Карина вздохнула.

– Мы расстались позавчера. У него другая. Моя бывшая ученица Настя, которая к тому же украла у меня идею школы английского языка. Видимо, они вместе планировали этот подлый шаг.

– Хорош кабель! Ну и наплевать, пусть катится! Ты найдёшь себе и лучше, он всё равно тебе не очень-то и подходил.

Мать прошла на кухню и взялась там хозяйничать.

– Карина, что это за ужас? Почему ты не моешь посуду? И стол весь в крошках. У тебя так тараканы заведутся, если уже не завелись.

Мать стала активно работать тряпкой, приводя молочного цвета гарнитур в порядок.

– Ну да, с ребёнком на руках прям так и найду, – усмехнулась Карина.

Мать на мгновение замерла, отложила тряпку в сторону и повернулась к дочери.

– Знаешь, как говорят: нормальным мужчинам чужие дети не помеха, а дураку и свои в тягость. Ты молодая, привлекательная, у тебя всё устроится. А малыш будет тебе в радость, поверь мне.

Тень улыбки пробежала по лицу Карины. Они с матерью обнялись. Карина почувствовала, как к горлу подступил ком, который больше не было сил сдерживать, но вместе со слезами пришло огромное облегчение.

Карина решила, что Алексею знать о ребёнке необязательно. Вопрос о том, на что она будет растить малыша в свои двадцать девять лет уже не стоял так остро: школа английского языка давала какой-никакой, но доход.

«Выживу! – подумала она. – Не в первой».

Последний месяц беременности, казалось, будет длиться вечно. Предполагаемая дата родов была назначена на конец августа. Кроватку и коляску она купила заранее: Карина знала, что это плохая примета, но нагружать заботами мать не хотелось, та и так взяла на себя управление школой английского языка. Кроватка прекрасно поместилась в её съёмной однушке, хотя и стало значительно теснее.

«Ну, ничего, – думала Карина, – в тесноте, да не в обиде. Попозже сниму квартиру побольше».

Она с наслаждением ходила по детским магазинам, разглядывая крохотную детскую одежду. Представляла, как доченька будет крепко сжимать её палец своей розовой пухлой ручкой и сладко агукать, как малышка сделает свои первые шаги. Карине было интересно, унаследует ли её кроха такие же шоколадные волосы и ямочки на щёчках, как у неё, или гены сыграют с ней злую шутку и ей придётся воспитывать белобрысую альбиноску, ни капли не похожую на неё саму. Как было жаль, что на УЗИ нельзя разглядеть цвет волос.

Роды начались точно по расписанию. Когда интервал между схватками сократился до десяти минут, Карина вызвала такси и направилась в роддом. Там она промучилась полночи, оказавшись совершенно вымотанной к утру. Её тело наотрез отказывалось выпускать дочь в этот мир.

Вошедший в палату врач выглядел озадаченным:

– Вам надо немного поспать, нам нужны ваши силы. Мы дадим вам препарат, он снимет схватки.

Сон пришёл очень быстро. Ей снилось, что она скачет на чёрном коне по Великой Степи. И какой-то усатый старичок-азиат с забранными в пучок волосами улыбался и говорил ей, что всё ещё ждёт её. А ещё какой-то страшный человек, похожий на шамана, с родимым пятном в форме луны на лице и гнилыми зубами говорил ей: «Мөн та хэзээ ч санахгүй байх болно»[15].

Когда Карина проснулась, было уже давно за полдень. На светло-голубых стенах больничной палаты играли лучи закатного солнца. В дверь постучали. Карина натянула на себя одеяло в грубом белом пододеяльнике в цветочек.

– Доброе утро! Сейчас мы пойдём с вами в родовую, послушаем сердечко, – сказала медсестра, выдавив подобие улыбки.

Когда Карина вошла в родовую, у неё окончательно отпало желание рожать. Всё было каким-то старым, «совковым», облезлым и отталкивающим. Страшное облезлое кресло для рожениц больше напоминало конструкцию для пыток. Она села на жёсткую кровать с продавленным матрасом, боясь пошевелиться лишний раз, словно все эти приборы и приспособления могли накинуться на неё и причинить боль, если она выдаст им своё присутствие. Кровать скрипнула в ответ. Карина повернула голову вправо, и её взгляд упал на погнутое изголовье у кровати, покрытое облупившейся краской. Карина напряглась, задержав дыхание. Её живот стал меньше, словно её дочь, почувствовав неприветливость обстановки вокруг, тоже решила спрятаться поглубже.

Карина провела в родовой два часа, а её дочь больше не спешила появиться на свет: после вколотого препарата схватки прекратились вовсе и не торопились возобновляться. Карина всё ждала и ждала, слёзы текли по её лицу, желудок крутило то ли от страха, то ли от голода, а ей так хотелось, чтобы всё это поскорее закончилось. Хотелось поскорее взять на руки дочку, потрогать её пальчики, поцеловать в щёчки.

«Ну почему у меня всё не как у людей?!»

Внезапно пиканье прибора, отмерявшего удары сердца плода, стало замедляться. Карина напряглась, её сердце заколотилось быстрее. В родовую вбежали медсестры и стали двигать датчик, но это не помогло.

– Что? Что случилось? Что-то не так с ребёнком? – с тревогой проговорила Карина.

Ей стало тяжело дышать, всё тело покрылось испариной. Медсестра не ответила, а начала делать какие-то манипуляции с животом. Вбежали другие врачи и усадили Карину в кресло.

– Нам нужно проверить околоплодные воды, это стандартная процедура, не переживайте, – сказала медсестра.

Карину усадили на то самое кресло для пыток. Когда медики прокололи пузырь, их лица потемнели.

– Срочно готовим операционную! – распорядился один из врачей.

Карина не могла дождаться, когда же, наконец, приготовят эту несчастную операционную. Она прислушивалась к работе прибора, отмеряющего сердечный ритм дочки и шорохам в коридоре. Ей было спокойнее знать, что там есть хоть какой-то медперсонал. Внезапно пиканье прибора снова стало замедляться.

– Помогите! Кто-нибудь! – позвала Карина.

Она прислушалась. Тишина. Ладони вспотели. Стук её собственного сердца отдавался в ушах. Слёзы брызнули из глаз.

– Да помогите же, кто-нибудь!

Но в коридоре, как и в родовой, стояла глухая тишина. Прибор не издал больше ни единого звука.

– Тяжёлые времена ждут Ангкор, мой мальчик. Нам нужно дождаться госпожу Сэмпу Гьялмо, чтобы она вознесла свои молитвы и защитила эту страну от несчастий, иначе худо будет всем нам, – Настоятель продолжал сидеть в позе лотоса.

– Как вы, Настоятель?

Тот повернул голову в сторону, словно пытаясь увидеть Самнанга боковым зрением, и склонился.

– Ты точно сделал всё, чтобы ей передали послание? – голос Настоятеля стал резким и громким.

– Д-да, конечно! – замялся Самнанг.

– Как видишь, со мной всё в порядке, – Настоятель повернулся к вошедшему и устремил на него чистый взор.

Самнанг с Настоятелем вышли из храма, как вдруг посередине дорожки, ведущей к берегу, очутился белый орёл.

– Он принёс мне весть, вернись в храм, я должен с ним немного потолковать, – приказал Самнангу Настоятель.

Самнанг не без удивления повернул назад, но любопытство заело его, и он решил подглядеть за Настоятелем через приоткрытую дверь Неак Пеана. Однако увидел лишь то, как орёл сел на руку Настоятеля и приблизил клюв к его уху. Дальше Самнанг словно провалился в сон.

Телефонный звонок застал Анну сидящей за большим овальным столом в просторной кухне-столовой, выполненной в светло-бежевых тонах, которые так удачно оттеняли темно-коричневый гарнитур из массива дуба. Анна разбирала документы, связанные с лечением Устиньи. От неожиданности она задела стакан из богемского стекла, тот упал на пол и со звоном разбился о плитку.

– Алло, Анна? Доброе утро! Это Альберт Каримов, ваш лечащий врач. Я по поводу операции Устиньи.