— Хлоя, что, черт возьми, тут происходит?!

Дочь с трудом отрывает взгляд от телевизора и смотрит на мать.

— Почему ты не одета и почему здесь такой бардак?! Где твой отец?

Хлоя пожимает плечами так беззаботно, как только умеют девятилетние девочки, у которых нет никаких забот.

— Папа на кухне.

Мэй, по-прежнему полураздетая, зато в кроличьих ушках на голове, появляется в гостиной.

— Почему вся обувь здесь? — Ева уже на взводе.

— Мэй бросалась в меня ею.

— А она назвала меня лялечкой!

— Она и есть лялечка, раз все еще боится Скуби-Ду! — кричит Хлоя в ответ и снова утыкается в экран.

Это становится последней каплей, терпение Евы лопается, она хватает пульт и, не обращая внимания на протестующий крик дочери, выключает телевизор.

— Вы обе, быстро уберите здесь все! Прямо сейчас!

— Но это несправедливо, — начинает причитать Мэй. — Я вообще тут не виновата.

Ева ставит на место вазу с цветами, глядя, как стекают на ковер последние капли воды.

— А теперь, — грозно рычит она, — я не хочу слышать от вас ни слова!

Хлоя шагает через всю комнату, ставит на место стойку для обуви и с грохотом швыряет в нее кроссовки Эндрю, после чего нарочито громко и драматично вздыхает.

— Ты такая змея подколодная, — говорит Мэй, начисто забыв об утренних боях со старшей сестрой и теперь объединившись с ней против матери.

На кухне Эндрю смотрит не отрываясь в экран своего ноутбука, вокруг него собралась целая батарея грязных мисок, чашек и тарелок с недоеденными тостами. На подоконнике голосит радио, в раковине валяется кастрюля с остывшей и присохшей к ней овсянкой, на столе — лужи кофейной гущи. Открытая бутылка молока киснет возле холодильника.

Ева, стоя в дверях, полыхает от злости.

— Ты в порядке, дорогая? — спрашивает Эндрю, наконец отрываясь от ноутбука.

— Нет, я не в порядке, — кричит она, подлетев к подоконнику и выключая радио.

— Я просто пытался заглушить их вопли, — начинает оправдываться он, улыбаясь. — Ничего же страшного не произошло?

— Не произошло. Только девочки разгромили гостиную и при этом ни та, ни другая совсем не готовы к школе.

— Прости, я отвлекся немного. Кажется, они там прекрасно провели время без меня.

Ева смотрит на мужа, приподняв бровь.

— Что?

— Там уже началась третья мировая, а ты даже не обратил внимания! И вообще, ты обещал помогать мне хотя бы по утрам, хотя бы немного.

— Но я же тут.

— Ты не тут. Тебя вообще тут нет. Ты в своем ноутбуке!

— Они же не маленькие, Ева, за ними не надо приглядывать каждую секунду. — Эндрю улыбается: — И вообще, никто не пострадал, все на месте и даже в целости и сохранности.

Ева вздыхает. Дело не в этом. Она оглядывает беспорядок на кухне и представляет, что сейчас ей предстоит выдержать еще одно сражение — на этот раз с расческами и обувью, потом будет гонка до школы, они обязательно забудут что-нибудь дома — физкультурную форму или ноты. Вспоминает, что скоро у нее смена в кадровом агентстве, где она работает на полставки. Возможно, это не столь важная и ответственная работа, как у Эндрю, но у нее тоже есть обязательства, она должна выполнять их. Ева думает о том, что скоро уже суббота, а столько всего нужно успеть до свадьбы, и список дел все растет. Как растет и напряжение между Кит и Марго. И тут же она представляет Сибеллу, которая сидит за одним столом с ними на пятничном семейном ужине. Она думает обо всем этом сразу и задается вопросом: как же, черт возьми, она справится со всем, что навалилось и что предстоит разгребать. И чувствует себя поверженной. Побежденной.

Всегда ли было так? — спрашивает она себя. Всегда ли она несла на своих плечах это бремя? Чтобы всем было хорошо, у сестер были ланчи, когда мать начисто забывала о них и после долгой ночной работы даже не просыпалась, чтобы проводить девочек в школу. Чтобы школьная форма была чистой, волосы прибранными и все школьные документы подписанными — она постоянно напоминала Кит о том, чтобы та не забывала хотя бы ставить на них подпись. Кажется, Ева всю свою жизнь провела под этим грузом ответственности. Отчасти именно поэтому она была так строга с дочерьми, ведь когда-то она и для своих сестер была в какой-то степени матерью. Как же, оказывается, тяжело выносить постоянный поток проблем, которые в состоянии решить только она. И как же хочется уже бросить это все на произвол судьбы.

Эндрю встает и включает чайник.

— Давай я приготовлю тебе чай. — Он притягивает ее к себе: — Не сердись на меня. Прости, пожалуйста. Я буду стараться изо всех сил.

Ева кивает, закусив губу, и прижимается к нему в знак благодарности, но тут звонит мобильный. Она отстраняется, чтобы взглянуть, кто это. Сообщение от Марго. «Ну наконец-то, — думает она. — Хоть какая-то помощь». И быстро набирает ответ ей, а затем другое сообщение — их отцу.

— Ну что, поставили вчера шатер? — спрашивает Эндрю, наливая ей в кружку кипяток.

— Поставили, — отвечает она и кладет телефон. — И боюсь, у меня для тебя новость. Ты будешь отвечать за праздничный костер. Мама хотела фейерверки, но, кажется, я ее отговорила.

— Праздничный костер? Фейерверк? Я думал, это будет скромная свадьба.

— Ну как тебе сказать, скромная. Больше семидесяти человек гостей.

Эндрю изумленно смотрит на нее и смеется:

— Это только ваша семья?

Ева чувствует, что опять начинает раздражаться, и отворачивается к раковине, чтобы сполоснуть миски из-под хлопьев, прежде чем загрузить их в посудомоечную машину.

— У меня сегодня родительский комитет в школе. Ты побудешь с девочками?

— Сегодня вечером?

— Да. В семь часов.

— Боже, Ева, прости, я не смогу, у меня сегодня деловой ужин. — Эндрю протягивает ей чашки. — Я думал, ты знаешь.

Ева внимательно смотрит на мужа:

— Нет. Это не записано в календаре.

— Разве? — Он отключает ноутбук и сует его в сумку. — Прости, любимая, я виноват. Я не думал, что должен вечером сидеть с детьми.

Ева чувствует, как кровь опять приливает к щекам.

— Сколько еще раз я должна повторить, что ты не просто сидишь с детьми. Ты их отец.

— Слушай, это же просто очередное собрание. Неужели они не обойдутся без тебя?

Она сует еще одну миску в посудомойку.

— Дело не в том, что не обойдутся. Просто у меня есть определенные обязательства.

— Ну тогда позови няню. — Эндрю смотрит на нее в упор. — Прости, но я не могу пропустить этот ужин. Сейчас и без того сложности на работе. — Затем, немного смягчившись, добавляет: — Я знаю, что у тебя тоже есть определенные обязательства, но ты же изводишь себя то школьными делами, то вот этой свадьбой. Ты слишком много взвалила на себя.

Ева бросает пучок столовых приборов в подставку посудомойки, выронив на пол нож.

— Да, я слишком много взвалила на себя.

Она ждет, что он скажет что-нибудь о том, что как раз другие не взваливают на себя все и вообще не слишком заморачиваются, но он просто собирает свои вещи, целует ее на прощание и убегает, оставив в полном раздрае. Она считает до десяти, берет себя в руки и выходит из кухни.

— Если вы обе, — истошно орет она девочкам, — не оденетесь прямо сейчас, то сами будете объяснять директору школы, почему пришли в пижаме.

И не думайте, что я не смогу увезти вас в таком виде!

— Вау! Наша мама, — слышит она бормотание Хлои в гостиной, — самая ужасная мама на свете.

10

— Думаешь, все будет хорошо?

Тед появляется в дверях студии Сибеллы с чашкой кофе в руках. Она разминает пальцами кусок белой глины на вращающемся гончарном круге, ее кофе дымится рядом на скамейке.

Уже в который раз с тех пор, как встретил ее, он восхищается ее мастерством. Тем, как скользит между ее пальцами мокрая глина, как вращается круг под напором ее ступни. Ее зеленые глаза сосредоточенно смотрят на них, на левой щеке — белая полоса, за спиной — высоченный стеллаж для сушки с рядами белых, точно привидения, горшков.