1977 г. «Не позабыть семёновских лесов…» Не позабыть семёновских лесов и тихий говорок речушки Кезы, где, пестуя мальчишескую резвость, нёс конь меня по зарослям осок. И не найти в Канавине двора, который я бы не излазил в детстве. Зайду случайно, и – не наглядеться на падающий в лопухи сарай. Из тех лесов и тех глухих дворов, где жило русское простое слово, пошли мои истоки и основы того, что стало содержаньем строф. Здесь начиналась для меня земля, которую светло зовут – Россия. Куда б потом судьба ни заносила: единственная родина моя. 1979 г. Улица детства Это улица нашего детства. Это двор наших игр и ссор. Тополя, что росли по соседству, помешали? Пошли под топор. Потемнели дома, покосились, стал совсем невысоким забор. То ли вправду места изменились, то ль мы им изменили с тех пор? Жизнь несётся в погоне ли в бегстве, переходим с галопа на рысь. А на улице нашего детства лопухом зарастают дворы. Ах, как часто теперь не хватает мне дворов тех с колючим репьём, где рыдала наивность святая над замёрзшим в пургу воробьём! Вот стою у калитки дырявой. Вот вошёл. Но… попал не туда. – Вы ошиблись, наверно? – Вы правы. Я, как видно, напутал года. 1976 г. Песня о моём городе Я постоянно уезжал от этих тихих улиц и старый Нижний провожал меня, дома сутуля. Но где б мой сон ни прерывал рассвета привкус горклый, я богомольно трепетал, заслышав слово «Горький». Пусть есть другие города в большой моей России, пусть в руслах peк других вода и чище, и красивей, но, руки в Волгу опустив, то громовой, то нежный, как незатейливый мотив, прекрасен старый Нижний. За эту простоту и стать, растерянность и гордость люблю вас, Нижний, и опять спешу к вам, древний город! 1981 г. «Тихо и сухо в сентябрьском лесу…» Тихо и сухо в сентябрьском лесу. Прелость лесную вдыхая, я не спеша своё тело несу, сам от себя отдыхая. В кои-то веки сегодня хочу, следуя мудрости Ницше, от заморочек, раздумий и чувств хоть на шажок отстраниться. И прислониться горячечным лбом к телу прохладной берёзы. Став её веткою или грибом, ждать приближенья морозов. Не представляя, как сердце болит, не претендуя на званья, быть просто маленьким чудом земли — пусть даже и без названья. В сущности, в этом и есть жизни суть. Гулко кукушка гадает… Тихо и сухо в сентябрьском лесу. Слышно, как лист опадает. 1983 г.
Рассвет над Волгой Рассвет над Волгой – дело непростое. Ещё им и не пахнет в городах, когда его короткая история рождается на сумрачных волнах. Она неясным звуком тронет чаек, неярким бликом яр обворожит и ветра дуновением нечаянным на усике антенны задрожит. Рассвет над Волгой – сказочное действо, когда легко душою покривить и вдруг поверить: возвратилось детство и можно жизнь по-новому скроить. Но вот уже за дальними лесами взметнулось пламя будущего дня, и всё острей, всё явственней касанье далёкого, но властного огня. Восходит солнце! Громче чаек крики. Свежей озона терпкий эликсир. Из плотной полутени в полублики с восторгом входит отдохнувший мир. В нём много грязи, но и много света, в нём горьки травы, но и сладок мёд. И вспять – нельзя, но именно поэтому в нём есть потребность двигаться вперёд! 1978 г. «Ещё один мой день…» Ещё один мой день позолотил восток. Ещё одна ступень, ещё один виток. И надобно вставать, и надобно идти, и приручать слова… Но, Господи прости, — под пересвист стрижей дай паузы хлебнуть! На зыбком рубеже рассвета хоть чуть-чуть, укрывшись от забот дремотной пеленой, дай в лености лесной побыть самим собой. Замри на миг, Земля. Ярило – отдохни! Постой будить поля, пусть выспятся они. Спи, Волга, спи, Ока. Деревья и кусты, замрите. Облака, как чистые листы моих грядущих книг, плывите не спеша: хотя б на краткий миг пусть отдохнёт душа. Пусть, озаряя даль, замрёт рассвет в тиши. И, может, мне тогда достанет сил на жизнь. 1979 г. «Дорога устало петляет…» Дорога устало петляет и тает в тумане, что сонно над полем витает, а жёлтые скирды, качаясь в тумане, всё так же, как в детстве, волнуют и манят. Как в детстве. Как в то бесшабашное лето, когда под спиной колыхалась планета, а я на планете лежал кверху пузом, и солнце катилось зелёным арбузом. И если, прищурясь, смотреть сквозь ресницы, от солнца тянулись зелёные спицы. И тихо вязалось на них кружевное прозрачное марево летнего зноя. И было забавно смотреть сквозь прищуры на то, как плывут, изменяя фигуры, пушистые, точно из пуха иль меха, стада облаков. И хотелось уехать, уплыть, улететь, ускакать и умчаться туда, где они на рассвете родятся. И лез я на башню душистого стога. И жадно часами глядел на дорогу. Вот точно такую — кривую, в ухабах… Ах, если б решиться, шагнуть, и тогда бы, возможно, открылись завесы секретов, дошёл бы, нашёл бы купели рассветов. А впрочем… Навряд ли случится всё это. Давно уже нету мальчишки средь лета. А есть бородатый, сутулый немного мужчина, усталый, как эта дорога. Он многое знает. Не всё понимает. Но всё же решенья порой принимает. И ставит вопросы. И ищет ответы. А нынче? Ну, просто кончается лето. Как в детстве, туман по-над полем витает, а в нём, словно в прошлом, дорога петляет. |
