Мой план состоял в том, чтобы вывести лодку из пролива подальше от того места, где погиб Джил, и после этого по корабельному радио связаться с береговой охраной. Но проблема в том, что «Охотник», как все современные парусники, оснащен GPS-навигацией, и если заявить о пропаже человека, охрана в первую очередь проследит за ее курсом. Приборы покажут, что около часа или чуть больше судно стояло неподвижно в бухте и только после этого пошло на открытую воду. Они также покажут мое местоположение во время того, как я связалась с ними, и то, как долго лодка стояла на якоре в устье пролива. Произведя нехитрые расчеты, они увидят все мои передвижения и сразу поймут, что все выглядит весьма подозрительно, потому что так оно и есть.
Я планировала выйти в открытый океан и уже оттуда обратиться к береговой охране, потому что там они, даже если начнут искать тело Джила, ничего не найдут. Если же я выйду на связь еще из бухты, то быстро найдут его там. Мне же было нужно выгадать несколько дней, чтобы морские гады полакомились открытым горлом Джила и как будто бы съели его язык. Так что хорошо бы его тело не нашли слишком быстро. Никто не должен увидеть, что на самом деле горло перерезано ножом, а язык удален. Природа снова должна послужить мне прикрытием, и если не таксы, то крабы, рыбы и прочие твари подводного мира.
Береговая охрана обнаружит, что лодка вышла в Атлантику под мотором, а не под парусом, но я даже не представляла, как им управлять. Но Джил, как опытный капитан, никогда бы не отправился на открытую воду под мотором в такой прекрасный летний день. Поэтому береговой охране достаточно мимолетного взгляда на приборы, чтобы понять, что я лгу. И стоит им в этом меня заподозрить, как тут же начнется расследование, и с большой вероятностью меня обвинят в убийстве.
Так что единственное, что мне сейчас оставалось, это бросить якорь и придумать, почему мы с Джилом решили заночевать в бухте. Очевидных причин для этого не было никаких. Мы находились всего в двух часах хода от пристани, так что не было никакого смысла оставаться на ночевку. Я покрутила мысль в голове еще некоторое время и поняла, что единственное решение — оставаться на месте на всю ночь и уже утром связаться с береговой охраной. Все остальные мои действия точно покажутся слишком подозрительными. Язык я плотно завернула в полиэтиленовую пленку и засунула в морозилку на камбузе.
Как оказалось, мне жутко повезло. Утром я вышла на связь с береговой охраной и сказала, что мы решили заночевать прямо в лодке, а когда я проснулась и решила сварить кофе, то обнаружила, что Джила нет. Мой голос звучал встревоженно. Береговая охрана, двое прекрасных, загорелых, точно маршмелоу на костре, атлетов прибыли на место очень быстро, затем вызвали поисковую группу, а меня отправили домой, позволив собрать все свои вещи, включая бикини со следами крови Джила и его замороженный язык. Затем под их присмотром я вернулась на остров Шелтер, где менее загорелая женщина-полицейский взяла у меня показания, после чего отвезла в Гринпорт, где я села на скоростную электричку до Манхэттена.
Купальник я выбросила в мусорку возле какой-то пекарни на Пенсильванском вокзале, нож — на углу Седьмой авеню и Тридцать второй улицы. Вернувшись наконец домой, я с удовлетворением обнаружила, что язык ничуть не пострадал от такого длительного переезда.
Мне кажется, язык вообще недооценивают. Он очень нежен, обладает деликатным ароматом и невероятно дешев. Со всех сторон прекрасный кусочек плоти, у которого есть один огромный недостаток — его расположение в теле. Люди, конечно, дураки, раз не хотят засовывать себе в рот чужой язык. Хотя как они объяснят, что они целуются? Так не все ли равно, чей язык находится у них во рту? А ведь это уникальный и удивительный продукт. Его можно жарить, запекать, мариновать, отваривать — в любом случае он будет невероятно вкусен. Правда, следует помнить, что, прежде чем есть язык, с него нужно снять кожу. Я просто ошпариваю его крутым кипятком, а затем снимаю верхний слой. С этим жирным и сочным деликатесом можно делать все что заблагорассудится. Его очень трудно испортить даже начинающему повару.
Язык Джила, несмотря на анафилактический шок, был именно таким. Я сняла с него кожу, нарезала ломтиками, обжарила в оливковом масле с чесноком, добавив к нему сочных римских томатов (консервированных без шкурки и семян) и зеленых оливок. Я дополнила блюдо салатом из руколы с оливковым маслом, соком лимона и пармезаном, а также кростини с оливковым маслом и пастой из анчоусов. К такому ужину я открыла бутылку сухого биссон бьянко мареа из Лигурии, которое довольно сложно отыскать у нас, но это вино стоит того, чтобы стать завершающим штрихом к такой превосходной трапезе. Ужин я накрыла на своей маленькой террасе. Манхэттен с этого ракурса напоминал скорее кадры из какого-то волшебного фильма, где действие происходило теплой июньской ночью. Я вспоминала чудесное время, которое провела с Джилом.
Все-таки он был прекрасным человеком, мой Джил. Мой нежный Джил.
Дней через пять мне позвонили из полицейского управления Саффолка. Береговая охрана обнаружила тело Джила. По их словам, оно попало в течение и его унесло в открытое море вместе с отливом, после чего через некоторое время прибило к берегу Саут-Форка. Это случилось буквально в нескольких милях от места его гибели. За время, которое тело пролежало в воде, на нем появились кое-какие повреждения, но ничего подозрительного следователи не обнаружили. Предварительные результаты вскрытия говорят о том, что смерть наступила в результате утопления, хотя почему оно произошло, никто не может объяснить. Я приняла их соболезнования и заплакала. В основном от облегчения.
Сидя сейчас на этом оранжевом пластиковом стуле среди таких же раскаивающихся преступниц, я оглядываюсь назад и понимаю: убивать Джила было неправильно. Возможно, на меня так влияла атмосфера в группе Джойс и наше совместное раскаяние, но теперь я вижу, как много ошибок наделала в своей жизни, начиная с убийства Джила. Ведь оно не имело отношения к самому Джилу. Он был очень хорошим человеком. А стал сопутствующим ущербом. Я убила его только потому, что чувствовала себя униженной, когда меня уволили из журнала, который он же когда-то и создал. Я чувствовала боль, бессилие и ярость, причем ярость бесцельную, но при этом не могла оставить все как было. И я убила Джила, потому что он был здесь самым слабым звеном. Убила человека, который ел у меня с рук — это же все равно что убить свое домашнее животное.
По отношению к Джилу я поступила как настоящий бандит, но ему всегда нравилось, когда я беру верх. Ему нравилось, когда я сама распоряжаюсь его плотью. Le petite mort, как французы называют оргазм, — маленькая смерть. Кто знает, сколько удовольствия получил Джил, когда испустил последний дух по моей воле, умирая посреди океана с привкусом инжира во рту. Наверняка у него были варианты и похуже. Можно сказать, я оказала ему услугу.
12
Силос
Весной две тысячи одиннадцатого года мне захотелось вновь оказаться в Италии, но Марко утомлял своей моногамностью. Он вместе со своей донной Боргезе ходил вокруг да около, пока окончательно не отказался от моей компании. Но у нас с Марко была своя долгая история, в которой годы наслаивались друг на друга, как в булочке сфольятелле. С Марко я из девушки превратилась в женщину — хотя бы поэтому он был для меня особенным. Я хотела оказаться в Италии вместе с Марко, ведь быть там не с ним казалось невыносимым. Но он ответил, что больше никогда не собьется с пути истинного.
— Mai. Non voglio attraversare quel confine Stige. Больше никогда. Я уже не перееду Стикс на этой лодке.
У Марко был талант путать мелодраматическое и поэтическое. Я к этому уже привыкла, несмотря на то что у него вдруг появилась решимость не нарушать уз брака.
Если честно, я совсем не удивилась его новообретенной моногамии. Наверняка он хорошо побегал от супруги, так что сейчас им пришлось договориться о чем-то. Думаю, донна вынюхала какую-нибудь его особо пикантную интрижку, после чего заставила жить в полном воздержании. Но какова бы ни была причина их нынешней семейной гармонии, я находила ее весьма неприятной и очень неудобной. Точно так же я не горела желанием отправиться в Италию и там подыскать себе нового любовника. Мне уже было под пятьдесят, и я начала находить это занятие довольно трудоемким и совсем не похожим на настоящее соблазнение. Когда я хотела, выглядела по-прежнему прекрасно, точно голодная кошка. Дело в том, что все эти танцы я начала находить довольно утомительными. Мне не хотелось какому-то незнакомцу рассказывать свою историю или утруждаться придумыванием новой. Я хотела Марко вместе со всеми нашими годами, весом, морщинами и сложностями.
