В своем воображении я видела длинный обеденный стол, очень длинный и очень широкий, черный, лакированный, точно жук. Вдоль него — стулья с прямыми спинками и высокими шипами на них, как будто это какие-то средневековые пыточные устройства. Все мужчины, которых я когда-либо любила, сидят здесь, объединенные любовью ко мне и недоумением — они не знают друг друга, не знают друг о друге и совсем не понимают, что тут делают. А я сижу во главе стола и улыбаюсь.
В моем девчачьем воображении все любовники были как на подбор одинаково красивы и мужественны, как модели в отутюженных рубашках. Что двенадцатилетняя девочка знает о мужчинах? Тридцатилетний мужчина для нее бесконечно стар, непостижимо желанен и напрочь лишен индивидуальности. В двенадцать мое вожделение ограничивалось неясным потягиванием внизу живота и испачканными трусиками. Я знала, что вожделение добром не кончается, но мне страшно хотелось, чтобы все эти мужчины желали меня. Конечно, я тогда ничего не знала о настоящей страсти, кроме того, что это — власть. И я жаждала власти уже тогда.
И вот этот мой воображаемый пир, все эти официальные приглашения, длинный черный стол, по обеим сторонам которого сидят воинственно настроенные по отношению друг к другу мужчины, стулья с шипами на спинках, блеск столовых приборов, сияние бокалов, ароматы жареного мяса, вежливые угрозы, тихие разговоры, почти ощутимое всеобщее недоумение, и во главе всего этого я — умиротворенная, точно персидская кошка. Такова моя фантазия о власти, плод богатого воображения двенадцатилетней девочки.
Удивительно, что я не стала хуже, чем есть.
Кстати, в тюрьме не так страшно, как я думала. Паре местных сиделиц однажды пришло в голову проверить, как знаменитая убийца держит удар. Едва я заселилась сюда, они решили, как тут говорят, меня отмудохать. Их желание доминировать было восхитительно. Они загнали меня в угол, когда я выходила из душа. Я же взглянула на них сверху вниз, на их горящие невыразимым желанием лица, и сообщила, что убила человека маленьким кусочком фрукта. Затем позволила им найти подтверждение на сайте. После чего наблюдала, как они удивляются и потирают свои больные мозоли. Я выскочила из душевой под всеобщее молчание. Все эти женщины оказались мелкими шавками, которые пытались изобразить из себя доминатрикс, я же была реальной, неприкрытой, залитой кровью убийцей. Здесь еще можно долго говорить о пугающем интеллекте и приглушенной совести — у меня всего этого в избытке.
Совсем скоро ко мне, точно мотыльки на пламя, начали слетаться разные специалисты по судебной психологии и уголовным делам. Буквально через две недели после того, как я заселилась в Бедфорд-Хиллз, женское исправительное учреждение, мне пришел первый запрос на интервью. Затем их становилось все больше и больше — два, потом еще три и еще. Энергичные аспиранты и начинающие специалисты повалились мне на голову как снежные комья, буквально расталкивая друг друга, стараясь завладеть моим вниманием. Ну не восхитительно ли это, когда за тобой стремится ухаживать столько молодых людей сразу! Я ощущала себя первой красавицей на этом тюремном балу.
Прошла стандартные тесты. Согласилась сделать МРТ и генетический анализ. Неоднократно рассказывала о своем детстве. Меня просто завалили газировкой и самой лучшей снедью из местных торговых автоматов, лишь бы получить мое согласие на то, чтобы сотворить с моей психикой еще что-нибудь эдакое. Практически все мои собеседники были лет тридцати, в очках и одетые до тошноты асексуально. Но я возбуждаюсь, когда становлюсь центром внимания, поэтому я расправляла свои экзотические крылья и летала под их мягкими взглядами. То был просто эффект Хоторна, и мое поведение благодаря ему стало другим и не всегда отличалось невинностью.
Я сразу поняла, что интерес этих студентов ко мне целиком зависит от того, насколько хорошо я соответствую их ожиданиям. И чем больше я дразнила их своими якобы пограничными состояниями, от которых зависел окончательный диагноз, тем дольше удерживала их внимание. И просто наслаждалась этим. Мне не хотелось разочаровывать свою аудиторию, поэтому я подтасовывала ответы, чтобы сделать их такими, которые покажут ей всю мою необычную пикантность. На самом деле я прекрасно знала, что именно они ищут, эти исполненные энтузиазма молодые люди.
Все просто. Моя история действительно длинная и витиеватая, полная разнообразных личин и восхитительного нонконформизма. Я осуждена за убийство, совершенное в импульсивном порыве, но при этом тщательно подготовленное. И, правды ради, я совершенно не раскаиваюсь. В библиотеке Бедфорд-Хиллз есть довольно старенький, но крайне полезный справочник «Диагностическое и статистическое руководство по психическим расстройствам. Выпуск 4». Изучив его, я легко симулировала любое расстройство, если считала это необходимым. Конечно, я не могла влиять на результаты МРТ, но даже неврологи признают, что, как только речь заходит о человеческом мозге, они превращаются в Христофора Колумба: ищут новый маршрут в Азию, а открывают Америку. Наука о мозге весьма приблизительна, поэтому все в ней легко подделать и еще легче — обмануть тех, кто ею занимается.
Я особенная, студенты — мои наперсники. Они дорожат мною до потери сознания — так я для них ценна. Кто-то даже взволнованно воскликнул однажды: «Вы идеальный образец женского антисоциального расстройства личности!»
Это ужасно смешно. Мне-то известно, что я просто психопатка. Психопатия никогда не появится в новом выпуске «Диагностического и статистического руководства по психическим расстройствам», но то, что таким, как я, не могут прописать лекарства, совершенно не означает, что нас не существует.
Среди психопатов я — бабочка-бронзовка, большая, темно-рыжая, красивая. Она хлопает крыльями, когда ест. Я — заперта в этом сером пенитенциарном заведении и потому обречена. Впервые я узнала свой диагноз много лет назад, когда проходила тест из двадцати шести вопросов, но, главное, я знала о том, что не такая, как все, еще до того, как села за компьютер и открыла опросник, чтобы поставить галочку напротив «Я говорю людям то, что они хотят услышать, чтобы заставить их делать то, что хочу я» и «Любовь — переоцененное чувство». Я просто тогда еще не знала, как называется этот диагноз.
Психопат в первую очередь делает то, что ему выгодно. Лично мне выгодно заявлять о своей психопатии, причем как в тюрьме, так и на свободе. Там, в далеком мире, мой диагноз продается лучше секса, но секс в совокупности с диагнозом сулит непередаваемое наслаждение.
Ведь женская психопатия — это настоящий белый тигр среди психических отклонений, буквально чудо света. А уж как я люблю чужие восторги!
Долгое время ученые не хотели признавать существование женщин-психопатов, несмотря на очевидное: матерей, которым плевать на рыдающих в мокрых пеленках детей; медсестер, которые отправляют пациентов на тот свет; черных вдов, за которыми тянется целая цепочка мертвых мужей. Но люди не хотят этому верить. В конце концов ученые постановили: женщины-психопаты совсем не похожи на мужчин с таким же диагнозом. Но я бы им ответила: ни хрена! Мы, женщины, и впрямь обладаем гораздо большим эмоциональным коварством, прикрываясь исключительной заботой. Нам с раннего детства вменяют в обязанность интересоваться внутренней жизнью других людей. Полагаю, таким образом нас готовят к нелегкому труду материнства, ну, или брака, если уж на то пошло. Встречаются женщины, которые и в зрелости продолжают носить розовые очки, и даже психопатки могут казаться обычными женщинами, со своими желаниями и ожиданиями. Это совершенно точно. Психопатия у женщин не проявляется каким-то иным образом, просто мы умеем притворяться гораздо лучше мужчин.
История помнит предостаточно ярких психопаток. Семнадцатый век, Елизавета Батори, которая замучила в своем замке сотни человек, прежде чем ее саму не замуровали в одной из башен. Ла Квинтрала, чилийская аристократка, убившая четыре десятка человек. Восемнадцатый век, Дарья Салтыкова, московская помещица, отправившая на тот свет несколько сотен крепостных девушек. Девятнадцатый век, Дельфина Лалори из Нового Орлеана, пытавшая до смерти своих рабов. Все эти женщины из века в век пускают чужую кровь, пытают и убивают, но люди по-прежнему не хотят верить в очевидное. Вспомните викторианскую Англию, где дамочки морили мышьяком и прочими ядами членов своих семей, только чтобы получить страховку. А недавние события? Эйлин Уорнос, прикончившая семерых своих секс-клиентов, и Стейси Кастор, которая прославилась тем, что отравила одного за другим сразу нескольких своих мужей. Но люди все равно не верят. Феминизм проник уже практически во все сферы нашей жизни, но медленнее всего он попадает туда, где любят убивать.
