– Тройные премиальные она обещает, – обратился Максим к наборщикам. – А жалованье мы когда в последний раз видели? Сколько уже тех обещаний выслушали, одно другого слаще?

Все прекратили набор и смотрели теперь на него.

– Три месяца с хлеба на квас перебиваемся, – повысил голос Максим. – У Лехи вон жена в прачки пошла, чтоб семью кормить. Потому что хоть не платят ни шиша, а уйти со службы нельзя – мигом под мобилизацию загремишь. Такую вот нам большевички принесли свободу!

Белоглазый латыш плавно оттянул затвор, досылая патрон.

– Не стрелять! – приказала Донова. – Товарищ Молот…

Максим понял внезапно, что она обращается к нему.

Что? Какой еще товарищ Молот?.. А, не до того! На него глядят прямо сейчас два десятка глаз – не считая нацеленных стволов в руках латышей.

Максим сосредоточился:

– Чего еще нам наобещали большевики? Мира и хлеба? А что принесли? Войну и голод!

Внезапно здоровяк Леха вскочил с места, опрокинув ящик с литерами – кусочки металла рассыпались по полу. За ним – медленно, неуверенно, но все же – начали подниматься другие.

Донова подскочила к Максиму, схватила за плечи, развернула к себе, закричала прямо в лицо:

– Да что ты творишь, товарищ Молот?! Мы думали, ты погиб, а ты… Ладно, после. Теперь помоги! Британцы прошли Мудьюг! Нужно напечатать призыв, нужно отстоять Архангельск!

Девушка вцепилась в него так, что даже сквозь плотную ткань пиджака было больно. Максим схватил ее за запястья и оторвал от себя. Что дальше? Оттолкнул – осторожно, чтобы она не упала и латыши не открыли огонь.

Здоровяк Леха выкрикнул за спиной:

– Жалованье наше где?! Чем мне детей кормить?

Наборщики поддержали его:

– Поперек горла уже ваши обещания!

– Большевики хуже англичан!

– Да что там, хуже царя!

– В раба превратили рабочего человека!

– Вали отсюдова, пока цела, подстилка большевистская!

Максим и Донова не отрываясь смотрели в глаза друг другу.

– Да что с тобой, Максим? – выдохнула Донова. – Господи, это же… предательство. Почему?! За что ты так со мной?

О чем она говорит? Не важно, разберемся позже. Сейчас главное – обойтись без кровопролития. Максим краем глаза отметил, что руки стоящих за его спиной людей тянутся к карманам. Что у них там – пистолеты, кастеты, ножи? Оба латыша, не меняясь в лице, держали толпу под прицелом.

– По своим, по рабочим людям стрелять прикажешь, Маруся?

Донова тяжело дышала. С ответом она не нашлась.

– Вам не удержать Архангельска, – продолжал Максим. – Нет здесь вашей власти. Никто за вами не пойдет. Вы проиграли. Забирай своих латышей и уходи.

Надо бы ее арестовать, но тогда точно начнется стрельба, латыши пощады не просят и не ждут.

– Уходи, – жестко сказал Максим. – Ты можешь еще успеть скрыться.

– Предатель! – выплюнула Донова ему в лицо, резко развернулась и вышла. Латыши синхронно шагали за ней.

Рабочие, постепенно остывая, разошлись по типографии. За станок никто больше не садился. Седой метранпаж, покряхтывая, собирал рассыпанные по грязному полу литеры.

***

В дельту Северной Двины вошли десятки кораблей. Многие из них были раскрашены безумным, нелогичным, вырвиглазным образом – словно бы ими дали поиграться художнику-абстракционисту. От этого их строгие мощные силуэты не воспринимались глазом. Позже Максим узнал, что в том и был смысл – это называлось “ослепляющий камуфляж”, и разрабатывали его действительно художники-абстракционисты.

Стройные ряды иностранных воинов шагали от пристани по Троицкому проспекту. Возглавлял шествие шумный оркестр, одних только барабанов в нем было пять штук.

Около половины десанта составляли англичане. Над двумя отрядами поменьше реяли французский и канадский флаги. Флаг четвертого отряда был совсем странным – на четверть британский юнион джек, остальное пространство хаотично усеяно разноразмерными звездами; оказалось, сюда каким-то образом занесло австралийцев. Ждали еще американцев, но их десант задержался – теперь он должен был прибыть через месяц.

Каждый союзный отряд носил форму своего оттенка: горчичного, оливкового, хаки. Французы были одеты в серо-голубое; после Максим узнал, что этот цвет носит романтическое название "блю оризон" – “голубой горизонт”. Канадцы щеголяли коричневыми кожаными жилетами. На многих были какие-то перевязи, патронные сумки, разгрузочные жилеты. На головах – фуражки, лихо заломленные набок береты или каски с широкими, как у дамских шляпок, полями. На ногах обычно не сапоги, а высокие ботинки на шнуровке. Все это выглядело стильным, удобным и эргономичным – куда более, с точки зрения Максима, современным, чем снаряжение русских солдат, которых ему доводилось видеть.

Места для публики на самом проспекте осталось мало, но люди толпились на набережной и прилегающих улицах, смотрели через решетки оград, забирались на крыши домов. Некий местный художник принёс мольберт и старательно зарисовывал прибывающих союзников. Настроение царило праздничное, все надели лучшее, что у них было. Нестройные, но искренние приветственные выкрики не смолкали.

Власть большевиков в Архангельске пала за считанные часы, почти без сопротивления. Три тысячи штыков без боя сдались пяти сотням восставших. Молва сильно преувеличила численность союзного десанта – ходили слухи, что высадится более 9000 интервентов. Максим хохотнул про себя – over 9000, и тут же пожалел, что не с кем поделиться этой шуткой. В действительности высадилось две тысячи солдат и офицеров; на параде все они имели бравый вид, однако скоро выяснилось, что в Россию направляли в основном контингент второго сорта – едва оправившийся после ранений и формально пригодный только для несения гарнизонной службы. Так что получилось, что большевики оставили город главным образом из-за слухов. Британцы взяли Мудьюг, расстреляв его артиллерию с гидропланов – защитники острова сдаваться отказались. Красные капитаны затопили в фарватере два ледокола, пытаясь перекрыть путь союзникам, но не достигли успеха. Попытка распространить призыв к борьбе с захватчиками провалилась, командующий войсками РККА Кедров случайно оказался в Москве – и далее большевики не думали о борьбе, только бежали, спасая собственные шкуры. Это им чаще всего не удавалось, настрадавшиеся от них обыватели создавали отряды преследования. Максим видел, как большевиков вели по улицам – избитых, связанных. Архангельская городская тюрьма переполнилась за один день.

Союзники вошли в уже празднующий освобождение город. Максим стоял в толпе, но ее радостным настроением заразиться не мог. Его мысли занимала Маруся Донова – вернее, то, что она успела сказать.

С самого начала Максим поражался доверчивости и беспечности заговорщиков. Того, что он принес золото и документы, да еще заочной рекомендации от “Союза возрождения России” с лихвой хватило, чтобы начать безоговорочно ему доверять. Не только простоватый Миха, но и Чаплин с Чайковским спокойно обсуждали с ним и при нем свои планы, сообщали адреса складов с оружием, которое планировалось раздать населению, и имена красных командиров, поддержавших идею восстания. Максим думал всякий раз, что будь он двойным агентом, заговор удалось бы придушить в зародыше. И вот, оказывается, товарищ Ростиславцев двойным агентом и был – тот Ростиславцев, который исчез неведомо куда перед явочной квартирой в Вологде, и тут же его место занял растерянный путешественник во времени.

Ну надо же, товарищ Молот…

Выходит, уже само появление Максима в прошлом сделало возможным захват власти в Архангельске, то есть изменило историю. Следовательно, здесь история может пойти по другому пути, Белое движение на Севере получило шанс. Значит, в этой ветке реальности все-таки возможно защитить страну от большевиков?

Это воодушевляло, однако сама ситуация оставляла нехороший осадок. Так уж вышло, что он подвел человека, который ждал от него помощи. Пусть это не его вина, пусть Маруся сражается за неправое дело, а он – за сто раз правое… Все равно мерзко получилось. Впрочем, сейчас были и более насущные проблемы. Максим слышал, что Донова арестована – скрыться она то ли не успела, то ли не пожелала. Рано или поздно ее допросят, и что если она назовет фамилию Ростиславцева среди пособников большевиков? Пусть ему удалось предотвратить преступление предшественника, как бы не пришлось отвечать за его грехи…