Донников уходит. Как только за ним закрывается дверь, силы оставляют Елену. Она едва добирается до кушетки, уткнувшись лицом в подушку, долго и беззвучно плачет.
С улицы входит К л е м а н. Увидев плачущую Елену, он бросается к ней.
К л е м а н. Что вы, Елена Михайловна?!.. Леночка… (Неумело гладит ее волосы.) Я не знаю, что вчера произошло, но чувствую — случилось что-то недоброе…
Елена не отвечает.
Хотите, я набью ему морду?
Е л е н а (подняв голову). Кому?
К л е м а н. Этому… (Жест на дверь.) Он вас чем-нибудь обидел?
Е л е н а. Дракой здесь не поможешь…
К л е м а н. Простите, что я так… Ворвался и прочее.
Е л е н а (встает). Нет, хорошо, что вы пришли. Пойдемте на люди, в больницу! (С лихорадочной быстротой приводит себя в порядок.) Как хорошо, что я хирург и хоть на работе не имею права на обычные женские слабости! (Одевшись.) Пойдемте же! (Неожиданно целует Клемана в щеку и быстро выходит.)
С грустной улыбкой, потерев щеку, Клеман уходит вслед за ней. Некоторое время комната пуста. Затем дверь с шумом открывается, и входит В а л ь к а.
В а л ь к а (в дверь). Да заходите, товарищ Анатольев!
Входит Д о н н и к о в.
Мама, ау! (Молчание. Валька подбегает к комнате матери и заглядывает в дверь.) Самовар кипит, а ее нет… И дом не заперла!
Д о н н и к о в (с облегчением). Вот и хорошо. Неловко ведь, второй раз явился.
В а л ь к а (раздеваясь). У нас тут, знаете, без церемоний. Зачем нам под дождем разговаривать? Да вы раздевайтесь, товарищ Анатольев!
Донников снимает плащ-палатку.
(Подходит к телефону и вертит ручку.) Алло! Прошу больницу. Клава? Мамы нет поблизости? Скажи ей, пусть домой позвонит. (Кладет трубку.) О чем вы хотели меня спросить?
Д о н н и к о в. Я не спросить, рассмотреть тебя хотел.
В а л ь к а (с удивлением). Зачем?
Д о н н и к о в (пристально глядя на него). Сам не знаю… На мать ты не похож… А между тем удивительно кого-то напоминаешь.
В а л ь к а. Мать говорит, я на отца смахиваю, каким он в молодости был.
Звонок телефона.
(Берет трубку.) Алло! Ага, мам, это я. На машину опоздал. Скоро вторая пойдет. С товарищем Анатольевым разговариваю. Алло! (Кладет трубку, с удивлением.) Бросила трубку…
Д о н н и к о в (медленно). Может быть, она недовольна, что я здесь?
В а л ь к а. Ну, вот еще… Наверно, помешал кто-нибудь. (С оживлением.) Скажите, это здорово — быть журналистом?
Д о н н и к о в (пожав плечами). Такая же профессия, как и другие…
В а л ь к а. Ну да — как другие… Разъезжать по стране, во все вмешиваться, помогать людям… Что может быть лучше?
Д о н н и к о в. Хотел бы стать газетчиком?
В а л ь к а. Еще бы!
Д о н н и к о в. Я думал, ты в летчики собираешься… А школу ты кончил?
В а л ь к а. В прошлом году еще.
Д о н н и к о в. Почему дальше не учишься?
В а л ь к а. Вроде ученых и без меня хватает. Перепроизводство образованности на душу населения… Послушайте, товарищ Анатольев, знаете, о чем я подумал?
Д о н н и к о в. Ну?
В а л ь к а. Вы журналист… А вдруг вы Донникова знали?
Д о н н и к о в. Кого-кого?!
В а л ь к а. Моего отца, Валентина Донникова. (С гордостью.) Тоже был журналистом! Мама говорит — очень способным. Только он погиб молодым — на Карельском перешейке. Вы его знали?
Д о н н и к о в (медленно). Да, я его знал… Я его очень хорошо знал когда-то…
В а л ь к а (радостно). Правда?!
Д о н н и к о в. Мы с ним на одном курсе учились. Даже в одной группе. За одним столом сидели…
Быстро входит Е л е н а.
В а л ь к а. Мама! Товарищ Анатольев знал папу! За одним столом с ним сидел!
Е л е н а (прислонясь спиной к косяку двери). Не кричи так, Валентин. Там машина подошла, шофер велит поторопиться.
В а л ь к а. Бегу! (Схватив свой плащ, чмокает мать в щеку.) Мы еще поговорим с вами, товарищ Анатольев! (Выбегает.)
Пауза.
Е л е н а (глухо). Если ты скажешь ему хоть слово о себе…
Д о н н и к о в (мягко). Зачем ты мне угрожаешь, Лена?
Е л е н а. Это не угроза. Лучше уезжай. Я не дам тебе снова отнять у него отца. (Выходит.)
Донников остается в нерешительности.
З а н а в е с.
КАРТИНА ПЯТАЯ
Ординаторская в родниковской больнице. Шкафы с инструментарием, вешалка с халатами, деревянная кушетка, умывальник с зеркалом, письменный стол. Три двери: слева — с табличкой «Главный врач», справа — в палаты и входная (на переднем плане).
Солнечное утро. Из кабинета главного врача выходят Г а й д а м а к а и З о л ь н ы й, оба в халатах.
З о л ь н ы й. Нет, дорогой Дмитрий Андреевич, в смысле трудности руководства мои кадры на первом месте. Тут я никому не уступлю. Ну, запорол у вас тракторист машину. Печально, конечно, но поправимо. А случись у нас накладка на операционном столе — уясняете, чем это пахнет? Вот хотя бы Елену Михайловну возьмите… Могу я ее к операциям допустить, когда у нее на лице черт знает что написано? А попробуй не допусти — она еще пуще расклеится. Поэтому и дипломатничаю, деликатничаю, чтоб только мой персонал в форме был.
Г а й д а м а к а. Разве доктор Стогова еще не оправилась после болезни?
З о л ь н ы й. У нас с вами обмороков не бывает. А женщина — существо неожиданное, и болезни ее никакой диагностикой не ухватишь…
Входит Е л е н а, она тоже в халате.
(Поспешно.) Вот кстати, Елена Михайловна! Мы с Дмитрием Андреевичем обо всем договорились. Сегодня вечером к нему в Заречье выезжает первая бригада: Нина Ивановна и вы, если не передумали.
Е л е н а. Я еду.
З о л ь н ы й. Прелестно, попробуем работать по-новому. (Гайдамаке.) Вас в райком вызывали?
Г а й д а м а к а (взглянув на часы). Да, к двенадцати.
З о л ь н ы й. Тогда не прощаюсь, там увидимся. (Уходит направо.)
Пауза.
Г а й д а м а к а. Наблюдаю я за вами в последние дни… Вижу — что-то с вами происходит, да не могу понять — что.
Елена молчит.
Не напрашиваюсь на откровенность, но если вам понадобится моя помощь…
Е л е н а (мягко перебивает). Благодарю вас, Дмитрий Андреевич. Бывают случаи, когда только ты сама и можешь себе помочь. Извините, меня ждет больной… (Остановившись в дверях.) И не нужно наблюдать за мной, прошу вас… (Уходит.)
Помедлив мгновение, Гайдамака вешает халат и идет к выходу. Навстречу ему входит Д о н н и к о в в накинутом на плечи халате, с журналами в руках.
Д о н н и к о в (с деланным оживлением). Наконец-то хоть одно знакомое лицо! Я заблудился в этом лабиринте белых коридоров!
Г а й д а м а к а (пожимая его руку). Лечиться?
