Максим проморгался. Для деревенской гопоты это было уже чересчур. Оверкилл, как говаривали младшие коллеги. Одно дело – грабануть невесть как оказавшегося здесь московского менеджера и по приколу переодеть его в дедово шмотье. И совсем другое – такие артефакты… Документ, конечно же, не мог быть подлинником – слишком новая бумага. Но стилизация выполнена качественно, явно поработал человек знающий и увлеченный.

Последней Максим извлек синюю книжечку – вроде бы паспорт, хотя больше нормального раза в полтора. Под надписью ПАСПОРТНАЯ КНИЖКА – черный прямоугольник, сверху от руки вписано “Безсрочная”… надо же, орфографические ошибки, ну точно простенькая подделка. “Выдана Вознесенским волостным правлением 3 мая 1912 года. Владелец – “Максимъ Сергѣевичъ Ростиславцевъ”. Дата рождения – 21 июля 1887 года”. Почти угадали, всего-то на сто лет и 13 дней ошиблись – Максим родился в 1987 году, второго августа – в день ВДВ, всю жизнь два праздника в одном, хотя второй не имел к нему никакого отношения, да и первый отмечать с каждым прожитым годом хотелось все меньше. Или подождите… тринадцать дней… двадцать первое июля – это же и есть второе августа, только по новому стилю.

Максим вытер со лба выступивший пот и привалился к бревенчатой стене. Именно эта деталь убедила, что происходящее – не розыгрыш, не квест-рум какой-нибудь, заказанный друзьями шутки ради. Да и нет у него друзей, которые могли бы отправить его в такой дорогой и изощренный квест-рум. Впрочем, в последние годы контакт с друзьями как-то потерялся, времени на общение не хватало из-за работы… Ладно, допустим, письмо якобы консула могло попасть сюда случайно с какой-нибудь ролевой игры, или его сперли из краеведческого музея. Но паспортная книжка с его, Максима, данными с ошибкой в сто лет…

Максим поерзал, пытаясь удобнее усесться на скамье, и тут что-то чувствительно впилось ему в бедро – не острое, но чертовски жесткое. Машинально вскочил и осмотрел деревянную поверхность: на ней ничего не было. Ну не могло же ему померещиться? И этот звук… будто от резкого движения в одежде что-то звякнуло. Максим стянул поддёвку и ощупал ее. Между сукном и подкладкой было зашито что-то круглое, да не одно – десяток… нет, больше. Максим нашел на полке с посудой ножик, насколько смог аккуратно взрезал подкладку и вытащил крупную монету. На одной стороне – сложный четырехчастный герб, на другой – женский профиль. Британский соверен. Золото.

Это уже точно не было ограблением, да и на розыгрыш походило мало. Воспоминание маячило на самой грани восприятия, ускользающее от осознания, как сон, когда пытаешься вспомнить его за завтраком. Что-то же произошло между визгом тормозов на парковке и этим невзрачным домом, на который он таращился… Максим глубоко вздохнул и заставил себя сосредоточиться на воспоминании, как на неприятной рабочей задаче.

Визг тормозов… Удар. Боль. Темнота. Вот оно как, Максим Сергеевич…

Максим нашел глазами мятый жестяной умывальник и мутное зеркало над ним. Подошел на внезапно ослабевших ногах. Увидел собственную скучную физиономию, и родинка на шее на месте… да ничего не поменялось, все как обычно. И вот именно это “как обычно” и было необычно. Он по-прежнему чувствовал себя усталым, разбитым даже… но ничего сверх того. Никаких травм, переломов, гематом. Провел рукой по затылку – ни раны, ни хотя бы шишки. А ведь было бы ясно-понятно – авария, сотрясение мозга, потеря памяти… нет, не складывается.

Максим на несколько секунд прикрыл глаза. Потом снова схватил паспорт и принялся листать в поисках сведений… что же это выходит, о себе? О здешнем Максиме Ростиславцеве. Фиолетовые чернила изрядно выцвели, почерк у отечественного чиновника был куда небрежнее, чем у британского консула, и твердые знаки эти дурацкие еще… Но с грехом пополам разобрать можно. Звание – “мещанинъ”, ну допустим. Вероисповедание – “православное”, да и бог с ним. Отношение к воинской повинности – “не военнообязанный”, слава макаронному монстру. Род занятий – “конторскiй служащiй”, хоть тут ничего не поменялось. Состоит или состоял ли в браке – “состоитъ”, вот еще новости. Максим из двадцать первого века давно развелся, но в Империи с этим, очевидно, было посложнее.

Так куда же ты, Максим Сергеевич, попал? Миха упоминал Архангельск, это, кажется, на Каспийском море? Нет, Астрахань на Каспийском море, а Архангельск – это севера… но сейчас они вроде где-то еще, не вспомнить теперь. И есть, похоже, более актуальный вопрос, хоть он и с трудом укладывается в голове – в когда ты попал? Письмо консула от 1918 года, и вряд ли оно старое, раз его ждали… Максим огляделся и приметил среди пыльного хлама на полке газету – мятую, но не древнюю. “Извѣстiя Вологодскаго Губернскаго Совѣта Рабочихъ, Солдатскихъ и Крестьянскихъ Депутатовъ”… Пятница, 2 июля 1918 года.

Гражданская война.

Колени подогнулись, Максим опустился на Михин топчан. Сонливость навалилась, как обморок, защищая психику от избытка впечатлений. Едва стянув сапоги, Максим заснул.

Июль 1918 года

– О, я продрог, как собака, а ты как раз чаек сообразил, – радовался ввалившийся в комнату Миха. – Спасибо, товарищ. Ты, я смотрю, оклемался слеганца? Пришел-то сюда, будто пыльным мешком стукнутый. Я уж засомневался, того-этого, все ли ладно с тобой…

– Это я с дороги уставший был, – пояснил Максим, наливая хозяину чай в мятую жестяную кружку. – Шутка ли, почти трое суток без сна. Сейчас вздремнул тут у тебя, и в голове прояснилось.

Про трое суток он, конечно, выдумал на ходу, а вот про голову не соврал. Несколько часов сна на нечистом Михином топчане здорово помогли сосредоточиться. Укладывая щепки в топочной камере самовара, Максим одновременно упорядочивал факты и соображения. Рассмотрел снова гипотезы про сотрясение мозга, про деревню сектантов, про квест-рум… Последовательно отбросил все: факты в них не укладывались. Естественная обшарпанность пыльной Михиной комнаты красноречиво свидетельствовала против любой реконструкции. Ясно-понятно…

Чувствовал себя Максим хорошо – синдрома отмены, то есть резкой слабости, как обычно при пропуске приема антидепрессантов, не было и следа. Осмотрев себя, Максим не обнаружил старого шрама на большом пальце левой ноги – лет десять назад купался в шторм и поранился острым камнем – зато нашел два других шрама, даже еще более старых, которых не было вчера.

В Бога и в загробную жизнь Максим никогда толком не верил, но хотелось надеяться, что как-то все не напрасно, что ли. Конечно, Гражданка – не то время, которое кто-то в здравом уме выбрал бы для жизни. Но ведь Максим оказался здесь, да еще в шкуре своего полного тезки, по какой-то причине.

С другой стороны… у него есть документы и деньги. Едва ли цветные бумажки чего-то стоят, а вот британское золото – это надежно. Наверняка можно выбраться в Финляндию… нет, там вроде тоже война… ну, в Норвегию какую-нибудь. Максим превосходно знает английский, за плечами десять лет опыта управления предприятием – не пропадет. Устроится не хуже, чем в родном времени. И… так никогда и не узнает, зачем оказался в этой глуши и какие возможности изменить судьбу страны упустил. Нет, идея эмиграции ради лучшей жизни и в двадцать первом веке была ему неблизка.

И главное – он же попал на правильную сторону! Миха, которого Максим больше не держал за безумца, явно говорил о каком-то плане по свержению большевиков. Как знать, может, именно здесь Максим должен сыграть значимую роль?

К своему стыду, историю Гражданской войны Максим знал из рук вон плохо, никогда толком не интересовался ею – так, просматривал иногда, что попадалось на глаза в пабликах. По ним выходило, что белые воевали за царя и возрождение старых порядков, а большевики – за кровавую диктатуру. Поэтому Максим всегда полагал победу большевиков чудовищной ошибкой. Но все-таки как так вышло, что люди пошли за ними? Наверно, им всех удалось обмануть. Еще там крутились какие-то эсеры, кадеты, эсдеки и прочая шушера с малопонятными целями и методами, но о них в пабликах практически не писали – ведь героические образы белых офицеров и картины кровавых большевистских зверств вызывали у подписчиков куда больше эмоций, а следовательно, лайков и комментов. Максим знал, что большинство людей судит о чем угодно по подборкам эмоционально заряженных фактов, комфортно укладывающихся в их картину мира, и что сам он – не исключение. Поэтому теперь в Гражданке и столкнувшихся в ней силах придется разбираться вживую.