– Не помнишь, – прочитав ответ на лице Рады, проскрипел Дмитрич.

– И что с того?

– А то, что не прочувствовала ты ничего на себе.

Рада не без труда заставила себя оторвать от стола сжавшиеся в кулаки руки. Она глубоко вздохнула и, уловив едва заметный запах настойки валерианы, вскинула голову.

– Ну да. Допустим, я не помню Разлома. Зато я помню, как Ваня Каримов играл на гитаре и как Ирка расстраивалась, когда у неё пригорало печенье. Все пропавшие – люди, которых я знаю почти всю жизнь, так почему я не могу помочь с их поисками? Я же ходила по лесу раньше. Вдруг именно я что-нибудь замечу? Вдруг…

– А вдруг снег летом выпадет? – рявкнул Дмитрич и, резко охладев, опустил плечи. – Что ж с тобой делать-то, непутёвая? Колдовать не можешь, нечисть сюда таскаешь… Найди кого-нибудь, кто за тебя поручится.

– Что?

Рада растерянно уставилась на старосту, и тот, устало махнув на неё рукой, пояснил:

– Пусть кто-нибудь из командиров отрядов возьмёт на себя ответственность за то, что ты вернёшься целой и ничего с собой не притащишь, поняла? Если кто согласится, можешь идти с ним.

Не веря своим ушам, Рада неловко попятилась к двери.

– Я…

– Иди уже. – Дмитрич прикрыл глаза.

– Спасибо!

Рада сорвалась с места и выскочила за дверь, не расслышав, что именно пробормотал напоследок уставший староста.

Тяжёлые стальные ворота покрывала облупившаяся от времени серая краска – её подновляли всего однажды, лет десять назад. Тогда не желающая даже приближаться к воротам Рада спряталась на чердаке школы и весь день просидела там, со скуки листая справочник местных грибов. Она догадалась утащить с собой солидный кусок хлеба, но совсем не подумала о воде, и к первому колоколу – упрямо досидев в своём убежище до времени, когда её точно не заставят помогать в покраске, – умирающая от жажды, притащилась домой. Так она узнала, что её искали две поисковые группы, что отец за день постарел на несколько лет, а мама весь день рыдала, пугая этим малолетних Димку и Лену. Заготовленное Радой оправдание, что ей просто не нравится запах краски, показалось смехотворным. В тот раз Дмитрич строго отчитал её и, внимательно посмотрев в глаза, спросил:

– Если ты так не любишь запах краски, как будешь с книгами работать?

За последние десять лет пришедший на смену тогдашнему главе безопасников Павел Михайлович значительно улучшил контроль за происходящим как внутри, так и снаружи стен поселения – спрятаться в школе уже не вышло бы. Новая краска потускнела и осыпалась совсем так же, как предыдущая, а Рада по-прежнему повторяла о своей смертельной нелюбви к запаху краски и химии в целом, теперь уже для того, чтобы избегать работы на комбинате. Хотя дело, конечно же, было отнюдь не только в этом.

Просто комбинат – самое мерзкое место, где ей доводилось когда-либо побывать. Там резкий запах бьёт в нос и глаза начинают слезиться. Мёртвый желтоватый свет мерцает, кажется, будто бы по глазам бьют яркие вспышки. За отделяющей производственную зону дверью что-то гудит, и низкий монотонный звук ощущается тяжестью, вдруг навалившейся на плечи с такой силой, что хочется упасть на колени, уткнуться лбом в шершавый бетонный пол и дышать, просто дышать, пока сжавшиеся мышцы горла ещё позволяют это.

Вокруг комбината нет стен. Сам комбинат – и есть стены. После Разлома он был заметно перестроен, приспособлен к новым реалиям, обзавёлся защитой, типографией и, кажется, собственной жизнью. Он дышал, и его зловонное дыхание гнало Раду прочь, пока её не проглотили эти широкие металлические двери, пока чаны с химикатами не растворили её. Правда, в производственную зону Рада так ни разу и не зашла, но воображение легко восполняло отсутствие опыта.

Рада потрясла головой, отгоняя нахлынувшие мысли, и решительно шагнула на забетонированную площадку перед воротами, носящую гордое звание Малой площади. Въевшиеся в бетон следы пропавших фур топтали неравнодушные люди. Хотя, пожалуй, равнодушных к ситуации в поселении не было вовсе. Пропажа фур с продовольствием на месяц и текстилем на пару лет была серьёзной проблемой; пропажа отряда, отправившегося на разведку по окрестностям, – тоже.

Невысокая узенькая калитка в одной из створок ворот оказалась открыта. За ней виднелся бетон гостевой стоянки, сразу за которой начинался лес. В солнечные дни жители поселения часто выходили чистить дорогу от упавших веток и латать ямы. Шли далеко, до самой трассы, а потом возвращались обратно. Иногда небольшие группы сходили с дороги, чтобы собрать грибы, ягоды или орехи, а от них всегда можно было улизнуть.

Да, улизнуть в лес. Проскользнуть в открытую калитку, пробежать через гостевую стоянку и спрыгнуть на пружинистую землю, покрытую мхом и опавшими сосновыми иголками. Земля в лесу не похожа на утоптанные дорожки поселения, земля в лесу мягче и живее.

«Иди, Рада, иди к лесу, там тебя ждут. Иди мимо сосен, с двух сторон тесно обступивших дорогу, мимо черничной поляны, мимо дерева, где когда-то жили белки. Иди. Тебя ждут».

– Беляева! Куда?!

Рада встрепенулась и обнаружила, что от калитки её отделяют лишь несколько шагов и грузная фигура главы службы обеспечения безопасности поселения.

– А, я это, от Дмитрича! – поспешила объясниться девушка. – Я Дениса ищу. Козлова.

Павел Михайлович смерил её недоверчивым взглядом. Сегодня он тоже возглавлял один из отрядов, но Рада не сомневалась – старый сторожевой пёс был последним, кто мог бы за неё поручиться.

– Зачем? – мрачно уточнил Павел Михайлович.

– Передать кое-что надо.

Рада достаточно долго была девчонкой на побегушках и при нём, и при Дмитриче, чтобы эта версия звучала правдоподобно.

– Что-то, что не надо передавать мне?

Взгляд Старого Пса был тяжёл, но Рада думала о лесе, а потому смогла его выдержать.

– Ага. Так вы его видели? Дениса?

Павел Михайлович шумно вздохнул. Его взгляд не стал мягче, но Рада позволила себе перевести дух.

– Видел его где-то там. – Капитан указал направление. – Не подходи к воротам, поняла?

– Без разрешения не подойду! – бодро пообещала Рада, срываясь с места.

Она ловко обогнула толпу обсуждающих грядущие поиски людей и поспешила в указанном направлении. Найти огненно-рыжего Дениса оказалось не сложно: он стоял перед членами своей поисковой группы и что-то рассказывал им с невероятно важным видом. Он наверняка поймёт её. Всё же раньше они были близки. Рада вспомнила, как когда-то он топтался перед ней во дворе за школой, признаваясь в любви, и хихикнула. Конечно, пришедшие в двенадцать лет чувства давно ушли. Рада почти не общалась с бывшими одноклассниками с тех пор, как все они, кроме неё, отправились в старшую школу, но она помнила, и Денис должен был помнить тоже. В конце концов Рада никогда не слышала, чтобы он шутил про кикимору.

– Главное – следите, чтобы соседние в цепи люди всегда были в зоне вашей видимости. И слева, и справа, вам понятно?

Денис внимательно осмотрел собравшихся перед ним, споткнулся взглядом о Раду и продолжил вещать.

Похоже, его группа собиралась цепью прочесать участок леса справа от ведущей в поселение дороги. Чинно идти в цепи, не теряя из зоны видимости соседей, казалось скучным, и всё-таки это было лучше, чем просто сидеть за стеной.

Дождавшись, когда Денис закончит говорить, Рада бочком подкралась к нему.

– Ден! – она постаралась улыбнуться самой приветливой из возможных улыбок. – Дмитрич разрешил мне присоединиться к твоему отряду, только ты должен за меня поручиться.

– Поручиться за что?

Рада расширила глаза, надеясь придать лицу жалостливый и невинный вид.

– За то, что меня никто не сожрёт и я сама не принесу сюда никого, кто сожрёт тут всех.

Денис вздрогнул и отвёл взгляд. Его лицо странно переменилось, и Рада поёжилась, не решаясь гадать, что означала эта перемена.

– Ты же понимаешь, что ни того ни другого не случится? – осторожно спросила она.