– А вам ещё обратно лететь, ВЛК проходить… Теперь понятно, почему письмо не дошло до адресата.
– Мы подумали, что будет не к месту. Серёга, представь, что ты избавился от 45и килограммов лишнего веса. Я вот три раза так делал и до сих пор стройный, каждый развод приносил облегчение. Будто крылья вырастали, даря непреодолимое чувство свободы. Тебе ещё повезло, что сразу избавился от головной боли и бумажной волокиты, – сказал парень, и мы с ним попрощались.
Я и шёл со стоянки в класс на разбор. Потный, уставший и с букетом. Всё как у лошади на свадьбе – в цветах и мыле.
Взгляды техников в мою сторону не особо волновали. Кто-то пытался пошутить по поводу хризантем, мол, теперь так награждают за сбитый.
– Сергеич! – окликнул меня Дубок, шедший ко мне быстрым шагом.
– Слушаю, Елисеич.
– Ты мне про полёт не всё рассказал. Всё у тебя работало? – спросил Дубок.
– Ничего экстраординарного не заметил. А что?
– Вот ты не увидел ничего «экстра», а я обнаружил, – сказал мой техник и протянул пулю. – Дарю.
Я не мог придать значение этому трофею, поскольку до сих пор не получалось сосредоточиться. Новость про Олю заставила слегка тормозить. При ближайшем рассмотрении я сразу определил, отчего пуля.
– Ну, это ДШК. Калибр 12.7, марку пули точно назвать не могу. К чему этот подарок?
– Это с твоего самолёта. Застряла в подголовнике катапультного кресла, – серьёзно сказал техник, будто он стал свидетелем чего-то фантастического.
– Повезло мне. Спасибо за подгон. Буду теперь её хранить…
– Сергей, это знак. Для тебя уже второй, – сказал Дубок, подойдя ближе. – Катапультирование – это раз. Пуля – это два. Как я слышал, ты в училище самолёт в поле посадил…
– Ой, Елисеевич! – отмахнулся я. – Сегодня вообще не тот день, чтобы ещё мне о предзнаменованиях каких-то рассказывать. Предлагаешь не летать?
На этот вопрос Дубок отвечать не стал.
– Ты бы ещё перекрещивал меня перед каждым вылетом, как Макарыч в известной картине, – сказал я, укладывая в карман пулю. – Не переживай, я заговорённый.
– Дай Бог… – тихо сказал Дубок, и тут же замолчал.
Не сильно в эти годы приветствовалось в армии быть верующим. В основном все были атеистами.
– Ладно, пойду. Если хочешь, можешь крестить меня, – улыбнулся я.
– Сергеич, я тут хочу над фюзеляжем покумекать, – сказал Дубок, показывая мне трафарет со звёздами. – Не против, если оформлю?
– Не возражаю, Елисеевич, – ответил я и направился на разбор.
У входа на КДП встретил Марика, которому было интересно, где я достал такой букет. Тут же у него возникло много вопросов.
– Кому? А как достал? – спрашивал он, не давая мне возможности ответить.
– Никому. Где достал, там уже нет. Ты чего пристал? – поинтересовался я, замахнувшись на него цветами.
– Эй, нет! Ты если использовать букет не будешь, то мне продай. С ними же реальный вариант… расслабить партнёршу, – ехидно улыбнулся Ален Делон местного разлива.
– Так забирай. Мне не пригодились, – отдал я ему цветы, собираясь уже идти в класс. – А ты на разбор чего не идёшь?
– Я отпросился. Зубная боль у меня острая, – отмахнулся Марик.
– Её не Ефросиньей зовут, зубную боль твою? – спросил я.
– Я всегда двигаюсь вперёд, Родин. Не оглядываюсь назад и ищу новых для себя ощущений. Тебе самому не надоела Вещевая?
– Всё уже. Замуж вышла Ольга, – сказал я.
– Блин, Серый, поздравляю! – кинулся ко мне обниматься Марк. – Совет да любовь! Любите друг друга, как я… а я никого не люблю, кроме Родины и мамы.
– Да погоди ты поздравлять, – пытался я его оттолкнуть, но Барсов никак не отставал.
– Неа, слушай дальше. Я специально готовил эту речь, – отошёл он на шаг назад и гордо начал поздравлять, словно поэму рассказывал со сцены. – Чтоб меньше было разбросанных носков и пересоленных борщей. Чтоб пилила в доме только пила, а горькими были только попки от огурцов. Чтоб…
– Ты закроешься или нет? – перебил я его. – Замуж вышла не за меня Вещевая.
– Тогда вдвойне поздравляю, Серёга! Баба с возу, коню легче! И вообще, мы так молоды ещё, нам гулять и гулять! – одну руку он положил мне плечо, а вторую устремил в звёздное небо. Это ж какие перспективы открываются!
Марика ничего уже не изменит. Я сбросил его руки и пошёл в класс не обращая внимание на звучащие в мою спину поздравления о сохранении меня в Красной книге холостяков.
И почему мне сейчас как-то не по себе. Есть ощущение, что меня кинули. Да и как такое может быть?! Тут времени прошло не так много, а Оля уже и замуж выскочила. Сколько с ней непоняток возникает!
Получается, что со мной Вещевая была ради «здоровья». Потрясающий доктор!
– Ты чего такой, Серж? – спросил у меня Бажанян.
– Думаю.
– Ну, ты давай быстрее думай. У нас разбор идёт, – спокойно сказал Араратович, и тут же вернул меня в реальность.
Я совершенно не заметил, как вошёл в класс, где уже собрался весь лётный состав. У доски стоит Бажанян, а за его спиной Гнетов с указкой. И гробовая тишина.
– Я… опоздал?
– Как бы да, Сергей Сергеевич. Ещё и зашёл без спроса, – сказал Гнетов.
Мои однополчане, если я им расскажу причину заклинивания у меня аварийного тормоза, поймут. А вот перед штурмовиками я сейчас выгляжу полным идиотом.
– Ладно, – махнул рукой Бажанян, разрешая мне занять своё место рядом с Пашей. – Давайте, Григорий Максимович по сегодняшнему дню.
– Особенностью сегодня явилось то, что мы работали по вновь выявленным целям в районе горного массива Луркох, – продолжил говорить Гнётов.
– А какова ситуация в районе Шаршари? – спросил командир эскадрильи штурмовиков.
– Судя по фотопланшетам, в районе Шаршари ничего нет. Воздушная разведка никаких сведений нам не дала, – ответил ему Гнётов.
– Ну а все наши удары пришлись на второстепенные объекты в, ничем не примечательном, Луркохе, – высказался недовольным голосом командир штурмовиков.
– И как показали результаты, вновь выявленные объекты не были полностью поражены, – подытожил Гнётов.
Тут же среди штурмовиков поднялся шум. Понять ребят можно. Максимович сейчас обвинил их в некомпетентности и непрофессионализме. Мол, бомбили не туда.
– Вы, товарищ Гнётов, сами-то, чем сегодня занимались? Прикрывали? А спустились бы и поработали, – встал со своего места командир эскадрильи штурмовиков.
– Арсений Павлович, поработаем. Дали бы чем, зашли бы на цели и поразили. Так, вам же доверили. А наши: – Мендель и Родин, и вовсе попали под перехват иранцев, – успокаивал рыжего подполковника Бажанян.
Стоит сказать, что с Арсением Павловичем Афанасьевым сталкивался я только на паре совещаний у Хрекова. Невысокого роста, коренастый, с непропорционально большими ладонями. Одной такой лапой он бы мог баскетбольный мяч спокойно держать, словно это теннисный шарик.
– То, что прикрыли, большое спасибо. Насколько было тяжело? – спросил Афанасьев. – Капитан, выйди, расскажи, – предложил он Менделю поведать о сегодняшнем бое, и Паша рассказал, как он уходил от атак Ф-14.
– Затем ещё и МиГи появились новые, – сказал Мендель и по классу прокатился гул удивления.
Но наша минута славы закончилась, и весь личный состав вернулся к спорам. Дело дошло до того, что штурмовикам оказалось не по нраву, почему командует именно наш полк. Они здесь уже базировались до нас и прекрасно справлялись с нанесением ударов. А тут прибыли бравые ребята, которых сам генерал армии Ахромеев сюда определил. Все лётчики-орденоносцы, некоторые повысили класс за время командировки и теперь учат их, как нужно работать по земле. Видимо, не сильно их поощряло командование за боевые вылеты.
А ведь работа у штурмовой авиации весьма опасная. По крепости духа и яиц, круче них только вертолётчики.
– Я ещё раз, вам повторяю, товарищ капитан… – продолжал доказывать свою правоту Афанасьев.
– Опыта у нас хватает, чтобы мы могли вам подсказать, как правильно нужно работать по земле, – не унимался Гнётов.