* * *

День проходит как-то быстро. Орла рассказывает Марлоу о Дэнни.

— Ты любила его? — спрашивает Марлоу.

— Нет, — отвечает Орла. — Я была одержима им. И не в том смысле, который порой вкладывает в это слово твоя мать. Я имею в виду буквально, и слово «буквально» я тоже использую не так, как она.

— Дэнни был неудачник, — просто говорит Флосс. — К тому же лысый. Скажи спасибо, что ты унаследовала волосы от матери.

После этого они все смущенно смотрят в стаканы. Орла изучает воду в своем и понимает, что тут нужно что-то покрепче.

Словно по сигналу Кайл приходит домой с работы и начинает смешивать коктейли. Когда он узнает, кто те женщины, которые сидят на кухне, у него глаза лезут из орбит. К тому времени, когда Кайл отставляет шейкер, он уже справляется с изумлением. Через пять минут Флосс с заметным облегчением нахваливает водку с мартини. Кайл улыбается и кланяется, потом снимает трубку телефона и заказывает пиццу. Орла смеется, когда Марлоу разевает глаза на пластиковый корпус аппарата, потом подходит и касается его шнура.

Становится темно, и мальчишки куда-то уходят. Поев, Кайл тоже откланивается с извинениями, ссылаясь на работу. Он не хочет мешать женщинам, но, когда муж удаляется по коридору, Орла начинает паниковать. Посмотрев на Флосс и Марлоу, она замечает, что и они немного приуныли. Наверно, на сегодня достаточно.

Орла показывает Марлоу, как пользоваться душем. Потом идет в гостиную, раскладывает у окна футон и отходит, чтобы Флосс могла лечь.

Подруга устраивается, разметав волосы на подушке.

— Я думала, ты будешь ненавидеть меня, — говорит она незнакомым Орле голосом: тихим, постаревшим, но звонким, как колокольчик.

— Так и есть, я тебя ненавижу, — отвечает Орла. Она произносит это как привычную обеим шутку. Они еще смеются, когда входит Марлоу, чистая, сияющая, в лучшей ночной рубашке Орлы, и забирается в постель рядом с матерью. Орла закрывает перегородку и направляется по коридору в свою комнату.

* * *

Но ни одна из них не может спать. Сначала Флосс, потом Марлоу, затем Орла, проснувшаяся от скрипа скользящей двери, — все три женщины выходят на веранду.

На следующий день Флосс будет вздыхать на диване. Ей следует вернуться в Штаты и принять наказание, как большой девочке. Она будет говорить это, надувая губы, каждое утро неделями, пока не выбросит надоевшую мысль из головы. Сотрудник иммиграционной службы постучит в дверь лишь однажды — по доносу кого-то из жителей, видевших Флосс. Когда он сядет вместе с Флосс за стол, чтобы выяснить обстоятельства, Орла уйдет в свою комнату и, не веря своим ушам, услышит, как быстро тон беседы переменится, Флосс начнет играть комедию, а агент — смеяться. Больше их никто не побеспокоит.

Однажды утром Флосс выйдет к завтраку в прозрачной сиреневой сорочке, и в тот же день Фрэнк с Гари навсегда очистят помещение. Как-то вечером Кайл буркнет Флосс: «Если ты хочешь мартини, может, купишь оливки? У нас закончились запасы».

Орла тоже устанет от нее, от того, что ее ширма закрывает естественный свет для остальной части дома. Каждый день она будет клясться, что поговорит с Флосс о том, что той пора съезжать. И каждый день — пока живущая напротив женщина не умрет и Флосс не заманят в ее квартиру, как кошку, — она в конце концов будет махать рукой. А вместо этого станет включать в квартире свет.

На четвертый день, когда Флосс не уедет, Марлоу попросит и получит из рук Орлы ключи.

Она уплывет из Атлантиса на катере, доставляющем продукты для ресторана, а с песчаной косы в Вентнор ее на этот раз переправит лодка воднолыжной школы. Оттуда она поедет в Нью-Йорк, в квартиру на Двадцать первой улице, где когда-то жили ее матери, все еще принадлежащую Флосс. Встретив управляющего, который недавно видел, как она ковырялась в замке ящика, она назовет его по имени — Линус — и скажет ему, кто она. К ее большому удивлению, он заплачет, услышав об этом. Они станут друзьями — Марлоу, Линус и его жена, — а потом и семьей. Марлоу будет ужинать с ними, проводить праздники, и они втроем заведут привычку покуривать за мытьем посуды, уложив детей спать. У детей, младшему из которых восемь лет, никогда не было тети, и Марлоу с удовольствием обнаружит, что быть их тетушкой для нее более чем достаточно.

Пока о ней все не забудут, она станет менять внешность. А это значит, стареть, почти не пользоваться макияжем и красить волосы в более темный цвет — думая при выборе тона о показанной ей Орлой фотографии, изображающей их с Флосс в возрасте двадцати с небольшим. Но хотя она хорошо запомнила снимок — не вполне взрослые лица самодовольно касаются друг друга, словно никто никогда не сможет разлучить двух девушек, — она не сумеет вспомнить, кто из них имел тот оттенок волос, который она хочет выбрать.

Выждав несколько месяцев, она купит себе новый девайс на имя М. Кадден, чтобы начать новую жизнь. Пару дней она будет смотреть только канал Жаклин. Увидит ее вечеринку, посвященную неоновым легинсам. Увидит вернувшуюся Иду, утолившую свое беспокойство с помощью татуировки на спине, и новую женщину, смешливую и беременную, занявшую прежнее место Марлоу на диване Жаклин. Она подключится как раз в то время, когда новенькая важным тоном собственницы произнесет имя «Эллис», и Марлоу поймет, что эта женщина заняла ее место повсюду. Она даже соберется разузнать побольше: кто его новая жена, какие ее недостатки рассчитывает эксплуатировать Эллис. Но потом вид Жаклин, танцующей в трико, вызовет у нее ностальгию, и она быстро прикажет мозгу удалить все каналы Созвездия. Она никогда не вернется в город, где выросла, даже после смерти Астона. Она заплатит за то, чтобы его прах привезли в Нью-Йорк, и развеет его над Гудзоном. Бредя вдоль воды, она, как ни странно, будет думать не об отце, а о ребенке, который когда-то должен был по ее желанию унаследовать его черты. Сначала ей покажется, что она совершила ошибку, бросив свои яйцеклетки. Но с годами Марлоу убедится: ее жизнь сложилась хорошо и у нее нет необходимости делить ее с кем-то.

Она станет официанткой и будет разносить тарелки с лоснящимися макаронами в освещенном янтарным светом пещерообразном заведении на Десятой авеню. Она полюбит свою работу — ей понравится таскать теплые блюда, знать наизусть номера столиков и чувствовать дымящийся ритм кухни. Понравится, как лица людей поворачиваются к ней, когда она приближается, и отворачиваются, сделав заказ и приятным образом забывая о ней. Она будет ощущать себя почти невидимой, но выполняющей самое важное дело в своей жизни. Она будет брать дополнительные смены, когда ее друзья ходят на собеседования, друзья, которые мечтают о большем и не могут поверить, что она довольна тем, что есть. Стремясь стать знаменитыми, они будут недоумевать, как этого может быть достаточно для счастья.

Однажды в ресторан придет Хани и мгновенно узнает Марлоу, несмотря на новый образ. Она начнет распыляться, поинтересуется, как у Марлоу дела. Марлоу ответит «Хорошо, спасибо» и быстро перейдет к сморчкам и песто. Хани оставит ей непомерные чаевые и предложит как-нибудь пообедать вместе. Но голос в голове Марлоу, тот, который теперь она слышала в первую очередь, посоветует ей идти дальше. И она пойдет к другому столику, где ее ждут.

Она никогда больше не будет принимать «Истерил».

Город она сделает своим. Купит новый диван вместо старого, выцветшего от солнца. Откроет для себя крышу здания, с покосившейся оградой и ржавой скамейкой, и убедит владельцев дома разрешить ей посадить там траву и полевые цветы, которые растут на крышах в Созвездии. Она узнает, что почтовые ящики на первом этаже все еще функционируют — почтальон приходит дважды в неделю, — и найдет магазин на Кристофер-стрит, продающий белую бумагу и конверты с синей изнанкой. (Она остановилась на своем любимом цвете: нью-йоркское небо, особенно осенью, не могло конкурировать ни с чем.) Она станет писать обеим матерям, переправляя послания через одного из торговых представителей Орлы в Великобритании, и они станут отвечать. Письма от Орлы всегда будут длиннее, и не только потому, что им многое надо наверстать. Просто Орле лучше удается рассказывать истории, а Флосс — быть их героиней.