– Ну, я знаю лес… – осторожно начала она. – Я хорошо замечаю всякое в лесу, всегда приносила много ягод. Я быстро могу залезть на дерево, чтобы посмотреть сверху, могу быстро и долго бежать, если вдруг будет надо. Ещё я маленькая, поэтому могу хорошо прятаться.

– Это всё?

Сейчас тётя Аня не напоминала ту мамину подругу, которая приходила в их дом на чай, смеялась, дарила вязаные шарфы и шапки и нянчилась с малышкой-Катёнком. На месте тёти Ани возникла Анна Сергеевна, глава отдела снабжения, в переговорах с другими поселениями добывавшая все необходимые для жизни ресурсы. О зове из-за стен и сомнительном источнике собственной уверенности в успехе говорить ей явно не стоило.

– Ты не годишься для участия в поисках. – Анна Сергеевна не просто говорила, она выносила приговор. – Нам нужны те, кто умеет пользоваться поисковыми печатями или умеет защитить себя и окружающих, если случится беда.

Всё как обычно: ты не годишься, ты не подходишь, ты не можешь и, конечно же, ты недостаточно эффективна.

– Я вас поняла, – тихо ответила Рада, и голос предательски сорвался.

– Вот и умница. – Голос тёти Ани не смягчился. – И не вздумай лезть с этим к кому-то ещё.

Рада присела на корточки, чтобы успокоиться и всё взвесить. Из глав поисковых отрядов остался только Павел Михайлович. Рада, сразу откинувшая идею просить о помощи Старого Пса, теперь снова задумалась. Перед её внутренним взором стоял немолодой мужчина с белоснежными висками и жёсткой щёткой коротких усов, одетый в камуфляжную форму СОБов с нашивкой в виде немецкой овчарки. Старый Пёс, как его звали за глаза. Разве он может допустить, чтобы непутёвая Беляева бегала по лесу без присмотра? Нет. Те месяцы, что Рада пробыла его посыльной, были переполнены этим словом. Её хватали за ворот, одёргивали и ставили на место, ей читали нотации и пытались отправить работать на комбинат. Нет, он ни за что не поручится за Раду – а она ни за что не простит себя, если не испробует все пути, даже те, которые кажутся совсем безнадёжными.

Решительно поднявшись на ноги, Рада направилась к воротам и была немедленно поймана крепкой рукой Старого Пса.

– Беляева! – рявкнул он и грубо тряхнул присевшую от неожиданности девушку. – Ты чего мне врёшь, а?

«Поговорил с Дмитричем», – поняла Рада и, совершенно не зная, что теперь делать, сморщила нос.

– Рожи строишь? – Павел Михайлович угрожающе нахмурился, а потом вдруг резко успокоился. Лицо безопасника разгладилось и стало каким-то неожиданно добрым. – Хочешь выйти за стены?

– Хочу, – без энтузиазма и раздумий ответила Рада. Она была озадачена выражением его лица больше, чем этим внезапным предложением. – А в чём подвох?

– С завтрашнего дня выйдешь на работу.

Ну конечно. Этого следовало ожидать. Сил уговаривать и спорить – тем более со Старым Псом – совсем не осталось. Рада освободилась от до сих пор удерживавшей её плечо руки и медленно покачала головой. Нужно было идти.

Идти. Туда, к воротам, за ними и дальше, где лес, где её давно ждут. Там дышится легче, там вольный ветер носит песни древесных крон, и сердце птицей рвётся к небу, и хочется кричать от ощущения свободы и силы…

Рада схватилась за голову. Зов становился невыносимым, и девушка невольно подумала, не правы ли сейчас все те, кто намерен любой ценой не выпустить её туда.

– У меня есть работа, – севшим голосом пробормотала Беляева и, не скрывая обиды, пронаблюдала, как Павел Михайлович пренебрежительно машет рукой.

– Ты там не особо нужна. Ребята с печатями справляются быстрее и лучше тебя.

Ну да, конечно. Те, у кого колдовские печати срабатывают чаще, чем один раз из пяти, всегда быстрее, лучше и эффективней.

– Ничего не лучше. – Рада упрямо взглянула в глаза безопасника. – Растения любят руки больше, чем колдовство. Я хорошо работаю. Лучше, чем где угодно раньше.

Старый Пёс усмехнулся.

– Здесь не поспоришь, – его лицо оставалось подозрительно добрым, – но у меня есть предложение получше.

– Комбинат?

– Нет.

Он улыбнулся, смешно шевельнув усами, и Рада недоверчиво вскинула брови.

– Ты хочешь за стены, – сообщил очевидное Павел Михайлович. – На комбинат не хочешь. Хорошо, будешь обслуживать паром.

– Паром?

Весьма нелепый на взгляд Рады паром, больше похожий на лоскутное одеяло или старый носок, в котором разномастных заплаток стало больше, чем изначального носка, перевозил людей через Каму до комбината и обратно. Как правило, на пароме дежурил кто-нибудь из СОБа, без особых усилий таская туда-обратно непонятно как держащееся на плаву недоразумение с помощью колдовства.

– Я же последний человек в поселении, который для этого подойдёт, – недоверчиво разглядывая безопасника, напомнила ему Рада.

– Возить будет Петровский, – пояснил Павел Михайлович. – Ты будешь его ногами.

Несколько секунд Рада молча рассматривала Старого Пса, пытаясь осмыслить услышанное.

– То есть вы предлагаете мне поменять мою работу на огороде на роль девочки на побегушках при калеке-паромщике? – уточнила она, и лицо безопасника резко утратило всё добродушие.

– Петровский пострадал за нас всех, он заслужил спокойную старость, но всё равно хочет работать. Я нашёл ему работу. Я нашёл тебе работу, за пределами стен, как ты хотела. Будешь бегать между поселением и комбинатом, русалок к нам незаметно не притащишь, всем хорошо. Чего тебе теперь не нравится?

Сказать, что именно ей не нравится теперь, Рада так и не смогла. Предложение казалось ей отвратительно нечестным, особенно после всех выслушанных ею сегодня обвинений в том, что любой нормальный колдун может сделать что угодно быстрее и лучше, чем она. Но где-то там за воротами был лес, и он звал. И на зов безумно хотелось откликнуться. Рада представила, как она, свесив с парома ноги, будет ловить брызги голыми ступнями и наслаждаться чувством свободы, ожидающим её снаружи. Картинка получилась заманчивой.

– Значит, запрет на выход будет снят? – осторожно уточнила она.

– Сначала только на твой маршрут, а там посмотрим, – отозвался Старый Пёс.

Рада неспешно кивнула.

– Значит, сегодня я иду с вами, а завтра – паром, и там я остаюсь, пока Петровскому не надоем? А работать там теперь, получается, только мы будем? Каждый день? А на выходных мне можно будет продолжать работать на огороде?

Предложение казалось всё привлекательнее. И огород, и паром, а там, может, разрешат выходить и делать что-то ещё. Так никто больше не сможет назвать её непутёвой бездельницей. Рада едва сдержала улыбку: что-то во всём этом было не так.

– Не совсем. – Голос Павла Михайловича прозвучал похоронным звоном колокола. – Сегодня тебя с собой никто не возьмёт. Завтра на пароме под присмотром пройдёшь туда-обратно, тебе покажут твою часть работы на комбинате и в поселении, если всё пройдёт хорошо, приступишь послезавтра. График вечером повесим у пристани. С огородом посмотрим. Числиться работающей там ты точно не будешь, но…

– Какая часть работы на комбинате? – дальше этих слов Рада даже не слушала.

– Иногда нужно принять документацию, отнести, заполнить списки, отчётность по состоянию парома…

Старый Пёс говорил что-то ещё, но это уже не имело значения. Обман. Опять обман. Опять всё не то, чем оно кажется, и, приманив её возможностью выйти за стену, Раду опять тащат в пасть комбинату.

Павел Михайлович закончил говорить и молчал, разглядывая напряжённо наморщившую лоб Раду. Она молчала, захлёбываясь в охвативших её чувствах, что, слившись с неумолкающим зовом, утягивали её в омут отчаяния.

– Думай. – Безопасник не стал дожидаться ответа. – Мы с Дмитричем ждём твоё решение до завтра, до отбытия парома. Не придёшь – шанс упущен. Поняла?

– Поняла. – Слово застряло в горле и вырвалось наружу жалобным писком.

– Молодец.

Старый Пёс благосклонно кивнул и твёрдой походкой направился в сторону ворот, туда, где его наверняка ждала поисковая группа. Рада молча провожала его взглядом. Наверное, нужно было пойти за ним. Согласиться на всё, упасть на колени, что-нибудь обещать, умолять взять с собой. А может быть, опять пристать к Дену и вслед за ним подойти поближе к воротам. Тогда можно будет улучить момент и выскочить наружу. Она быстро бегает, её не догонят. Она может спрятаться, её не отыщут. Она найдёт источник зова и тогда…