой, она улыбалась так очаровательно… Если уж говорить совсем честно, Рафалю не нужна была ее поддержка на боевой миссии, номер 10 ничего не могла ему дать. Но от ее присутствия было хорошо и спокойно, Рафаль предпочел сосредоточиться на этом.

Легион поручил им заняться самым юным из пяти сенаторов. Звали это нечто Иво Брунон Фратчак, и он напоминал вареную свеклу куда больше, чем человека. Фратчак отличался странной фигурой: очень узкие плачи, тощая грудь, но при этом крупные бедра и заметный живот. Да и голова такая же – с узким лбом и массивными щеками. Несмотря на юный возраст, Фратчак заметно лысел, однако пытался скрыть это оставшимися редкими прядями, хотя мог бы просто использовать наращивание. На всех снимках он почему-то выглядел покрасневшим и потным, явно взволнованным.

Рафаль вообще не понимал, как такому созданию, очевидно слабому и трусливому, доверили управлять целой планетой. Этими сомнениями он поделился с Лавинией уже на челноке, а она отнеслась ко всему куда спокойней:

– От папки должность унаследовал.

– Разве так можно? – удивился Рафаль. – Сенаторов ведь выбирают!

– Ну да. Но выбирают кого надо.

Киприан Фратчак руководил Марсом много лет, причем руководил успешно. Он бы удерживал этот пост и дальше, но его планы сбила катастрофа: челнок, на котором он возвращался на Марс, рухнул при приземлении. Киприан выжил, однако все понимали, что восстановление отнимет не месяцы даже, годы. Марс не мог ждать так долго, и место в Совете Пяти занял Иво.