Литмир - Электронная Библиотека

Ведь когда-нибудь обязательно изобретут способ проявлять все, что запечатлено в материи, но я-то не доживу до этого дня. А вот сейчас стою тут между стен какого-то из строений Хастинапура — может быть, дворца царей рода Куру?! — стою и плакать готова от своего бессилия преодолеть время. Один шаг отделяет меня от этих стен, один мой шаг и три (или пять?) тысячелетия.

…Благородные Пандавы всю жизнь свою посвятили борьбе со злом и несправедливостью. И победили…

Кеваль окликнул меня сверху:

— У вас будет тепловой удар, мэдам. И потом — здесь, правда, есть кобры. Поедемте. Вас ждут в колледже, вы опаздываете на лекцию.

И я послушно поднялась из раскопа и поехала в колледж и, извинившись за опоздание, стала читать обещанную лекцию о сходстве русского языка с санскритом, языком древней Индии.

— Наукой пока точно не установлено, какие исторические связи существовали между предками славян и древних арьев, пришедших в Индию, возможно, из причерноморско-прикаспийских областей через Среднюю Азию…Факты родства славянских, в том числе древнерусского, языков с индо-иранскими, особенно с санскритом, поразительны. Да и в современном русском языке, прямо на его поверхности, если мне будет позволено так выразиться, лежат не десятки, а сотни слов, почти неотличимых от санскритских, — говорила я внимательно слушавшим меня студентам.

— Вот, например, санскритское слово «матри» близко к немецкому «муттер», латинскому «матер» и древнерусскому «матерь», но слова «праматерь» и «праматри» встречаются только в некоторых славянских и, в частности, в русском, и санскрите, равно как и слова «деверь» и «девар», «сноха-сношенька» и «снуша» или многие совсем или почти совсем одинаковые числительные: «два» — «два», «две» — «две», «двое» — «двая» и т. д. (Да неужто эти слова звучали там, откуда я только-что сюда приехала?!) Заметное сходство сохранилось доныне в строении русских и санскритских глагольных форм, приставок, суффиксов, а также в тех смысловых изменениях, которые придают приставки и суффиксы именным и глагольным формам…(А ведь и кто-нибудь из Пандавов мог употреблять слово «параплавате», как мы употребляем слово «переплывает», или «уткрита» в смысле нашего «открыто», «вскрыто», или «харша» в смысле «хорошо», или «вар» в смысле «вар», «варить», или «свара» в смысле «свара», «крик», или «суха» в смысле «сухо» или…или…). Это большая проблема, которой следует уделить первостепенное внимание именно сейчас, когда легко осуществить совместную исследовательскую работу русских и индийских лингвистов, — закончила я свою лекцию.

Затем я была приглашена на обязательную чашку чая в кабинет директора. Осмотрев колледж и отобедав с его преподавателями, разговор с которыми походил скорее на продолжение лекции — до такой степени их интересовало все о русском языке, — я, наконец, уехала домой, да и то только после того, как дала моим гостеприимным хозяевам обещание основать у них школу русского языка и приезжать давать уроки два раза в неделю.

Я не смогла выполнить это обещание. Просто немыслимо, физически невозможно ездить по жаре дважды в неделю за 100 миль, хотя меня очень манила перспектива попутно завернуть еще не раз и не два в Хастинапур, герои которого и доныне близки каждому в Индии.

В городе Гургаоне, например, имеется колледж имени Дроны— древнего мудреца и воина, наставника Пандавов в искусстве боя. Перед колледжем стоит и памятник Дроне, будто он жил в этом или самое большее прошлом веке.

Пожалуй, одна из наиболее своеобразных черт индийской культуры — удивительное умение помнить. И не только помнить, но и перебрасывать мостики из древности в современность. Когда встречаешь в газете или слышишь по радио имена героев эпоса, словно это имена всем известных современных политиков, тогда очень четко ощущаешь, что разрыва в культурной преемственности нет, что время в Индии одинаково несет на своих волнах и многие традиции прошлого и свершения настоящего. Народ, весь народ в целом, тысячелетиями хранит в глубине своей души заветы мужества и самоотречения, благородства и высокого патриотизма, — заветы своих далеких-далеких предков, отраженные в эпических поэмах. И когда бы ни поднимался он на борьбу, когда бы ни требовалось ему объединить свои усилия против врагов и притеснителей, — всегда становился он под стяги этих заветов, этих светлых идеалов, отражавших самые лучшие человеческие чаяния.

Есть в Индии места, где очень явственно сгущены столетия. Кажется, что, если бы мог произойти сдвиг во времени, все увидели бы слои минувших веков, подобно тому, как видят обнажаемые обвалами геологические пласты.

Таким местом и является город Мирут. Здесь, в Мируте, в 1857 г. началось великое антианглийское восстание, прославленное «восстание сипаев», зарево которого охватило половину неба Индии. Именно отсюда, с этой земли, двинулись полки индийских солдат в поход против сил угнетения и зла, за правду, за победу справедливости.

В Мируте стоит памятник героям восстания. Я не раз бывала там, сидела возле него на скамейке, в тени цветущих деревьев, разговаривала с людьми. Многие мирутцы приходят в парк к памятнику, гуляют, отдыхают, рассказывают гостям города о его прошлом, о двухлетней истории восстания и трагическом кровавом его разгроме.

Рассказывают они и о другом, более позднем событии — о суде-расправе, о суде-демонстрации, суде, который, по замыслу судей, должен был показать миру, как сильна власть колонизаторов в Индии, а показал, как она слаба: о суде над вождями коммунистического и рабочего движения, начавшегося в 1929 г.

Подсудимых привезли со всей Индии сюда, в небольшой городок, казавшийся тихим, незаметным, провинциальным и далеким от кипучей жизни таких городов, как Бомбей или Калькутта. Но громкое эхо этого суда прокатилось по всем уголкам Индии, по всему земному шару и потрясло основы неправой власти.

И когда я услышала, как один из мирутцев, вспоминая процесс, назвал его героев «Пандавами нашей эпохи», я нисколько не удивилась: на земле Пандавов кому же и бороться за правду, как не Пандавам?!

О столице семи империй

Индия. Тысячелетия и современность - img_5

Как-то я спросила одного из друзей, приехавшего в Индию по делам Внешторга всего на несколько месяцев, но давно интересовавшегося культурой и историей страны и ее народа:

— Как вы думаете, правильно говорят, что Дели это не Индия?

— Да, конечно. Какая же это Индия? Вот Джайпур — это Индия, Гвалиор, Варанаси, Матхура — это Индия. А Дели — это почти европейский город. Ведь он населен чиновниками, которые получили образование в колледжах европейского образца. К тому же они сыновья чиновников, некогда обученных англичанами. Тут кипит новая жизнь.

— Ну, а разве новая жизнь уже не Индия? Мне кажется, что в лицо Дели нужно всматриваться и всматриваться. Это совсем особенный город. Да и вообще, может быть, надо говорить не о лице, а о лицах Дели. Вы же, наверное, не раз слышали такое выражение: «Дели — столица семи империй и могила семи империй»?

— Конечно. Оно есть во всех путеводителях.

— Империи возникали и рассыпались, а Дели оставался. Это немаловажный урок истории. Вот по этим улицам проходили армии махараджей, султанов и императоров. Здесь казнили и чествовали, здесь плакал и ликовал народ, здесь он боролся и побеждал. Вы бывали в кварталах, которые носят название Индрапрастха?

— Ну, как же. Там ведь много разных учреждений и издательств.

— А вы знаете, что значит само слово «Индрапрастха» и с чем оно ассоциируется в сознании каждого индийца?

— Никогда не задумывался об этом. А с чем?

— С «Махабхаратой» и с ее героями.

— Каким образом? Расскажите, пожалуйста.

— Хорошо. Когда стала немыслимой совместная жизнь Панда-вов со своими двоюродными братьями в Хастинапуре, царство было разделено и часть земель получили Пандавы. Обрадованные таким щедрым даром пять братьев повелели выжечь и расчистить дикие непроходимые леса на берегах Джамны и воздвигли там дивный город. Этому-то городу, который, как повествует эпос, был подобен небесным чертогам и красотой своего убранства превзошел даже великославный Хастинапур, дали имя Индрапрастха.

3
{"b":"881130","o":1}