На высоком, безукоризненно синем небе ни облачка. Раскалённый солнечный диск висит прямо над головой, высветляя беспощадными лучами и без того белейшие мраморные плиты. Спасительная прохлада тени так близко и так далеко. Струйки пота непрерывно бегут по всему телу, спускаясь из-под полированного шлема на грудь и спину. Плоть под доспехом из стали и кожи горит, томится, но привычно сносит все тяготы дневного караула. Камал коротко моргнул. Ничего. Даже сомкнутые веки не дают увидеть темноту, только беспощадно яркая зелень в уставших глазах. Он перехватил древко копья на полдюйма выше, надеясь, что прикосновение раскалённого дерева его немного взбодрит.

Шагов слышно не было. Как всегда. Статная фигура в светлых одеждах появилась из арки за спиной, распространяя вокруг себя едва уловимый запах сгоревших благовоний. Камал вытянулся ещё ровнее, хоть и до того стоял безукоризненно прямо.

Многие ли в Фаахане видели Его так близко? Да, встречал весь город, но при этом видели лишь светлую фигуру, мерно покачивающуюся на слоне. А я… Вчера, проходя купальни, Он взглянул на меня своими странными нечеловеческими глазами... И ночью мне снился этот взгляд, будто освещающий полумрак дворцовых переходов. Бог. И так близко.

Мужчина в светлых одеждах остановился в паре шагов, не дойдя до резных перилл балкона. На мгновение он полуобернулся, будто о чём-то задумавшись. Затем поднял голову вверх, осматривая небо и далекие горы.

Камал услышал, как Он глубоко вдохнул через нос. Цветущие в огромных кадках растения заволновались, затрепетали, приветствуя свежий ветер.

- Воистину велик и милостив бог терпения. И зная слабость слуг своих, прощает им. – Прошептал второй стражник, с благоговением глядя вслед удаляющемуся мужчине.

Ветер усиливался, вспотевшее тело под доспехами приятно холодило.

- Велик и милостив, - кивнул Камал.

В отличие от Хранителя Прабодхана. Тот безжалостно вырезает другие касты, стоит им только лишь поднять голову и заговорить. Вырезает даже детей. Вырезает нашими руками.

Ночная прохлада шёлковым покрывалом опустилась на город, успокаивая истерзанные жарой улицы. Мрамор гранёных колонн и тёмный камень мостовых быстро отдавали накопленное тепло. Освободившись от тяжёлого доспеха, Камал быстро и бесшумно шагал по опустевшим улицам, тешась нарастающим предвкушением. Обойдя дворцовую площадь переулками, он двинулся в сторону Поющих фонтанов, стараясь держаться в тени факторий. Эти особенные, двухэтажные дома несколько выделялись на фоне традиционной меланорской архитектуры Фаахана и принадлежали влиятельным гильдиям иноземных торговцев. Во многом поэтому здесь почти не было патрулей. Купцы были важны для города и Хранитель часто прислушивался к их желаниям. Камал не боялся случайной встречи со стражей чужаков, к воинам Первой сотни все относились с должным почтением, а вот попадаться на глаза кому-либо из своей касты было опасно. Бродить одному в такое время… после недавних событий… Поползут слухи. Вынюхивать можно даже не зная, что именно ищешь.

Миновав шелестящую аллею апельсиновых деревьев, он свернул в безлюдные ряды Малого базара, бросая по сторонам внимательные взгляды. Всё было тихо. Лавки закрыты, тенты и навесы сложены, цветастые палатки прятались по окрестным домам до утра. Поблизости ни души.

Камал нырнул в нужную подворотню, оказавшись у знакомой кирпичной стены, легко подпрыгнул, вытягивая руку. Подтянулся, ловко спрыгнул с другой стороны, побежал. Мерные, широкие шаги могла бы расслышать только собака. Мягкие сандалии скрадывали звуки, ровное дыхание звучало не громче, чем обычно. Нижний город встретил его резкими запахами специй, преющих фруктов и навоза. Приземистые, выбеленные извёсткой хижины светлели вокруг, окруженные низкими глиняными стенами. Тут и там сквозь ставни пробивался свет, слышались голоса, смех и звуки любви. Камал торопился, но невольно замедлил шаг, жадно ловя сладкие вздохи и выкрики.

В этой части города селились ворумийцы. Самая многочисленная и самая низкая каста в стране. Хорошие земледельцы и строители, но не войны или торговцы, они никогда не стремились к власти, не устраивали бунтов или восстаний. С ними не было проблем ни у кого, а у них, в свою очередь, всё было как нельзя лучше. Простая, сытная жизнь. В меру богатая, не отягощённая сложными надуманными проблемами. Они много работали, отдавая всего себя делу, и также отдыхали, благо времени и сил хватало на всё. Их женщины были добры и улыбчивы. И рожали детей чаще других. Чуть ли не каждый год. Иногда двух или трех близнецов.

Камал считал, что это действительно разумно – просить о детях, предаваясь любви, а об урожае – удобряя поля. Он уважал Воруума, бога жизни и созидания, за такие практичные заветы. И даже иногда, не слишком часто, вспоминал о его последователях без обычного лёгкого презрения, свойственного всем прочим кастам.

Петлять по узким улочкам ворумийского квартала можно было долго, но Камал уже успел изучить лучшие пути. Где-то срезая через чужие дворы, где-то пробегая по толстым глиняным стенам и плоским крышам – он преодолел весь лабиринт из хат и амбаров за полчаса. А потом был вынужден остановиться и ждать. Проносящиеся высоко в небе рваные тучи на время скрыли молодой месяц, а без его света идти дальше было практически невозможно. Камал с досадой вспомнил пылающие жаровни и масляные фонари, освещающие ночь во дворце. И даже постовые факелы казармы, раздражавшие копотью и запахом. Но он не для того делал такой крюк, петляя по грязным подворотням, чтобы глупо выдать себя, воспользовавшись огнём. Возможные преследователи, даже если они и были, точно остались далеко позади, но привлекать лишнее внимание местных всё равно не стоило. Камал достал из-за пазухи полотняную маску из грубой материи и, утерев лоб от пота, надел, скрыв всю верхнюю половину лица. Тем временем, месяц снова показался на небе, осветив короткий арочный мост через ручей. Там, на другом берегу, будто бы было темнее, чем в остальных частях Фаахана. Было ли это причиной или следствием того, что здесь веками жили аранайцы? А может, особый оттенок темноты был просто плодом воображения?

Холодный камень моста остался позади. Неяркий и почти приятный, суеверный страх – тоже. Но журчание чёрной воды всё ещё отзывалось мягким эхом, настраивая на особый лад, заставляя замедлить шаг и придавая размеренную плавность движениям. Кругом были люди. Многие – в таких же ритуальных масках из грубой ткани. Не мощёные, но чистые улицы полнились тихими голосами и чуть слышным хлопаньем одежд на ветру. Всё это, вместе с шелестом листвы, волнами накатывающим со стороны леса, рождало неповторимую песнь ночи. Слушать которую Камал только учился. Аранайя, богиня теней, снов и перерождения, была самой открытой из верховного пантеона и говорила практически с каждым. Но понять ее шёпот могли лишь праведные. Лишь её последователи, аранайцы, живущие по заветам богини и почитающие её превыше прочих верховных. Камал дышал полной грудью, силясь уловить неясные шорохи мысли, радуясь тому, что предыдущей ночью спал не более двух часов и, если на то будет Её воля, сегодня проспит ещё меньше.

Стараясь идти по самому краю улицы, иногда украдкой касаясь стен домов, он вежливо кланялся проходящим мимо, отвечая на немые приветствия. Разумеется – его не узнавали. К счастью. Эта ночь выдалась довольно тёмной, и даже аранайцы наверняка были вынуждены пить свои зелья, чтобы не спотыкаться во тьме. Стоило Камалу подумать об этом, как со стороны раздался тихий, скрипучий смешок. Маленький, согбенный старик сидел на ступенях у скромного дома и лениво поглядывал на проходящих. При нём не было традиционного зелёного светильника из особых, питающихся светом грибов. И таким как он не требовались специальные эликсиры. Глаза долгожителей аранайцев заметно выделялись во тьме, бликуя неогранёнными изумрудами, словно у диких кошек. Камал коротко поклонился и ему. Гадая, что именно рассмешило старика. Неловкая, осторожная, хоть он и старался не выделяться, походка? Или тот заметил казённые сандалии на его ногах? А если заметил – догадался ли обо всём или просто доволен новой победой богини?