Связь времен
Едем из Дели, через Мирут, или, в более точном произношении, Мерат, и дальше по Мирутскому шоссе. Глиняные деревни, конические хранилища для топлива — сухих навозных лепешек, маленькие участки полей, окаймленные узкими ирригационными каналами, группы оживленно болтающих женщин возле колодцев и солнечные блики на боках круглых медных кувшинов для воды. Опять плоскокрышие домики за глиняными заборами, беленькие храмы возле деревень, буйволы, лежащие в воде деревенских прудов, серое полотно раскаленного шоссе, стада тощего скота, бредущие навстречу, — все, как обычно в любой обычной поездке по обычному индийскому шоссе…
И вдруг!
— Стойте, Кеваль! — закричала я.
— Что случилось, мэдам?
Но я уже выскочила из машины, подбежала к дорожному указателю на развилке дороги и застыла перед ним, глазам своим не веря. На трех его стрелках черной краской было написано четко и ясно, на современном хинди, что до Мирута, откуда мы ехали, 20 миль, до какого-то неизвестного мне городка Рамраджа 8 миль, а до Хастинапýра — до Х-а-с-т-и-н-а-п-у-р-а — 3 мили! Что это? Галлюцинация?
Мои ощущения можно было сравнить только с чувствами человека, который где-нибудь в Турции, например, увидел бы указатель: «До Трои столько-то», причем раньше, чем были обнаружены Шлиманом и раскопаны ее остатки, т. е. тогда, когда все знали, что нас от нее отделяют века и века, но что где-то, когда-то она все же существовала, а где и когда — никто не знал.
Читаю снова и снова букву за буквой: до Хастинапура — 3 мили. А за дорожным знаком — столбы электропередачи и провода — наша эпоха. Три мили — это еще можно понять. А сколько тысячелетий?!
Минимум пять по всем подсчетам историков и астрономов индийской традиционной школы и по глубокому убеждению народа Индии.
Значит, от событий, описанных в «Махабхарате», меня отделяет пять тысячелетий.
Куда же указывает дорожный знак? В реально существующий Хастинапур или в глубину веков — в прославленную столицу царей «Махабхараты», подвигам которых посвящены все восемнадцать книг этой эпической поэмы древней Индии?
Итак, в IV тысячелетии до н. э. здесь, где стоим сейчас мы все — дорожный знак, машина, шофер и я, — жили всесильные Кауравы, т. е. потомки рода Куру, который прославился своими великими подвигами во всех трех мирах: земном, небесном и подземном. Имя каждого царя из рода Куру бессмертно, ибо мудростью, справедливостью, отвагой и заботой о благе своих подданных было отмечено каждое их деяние — до тех пор, пока не началась череда непоправимых бед…
— Поедемте, мэдам, нельзя так долго стоять под солнцем, — это голос Кеваля.
— Да, конечно, да, поедем, сейчас поедем, да…А знаете, Кеваль, куда поедем?
— Знаю. Вы мне сказали — в колледж возле Рамраджа.
— Нет, нет. В Хастинапур. Разворачивайте машину!
Побежала под колеса горячая река асфальта. Я откинулась на мягкую спинку сиденья.
Да, так что же случилось? С чего начались все несчастья рода Куру? Много несчастий и невероятно много приключений.
…Один из правителей царства не оставил потомства, а потому всему славному роду Куру грозила гибель. И тогда к его двум женам был призван великий мудрец Вьяса, которого почитают создателем «Махабхараты», — черный, косматый и страшный. Когда он взошел на ложе первой из жен, она от ужаса закрыла глаза, и сын ее появился на свет слепым. Его назвали Дхритара-штра, т. е. «Могучий царь», потому что ему, как старшему в роде, предстояло править царством. Предстояло. Но он не правил. Не правил много лет — пока царил в Хастинапуре его младший брат Панду, который не был слеп. «Панду» означает «бледный». Это имя дали мальчику из-за того, что его мать, увидев приближающегося Вьясу, смертельно побледнела и родила в назначенный богами срок мальчика со светлой кожей…
Да, все так. А что же дальше? Картины эпоса мелькали перед моим мысленным взором, как кадры старого фильма.
…Оба царевича получили воспитание, предписанное древним законом всем сыновьям царского рода. Их обучили справедливости и обузданию чувств, они стали воинами, а в час счастливого сочетания звезд вступили в брак.
У слепого Дхритараштры родилось сто сыновей. Детей украшали многие добродетели, но старший среди них, Дурьодхана был зол, коварен и завистлив, чем не раз погружал сердце отца своего в тяжкую скорбь.
А царь Панду совершил в своей жизни роковую ошибку: однажды на охоте он убил оленя в миг его любовного сочетания с избранницей. И вдруг оказалось, что это не олень, а отшельник, обернувшийся оленем, и отшельник проклял Панду, сказав ему, что он тоже умрет в миг свершения своей любви. Испуганный таким проклятием Панду не приближался к женам много лет и поэтому не имел потомства. А это большое несчастье, особенно для царя. И тогда сами боги взошли на ложа его юных супруг и подарили им пятерых сыновей, пятерых несравненных героев, которые со времен «Махабхараты» известны под именем Пандавов т. е. «сыновей Панду»…
Вот так все и описано в эпосе. И цари и их потомки, — все они правили вот здесь, в Хастинапуре, на этой земле? Я оглянулась вокруг.
Машина ехала мимо маленьких селений, мимо ровных сухих полей, в ее стекла бил горячий воздух, а из-под колес взметались вихри мелкой песчаной пыли. На ветвях деревьев то тут, то там виднелись сгорбленные силуэты грифов — «санитаров индийских деревень».
…Панду мудро правил страной вместо своего слепого брата, и в царском роду все было спокойно. Но настал миг, когда сбылось предсказание отшельника: гуляя в ясный день в цветущем лесу со своими супругами, он, охваченный порывом страсти, приблизился к младшей из них и погиб.
Злой Дурьодхана, подобный коварной змее, таил зависть к достоинствам и славе юных Пандавов, но умело скрывал это, лишь изредка пытаясь извести своих двоюродных братьев хитрыми заговорами, но безуспешно…
Что же еще говорится в «Махабхарате»?
…Хастинапур — «Город Слонов». Он день ото дня становился все краше. Площади были всегда политы ароматной водой, каналы и фонтаны источали прохладу, сады цвели, и деревья круглый год приносили плоды…
— Подъезжаем, мэдам, — ворвался в мои мысли Кеваль.
— Уже? Так быстро?
— Да. Наверное, это где-то тут.
Действительно, три мили — не расстояние. Появились какие-то не то холмы, не то курганы. И слева, и справа. Некоторые с такими крутыми склонами, как будто под ними стены, остатки стен. Или мне только кажется?
«Улицы его были подобны драгоценным ожерельям от обилия прекрасных зданий и дворцов».
Холмы и насыпи каменисты, песчаны, сухи и покрыты колючими пучками травы и низкими кустами. Пусто, пусто. Только коршуны кружат в горячем небе да пыль вихрится за машиной.
— Где же Хастинапур, Кеваль? Это он?
— Кто знает. Сейчас спросим у кого-нибудь.
Подъехали к небольшому поселку. Спросили в храме. Молодой жрец вызвался проводить нас к месту раскопок. Зашагали по песку и камням.
— И много уже раскопали? Многое нашли?
— Говорят, средств не хватает. Да и уверенности нет, что именно это тот самый Хастинапур. Видите, и реки-то нет.
— Но ведь она и уйти могла. Мало ли индийских рек меняют свои русла.
— Конечно, могла. Вероятно, и ушла. Ну вот, смотрите, это раскопки. А я прощусь с вами, мне пора в храм. Только осторожно — здесь змей много.
До змей ли мне было! Под ногами лежал глубокий раскоп, открывавший остатки стен, сложенных из огромных кирпичей. Одни стены шли вдоль, другие поперек. Одни были выше, другие ниже.
Цепляясь за их выступы, я слезла вниз. Я ходила по дну раскопа, оглядывала каждый кирпич, стояла перед их изломами. Думала, что хорошо бы случиться чуду — этим камням заговорить со мной на пустынном кладбище древней культуры. Как хотелось найти на них хоть слабое подобие той естественной волшебной фотографии, так чудесно выдуманной и описанной И. А. Ефремовым в его рассказе «Тень минувшего».
