Нет, это был не сон. Недавно вернувшись из командировки, Грэсли, находился в Лаборатории за просмотром видеоинформации о зеркальной планете, как и обещал шефу, исключительно ночью, что само по себе прибавляло психологического напряжения при усвоении подобного видеоряда. После своей поездки, не принесшей никаких результатов, этот просмотр носил уже не просто познавательный характер, а скорее, сравнительный, с попыткой прогнозирования ситуации в будущем, но уже для своей планеты, имея перед глазами картину того, что происходит на зеркальной. И эти наглядные примеры, которые он наблюдал, вызывали в нем ужас.
Вот она – богиня зла, тьмы кромешной и ночного кошмара, владычица подземного мира, а, следовательно – повелительница смерти, которая может менять свой облик: от страшной старухи в черных одеяниях до юной красавицы с цветами на голове, сплетенными в подобие венца. Ночью она ходит по улицам, держа в руках свою голову, и пытается выманить из домов жителей, идя так от двора ко двору. Своим глухим голосом она зовет к себе, произнося разные имена. А тот, кто отзовется на свое имя, привлеченный ею, непременно умрет. Власть этой демоницы безгранична, ведь она является покровительницей всех нечистых сил, и 13 из них – ее родные дети. Не помогут тем наивным жителям никакие обереги, вышитые на одежде или вырезанные из дерева. Нельзя задобрить ее ничем и защититься от нее тоже нельзя. Что это как не культ смерти? – думал Грэсли. Баба с окровавленным серпом – демон, которого можно встретить в полдень в поле в длинном сарафане с венком на голове и с тем самым серпом в руках. Где же я это видел? – спрашивал он себя. Ведь одно дело письменная информация, а совсем другое визуальная. И он вспомнил, как перед его глазами промелькнул видеоряд с устрашающей пропагандой, рассчитанной на противника, с которым сейчас они вели войну. Да, он вспомнил: молодая женщина взмахивает серпом и отсекает голову мужчине, по всей видимости, солдату воюющей с ними армии, и при этом она говорит: «Мы собираем свои кровавые всходы». Окровавленный серп в ее руке, а на лице ядовитая улыбка на ярко красных губах, будто она только что вкусила крови. Отвратительное до тошноты зрелище. Какое нормальное существо, обладающее хоть малой долей разума, морали и обычного сострадания, да и просто психического здоровья может это воспринимать без содрогания, внутреннего неприятия и отторжения? А ведь эта реклама рассчитана на поднятие боевого духа в том числе. Только законченные монстры могут смотреть на это и наполняться силой, как вурдалаки наполняются кровью, чтобы продлить этим свою собственную жизнь.
А ведь там – на площади тогда произошло не что иное, как массовое жертвоприношение, – подумал Грэсли, вспоминая раннее просмотренный материал. Он не сомневался в том, что им заранее было известно количество жертв – ровно 100. Цинично и мерзко запланировано и подстроено, будто они были убиты врагом, в чем даже не нужно было убеждать эту толпу, уже готовую воспринимать любую ложь, перевернутую в правду в их головах. Каким бы парадоксальным не казалось подобное «представление», но это сработало. Почему? Да потому, что в массовом сознании вновь заработали древние архетипы. Кто-то их включил, как будто вырыл из земли, из могил, как мертвеца-кумира, которого они постоянно зовут вернуться из небытия, уверяя всех, что когда он вернется, то наведет порядок. Ну, да – пришествие сатаны народу, если смотреть на этот мир верх ногами, то есть, видеть его перевернутым, и тогда изречение из вечной книги – Библии будет иметь противоположный смысл, в котором тьма – это свет. Его поразило, что на планете достаточно развитой, с какой-то моралью, поддерживаемой существующей религией, может происходить такое, что умерших, а вернее сказать, убитых теми же, кто все это инсценировал, две недели таскают по городу: от памятника главному своему герою до кладбища и обратно. Две недели тлеющие тела, вместо того чтобы быть захороненными или сожженными, гнили на глазах у всех. Культ некрофилии, никакого другого определения этому он не мог найти. Нигде и никогда он не наблюдал, включая и эту зеркальную планету, чтобы массово вставали на колени вдоль всего пути, по которому несут покойника, погибшего, а значит, по их представлению, по определению – уже героя. И эти существа возомнили себя вправе стать форпостом, а по существу – плацдармом, с которого они будут уничтожать Империю при поддержке ее врагов, и отдавать самих себя, готовых сгореть, как дрова в огне этой войны, потому что убивать тех, кто считал их братьями – это хорошо, это правильно. К тому же, богиня смерти требует погибнуть за идею, можно сказать – за воинский орден. Так именно считали элитные полки отъявленных головорезов, тела которых были испещрены наколками, ими почитаемых рун. Они – носители расистской теории превосходства, не скрывали того, что ради этой идеи готовы убивать не только врагов, но и своих соплеменников, не принимающих подобной идеи. Потому что именно эти фанатики почитают себя чуть ли не жрецами своей богини смерти. Нет, они уже чувствовали себя богами здесь на земле. И совершая свои обряды, гордились тем, какое количество смертей и сколько крови было на их руках.
Грэсли видит на экране вырытую глубокую яму, окропленную кровью, в которую поочередно спускается каждый участник этого сатанинского обряда, произнося при этом свои придуманные молитвы своей надуманной черной религии. Капище. Здесь же находится статуя их божества, на самом деле – идола, а рядом с ним лежит небольшой камень, на который кладут подношения. Эти солдаты-убийцы определенно – сектанты, адепты культа бога войны, что-то вроде белой кости языческого воинства: особенные, вернее, обособленные от общества и от своего народа, потому что находятся уже вне закона и вне морали. Им можно всё, их никто не остановит и никто не осудит даже в тех странах, где на каждом углу кричат о правах личности. Но эти «личности» – избранные, потому что убивают тех, кого «поборники справедливости» уже без суда осудили на смерть, используя для этого как раз таких вот карателей-исполнителей с повадками маньяка. Но, как разобрался он, язычество, с его внешними атрибутами и даже жертвами богу войны – всего лишь своеобразное прикрытие. Настоящая же их религия – это национализм, перешедший уже в нацизм. Да, он тоже замешан на крови, но в качестве жертвы принесен теперь не обезглавленный петух, как было в древние времена язычества, а тот, кого они назначили врагом. Возможно, обстреливая города и мирных жителей, они представляли себе, что приносят жертву своему кровожадному идолу, и гордились этим. Не удивительны тогда и ритуалы с кровопусканием, когда надрезают руку на запястье, скрепляя кровью свое сатанинское братство, произнося при этом какие-то клятвы или задабривая идола таким образом. Грэсли до этого ничего не знал о нацизме, пока не вник в историю Большой войны, случившейся задолго до теперешних событий, но тогда эту идею продвигал другой вождь из другого государства, погрузивший во тьму и заливший кровью полмира в своем желании подчинить его своей власти. Но сейчас – уже в настоящее время разве не нацизмом зовется то, когда восхваляя свою идею, они выбрасывают правую руку вперед и вверх, и воспроизводя этот жест приветствия тех, чьими последователями они являются, по сути, подтверждают свое поклонение им? И эти эмблемы: «волчий крюк» – символ, якобы приносящий удачу, и эмблема «черное солнце, и «мертвая голова», и руна свастики – аналогично с прежними нацистами. Кажется, что мертвецы встали из своих могил и повели их за собой, как почти 100 лет назад. Всё возвращается. И тот, произносимый ими лозунг, что их государство превыше всего, отнюдь не нов. Грэсли пытался разложить это в некий смысловой ряд: превыше всего, а значит – превыше самого Бога, превыше всякой морали, не существующей уже для них. Что это, если не отречение от Бога?
Он понимал, что не имеет права быть на чьей-то стороне, так как всякое влияние на другие планеты запрещено по этическим законам. Но его живые чувства не позволяли ему оставаться равнодушным и совершенно бесстрастным наблюдателем, имея в своем распоряжении ту информацию, которой он обладал. Некогда единое государство, родные народы, в генетическом смысле, смешанные родственными связями, и вдруг – такое предательство. Именно так воспринимали это те, кто жил в Империи, которую сейчас призывали разрушить эти самые «братья», обращаясь к ее врагам за помощью. Они получали от них оружие, и с каким- то рабским подобострастием зазывали на свою территорию, чтобы отдаться под их полную власть, став, по сути, колонией, потому что они уже ничем не управляли, а управляли ими. И началось это всё именно с желания впустить в свою страну военный блок, который бы подпирал границы Империи, а это уже являлось прямой угрозой для нее. Подобные действия, безусловно, были провокацией со стороны тех, кто привык предавать и делал это не единожды за всю историю, действуя по принципу: «Предать: значит – не предать, а вовремя предвидеть». Предвидеть, кому можно дороже продаться? Грэсли не понимал, почему этих людей считали братьями с той стороны. Изучая историю зеркальной планеты, а именно этой ее части, он считал, что не нужно было присоединять западные окраины ко Второй Империи, потому что там уже были зараженные ненавистью к ней, или, как называл он, мутированные. А после того, как эта территория откололась полностью вместе с восточными и южными землями, которые принадлежали еще Первой Империи со времен ее создания, начался настоящий распад. И будто гигантская плита, подобная тем, на которых стоит эта планета, сдвинулась с места, сотрясая все вокруг себя, искореживая до неузнаваемости гладкую поверхность, вздымая почву, выдергивая с корнем деревья, круша дома, тела и души. И в эту образовавшуюся трещину, в которую проглядывала тьма и глубокая пустота, рухнуло всё, что когда-то соединяло вместе это пространство. Но не металлический сплав, не цемент, а обычный песок оказался в его основании, и просыпался он между пальцами, оставив после себя лишь пыль. Именно так выглядел, в его представлении, ментальный разлом.
