Хани весь вечер бродила между компаниями и повторяла свою речь частями. Размахивая пустым хвостом креветки, она напоминала гостям: если им нравится сегодняшнее самоощущение и они хотят чувствовать себя так всегда, то им следует стать пайщиками в одном из пятидесяти коттеджных поселков, которые строятся в данный момент. Тамошние жители, обещала Хани, полностью выключены из Сети. Больше никаких девайсов. Никакого федерального интернета. Все взаимодействия с правительством — налоги и прочее — проводятся без огласки через главный офис: эта услуга включена в плату за проживание вместе со стрижкой лужаек и уборкой снега.

— Город приватности в каждом штате, — говорила Хани. — «От моря до сияющего моря». Условия и цены можно уточнить у Дэвида.

— Есть и более доступные варианты, — слышала Марлоу объяснения Дэвида. — Вы можете не менять место жительства, но полностью отказаться от привычных средств коммуникации. За тысячу триста девяносто девять долларов вы получите материалы, которые помогут в этом: книги Хани о переходе к частной жизни, диски с ее лекциями и мощную машину для их просмотра.

Чуть позже, когда женщина с жутким голосом все еще пела, Марлоу случайно обнаружила, что танцует. На столе. Увидев ужас на ее лице, один из братьев засмеялся и протянул к ней руки, чтобы помочь спуститься.

— Шейн, — горячо прошептал он Марлоу в ухо и прижал ее к стене. — Тебе никогда не казалось странным, что дети рождаются, когда пожелают, так же как вторник приходит, когда все на работе? — спросил он. — Или как люди могут умирать в солнечный день, когда в соседней квартире играют дети?

Его маска немного съехала набок, и Марлоу не видела его глаз, но он скрипел зубами, словно злился на нее, как будто это она должна была исправить эти несовершенства мира. Марлоу позволила Дженне увести себя в коридор и, уходя, увидела, как Шейн-а-не-Барри осоловело схватил воздух там, где она только что стояла.

В туалете Марлоу пропустила Дженну вперед, подняла маску и посмотрела на себя в зеркало. Волосы выглядели так, словно она спала на шаре. Цвет потной кожи насторожил: он был сероватым, как будто изнутри наружу пробивались тени. Она казалась старухой, пустившейся в развлечения не по возрасту. Внезапно Марлоу осознала, что не может держать глаза открытыми больше секунды. Она сказала Дженне, что подождет за дверью, осторожно забралась в скользкую цементную ванну и откинула голову назад.

Дверь снова открылась. Из тускло освещенного коридора в крахмальный свет ванной шагнул Шейн-а-не-Барри.

— Пытаешься меня отшить? — спросил он. — Не выйдет.

Марлоу помнила, как он тоже забрался в ванну. Она смеялась над тем, что двоим в ванне неудобно, хотя ей было совсем не весело. Шейн издал какое-то мычание и навалился на нее всем телом. Она пробормотала: «Лучше не надо», но не сразу и, видимо, слишком поздно: Шейн-а-не-Барри захихикал и открыл кран у нее над головой, и вода потекла прямо ей в рот.

— Оживи немножко, — сказал он.

Теперь, когда она вспомнила, как все закончилось, сердце у нее похолодело.

Спас ее гнев.

Как странно, подумала она, что заработок стольких людей — самой Марлоу, родителей, Эллиса, его коллег, работников сети — зависит от ее самообладания изо дня в день. Сколько усилий и денег потрачено на то, чтобы она сохраняла спокойствие, в то время как свой истинный характер — вот этот — она должна была подавлять.

Когда Шейн открыл кран, в Марлоу что-то щелкнуло. Дело было не в том, что она стала захлебываться водой, а в том, как резко он повернул барашек — без малейших колебаний, словно нисколько не сомневался, что это сойдет ему с рук.

Марлоу встала из-под струи и стиснула руки у него на шее. Она хорошо помнила свои мысли: «Придушу его слегка, всего пару секунд, чтобы знал, что я настоящая», — но она не помнила, чтобы вела счет времени.

Потом рядом оказалась Хани, которая, стоя на коленях, разжимала пальцы Марлоу по одному. Шейн-а-не-Барри шлепнулся из ванны на пол, как рыба, с криком «Шизанутая стерва!». Он угрожал всеми возможными карами, но Хани просто подняла руку и напомнила ему о подписанном договоре. Несколько высоких мужчин вошли и вывели его.

— И дайте ему сначала таблетку, — велела им Хани. — Дэвид знает какую.

Марлоу помнила, как бормотала, что хочет лечь спать. Но Хани не обратила на это пожелание внимания и снова вытолкала ее в гостиную, не позволив даже поправить прическу.

— Пожалуйста, не трогай волосы, — сказала она. — Они выглядят идеально.

Когда Марлоу и Хани вошли, все обернулись к ним. Торжествующе поддерживая вялое тело Марлоу за подмышки, словно добычу на охоте, Хани сорвала с нее маску. По толпе пронесся дружный вздох: звезда, за чьей жизнью все наблюдали годами, казалась больной, потрепанной и отчаявшейся.

— Видите? — крикнула Хани гостям. — Видите, что бывает, когда за твоей жизнью следят?

* * *

На завтрак снова было мясо. Собственно говоря, мысленно поправила себя Марлоу, осматривая кухонный стол, одно только мясо: колбаски, бекон, ветчина. Хани — непостижимо — ела жареную курицу. Не успела Марлоу ничего сказать, как хозяйка дома слизала блестящий жир с большого пальца и встала.

— Доброе утро, солнце, — поздоровалась она. — Клади себе еды на тарелку и бери с собой. Я хочу тебе кое-что показать.

Марлоу прошла за ней к двери в конце квартиры и по лестнице поднялась на крышу.

— Не может быть, — сказала она. Там стоял персональный дрон стоимостью миллион долларов — гигантский мускулистый жук с ветровым стеклом цвета грозового неба. От вида сердитых маленьких пропеллеров у Марлоу захватило дух.

Хани самодовольно улыбнулась:

— Кого сейчас удивишь дроном? — Она забралась в кабину — подол белого платья развевался на ветру — и постучала по пассажирскому сиденью.

Когда поднялись в воздух, Хани внимательно осмотрела лицо Марлоу и, словно удовлетворившись увиденным, кивнула.

— Хорошо, — сказала она и украла колбаску с тарелки своей гостьи. — Я волновалась, что ты разозлишься на меня за то, что я использовала тебя как пример.

— Я злюсь, — ответила Марлоу, — или разозлюсь позже. Но пока все усилия трачу на то, чтобы меня не вырвало.

Они пролетали мимо башни, напомнившей ей о телескопе, который был у нее в детстве: он состоял из сужающихся частей, на вид готовых сложиться друг в друга.

— Насколько я понимаю, ты привыкла, когда тебя используют для рекламы, чтобы что-нибудь продать, — нажимала Хани. — Ты на самом деле изменила мир — ты знаешь это, Марлоу? Дети теперь не кончают жизнь самоубийством. Чаще слышишь о детях, умирающих от рака.

Марлоу хотела съесть кусочек бекона, чтобы дать себе возможность обдумать ответ, пока будет жевать, но опасалась, что еда полезет назад.

— Дети не убивают себя по многим причинам, — сказала она. — Теперь их создают без суицидальных наклонностей. — Она с тошнотой подумала о так и не законченной модели их с Эллисом ребенка. — И, кстати, у них больше нет секретов, — добавила она.

— Ты так говоришь, как будто это хорошо. — Хани ухмыльнулась. — Но признайся: вчера ты не возражала против того, чтобы остаться неузнанной. — Она заговорщически повернулась к Марлоу и подобрала колени, словно они были на детской вечеринке с ночевкой. — Похоже, ты хорошо провела время.

Марлоу взглянула на Хани, и гнев снова начал подниматься на поверхность.

— Да, я была просто в восторге, — рявкнула она. — Особенно когда меня чуть не изнасиловали.

Хани отщипнула от последнего кусочка бекона на тарелке Марлоу.

— Не драматизируй, — ответила она. — Ты прекрасно справилась. Я уверена, что никто не озаботился сказать тебе это — все были слишком заняты, заставляя тебя глотать таблетки и носить кофты, но… Марлоу, ты превосходно умеешь постоять за себя.

Марлоу резко повернулась к окну. Она не хотела, чтобы Хани заметила, как много для нее значат эти слова, даже из уст человека, которому на нее наплевать. Хани могла использовать ее слабость в своих целях.